Простые чудеса. Новые истории, изменившие жизнь

Проходит ровно семь лет, и 13 июля 2019 года в семье у Антона появляется мальчик, которого называют Николаем. Я очень удивился тогда, спрашиваю у сына:

– А ты знаешь, что второе имя Володи – Николай?

Тот вскидывает на меня широко открытые глаза:

– Нет, даже не подозревал.

– Надо же, – говорю я, – смотри, Володя спустя семь лет нам вот такой привет послал.

И ведь, понимаете, ровно 13 июля…

Разве можно назвать такое случайностью, судьбой? Я, пожалуй, назову это промыслом Божьим.

Те же цифры, но в другом порядке запечатлелись в нашей семье еще пару раз. Моя сестра Елена родилась 31 декабря. Для нашей страны день сам по себе необычный – канун Нового года, все празднуют; и надо ж так умудриться, чтобы именно в этот момент появиться на свет. Но Елена на этом не остановилась, она еще и первого сына своего тоже 31 декабря родила – отпраздновала в роддоме и рождение ребенка, и рождение года.

Следующая дата, которая повторяется в моей жизни с завидной регулярностью – 22 ноября. Расскажу про пару моментов, связанных непосредственно со мной и Светланой.

22 ноября 1986 года мы с моей будущей женой расстались навсегда. Шаг этот был вынужденным, но, как мы тогда полагали, совершенно необходимым. Мои родители всегда хотели, чтобы я пошел по военной стезе, и, отслужив два года в погранвойсках, я как раз поступил в высшую школу КГБ. Намеревался защищать страну, стать разведчиком, а какая личная жизнь у разведчика? Надо о Родине думать в первую очередь! Так, по крайней мере, я считал. Со Светланой мы только познакомились и начали встречаться, очень друг другу понравились (во всяком случае, я так полагал и чувствовал), но… долг же зовет! И скрепя сердце она приняла мой выбор, сказала, мол, да, это важнее.

Удивительно, какими наивными были люди в те времена: Родина превыше всего, личное в сторону, все на благо своей страны. Такое у нас было воспитание, такие представления о жизни, такие идеалы. Я об этом абсолютно серьезно говорю даже сейчас и раньше был твердо в этом уверен.

В общем, 22 ноября мы со Светланой провели последний день вместе и по обоюдному согласию решили расстаться.

Выдержали друг без друга ровно сутки…

Ведь сильные чувства были не только в те времена, а всегда.

Через сутки я приехал и предложил ей выйти за меня замуж. Уже через три месяца (как положено было по закону) мы поженились, а через год у нас родился сынишка Антон. Когда же пришло время его крестить, мы, совершенно не сговариваясь, пришли в храм 22 ноября 1988 года и в этот день покрестили нашего первенца.

Мы создавали семью, шли маленькими шажками к Богу, думали и размышляли о нашем браке и о вере и наконец пришли к выводу, что хотим общего союза не только на земле, но и на Небесах, так что, когда Антону было примерно три с половиной года, приняли твердое решение обвенчаться. Нужно помнить, что жили мы еще в Советском Союзе, где вера и православие находились хоть и не в запрете, но и не в почете. Да, уже вовсю шла Перестройка, и многое из того, что раньше откровенно возбранялось, стало возможным, однако я по-прежнему учился в школе КГБ, и, поверьте, в то время мне было бы сложно объяснить моему «партийному» руководству, почему офицер госбезопасности идет в храм венчаться. Но, слава Богу, со священником обо всем договорился один мой товарищ, майор КГБ, кстати.

Венчались мы со Светланой в полуразрушенной церкви в районе Волоколамского шоссе почти на выезде из Москвы. И только уже стоя с ней перед алтарем, я вдруг понял, что сегодня 22 ноября. Именно в этот день пять лет назад мы расстались, казалось, навеки, и в этот же день теперь соединяем наши сердца и души перед Господом.

Были у нас и другие события, связанные с ноябрьской датой. Не так давно, 22 ноября 2017 года, ушел из жизни наш большой друг Дмитрий Хворостовский, и это была поистине тяжелая потеря. За свою жизнь он успел феноменально много. Его песни, его записи и альбомы, его поездки и гастроли и, самое главное, его невероятный голос, обладавший способностью проникать в людские сердца и оставлять там глубокий след, – это огромный и совершенно неоценимый вклад в русскую культуру.

С Дмитрием я познакомился в пору расцвета его карьеры. Он много работал, выступал, записывал альбомы, но в это же самое время у него шел бракоразводный процесс с первой женой. Ситуация была не самая легкая для всех, в первую очередь с моральной стороны, плюс дело усугублялось еще и финансовыми вопросами. Как-то Дмитрий смог через это все пройти, а спустя некоторое время женился повторно. Во втором браке он был счастлив, жена оказалась ему верной соратницей и помощницей во всем, однако я не мог не видеть, что внутри у Димы идет постоянная борьба, душевная и духовная.

Путь, по которому он шел к Богу, нельзя назвать простым, это тернистая, заросшая сомнениями и колебаниями дорога, с расщелинами искушений и ямами неверия, куда Дима время от времени проваливался. Тем не менее он все-таки шел, неуклонно шел вперед.

Его не крестили при рождении, и в юности он был настроен к вере и религии довольно равнодушно. Но однажды певец летел на гастроли, и самолет вдруг резко начал терять высоту, стало понятно, что они могут разбиться. Дмитрий потом вспоминал, что все вокруг молились, а он даже не знал, кому молиться, и это привело его к мысли о том, что вера ему все-таки нужна; возможно, тогда впервые в жизни он произнес молитву сам. И дал себе обещание: если сейчас спасется, то обязательно покрестится. Бог услышал просьбы людей: самолет удержался в воздухе, совершил экстренную посадку, все выжили. И Дима сдержал слово, пошел в храм и крестился. Ему тогда было около тридцати лет.

После этого он весь погрузился в новую жизнь и в творчество. Его друзья и окружение были в основном атеистами, и Диме неоткуда было получать поддержку для слабого ростка его веры, поэтому в тот период жизни он редко вспоминал о Боге. Однако чем старше он становился, тем больше задумывался о «горнем». Как-то раз мы с Дмитрием оба были в командировке в прекрасном старинном сибирском городе Тобольске: у меня работа, у него концерты. На следующий день после очередного его выступления я предложил ему поехать в монастырь, который находился недалеко под Тобольском в городе Абалак, и он согласился. В Абалакском монастыре мы провели целый день, Дима очень интересовался всем, спрашивал о чудотворных иконах, о пришедших паломниках, обо всей культуре православия и, конечно, о вере.

В его творчестве и раньше присутствовали духовные песнопения, даже вышло несколько альбомов с подобными записями, а незадолго до того, как Дмитрий узнал о своем неутешительном диагнозе, он как раз записал потрясающий сборник богослужебных песен и представил его на сцене Концертного зала имени П.И. Чайковского.

Когда я слышу разговоры о том, что, дескать, Дмитрий в каком-то интервью говорил, что не верит в Бога, или споры, разочаровался он в православии или не разочаровался, я отвечаю очень просто: «Послушайте его альбом с духовными песнопениями. Просто послушайте, и вы все поймете сами». Невозможно так спеть эти священные гимны, не имея Бога в душе. Это настолько проникновенное и глубокое исполнение молитв, что, когда Святейший Патриарх Кирилл послушал этот сборник, он не задумываясь наградил Дмитрия орденом Преподобного Сергия Радонежского – одной из высших наград в православной церкви. И вот что я вам скажу: неверующих людей, атеистов, не награждают такими наградами, более того, они не записывают таких сборников и никогда не смогут так исполнять молитвы!

Дима уходил тяжело, очень тяжело, не мог смириться с болезнью, не мог смириться с тем, что жизнь заканчивается, а он столько еще не сделал. В 2015-м, когда у Димы начались проблемы со здоровьем, он отправился по врачам. Те констатировали у него большую неоперабельную опухоль мозга и дали ему максимум полтора года. Это, конечно, был удар и шок. Но Дима – настоящий боец, он боролся, проходил через курсы химиотерапии, и после отмеренного ему докторами срока прожил еще полтора года, продолжая творить, выступать, верить.

Уже сильно болея, он не переставал совершать добрые дела, например, дал три благотворительных концерта в поддержку больных детей, и я рад, что смог поспособствовать ему в этом начинании. Деньги от его концерта 2016 года в Большом театре передали Русфонду, и около двухсот детей с онкологическими заболеваниями смогли получить медицинскую помощь. Только представьте, смертельно больной Дмитрий поет ради детей с похожими болезнями! Врачи лишь разводили руками и называли чудом то, что он с таким диагнозом вообще находит силы выступать.

Многие друзья Хворостовского считают, что одним из событий, сыгравших роковую роль в его жизни, было Димино решение спеть партию Демона в одноименной опере Антона Рубинштейна. Постановку делали совместно театр «Геликон» и Московская филармония, и Дмитрию предложили в ней ведущую роль. Он сомневался. Об этом впоследствии говорил и его аккомпаниатор, и другие близкие друзья (круг их был всегда довольно узок). Сомневался, но все-таки решился на этот шаг. Дима – человек творчества, и это был очередной творческий вызов, который ему захотелось принять. Арию Демона в свое время исполняли Федор Шаляпин и Георг Отс, как же не попробовать и ему?!

Мы с семьей присутствовали на премьере (она состоялась все в том же Концертном зале имени П.И. Чайковского), пришли поддержать Диму. Разумеется, как верующие люди, мы очень переживали за то, что происходит на сцене, но главное – в его душе. Интересно, кстати, что Дмитрий играл Демона… с крестом на груди. После премьеры, отвечая на вопросы журналистов, он сказал: «Несколько лет назад мы с Валерием Гергиевым попытались представить в концертном исполнении отдельные сцены, и не получилось – я жестоко заболел. В этом, казалось, проявилось некое предзнаменование, но меня это нисколько не испугало». Однако, скорее всего, именно поэтому на сей раз Дима не снимал креста во время выступления.

Да, такие странные, «мистические» вещи, с одной стороны, можно рассматривать как некое суеверие, но с другой – в Писании прямо сказано: «Не искушай Господа Бога твоего». И об этом же с завидной регулярностью говорят нам святые отцы Церкви. Все-таки человеку верующему нужно быть осторожным с тем, что представляется как минимум неуместным. А, согласитесь, подобная роль, причем в обеляющем этого персонажа контексте, не то чтобы уместна для христианина. Есть в этом некий вызов Создателю.

Как бы то ни было, зимой 2015 года Дмитрий спел эту партию, а уже в мае узнал, что у него опухоль головного мозга.

Дальше была борьба, были многие метания, была боль физическая и душевная и были добрые дела, которые Дима успел сделать перед своим уходом.

И вот еще одно странное совпадение. Летом 2014 года на сцене Концертного зала имени П.И. Чайковского Дима выступает с премьерой своего сборника богослужебных песен. Через полгода ровно в том же зале он поет «Демона». Проходит еще полтора года – и 24 ноября на этой же самой сцене стоит гроб с Дмитрием Александровичем. Все в одном и том же месте…

Он прожил светлую жизнь. Удивительную, полную падений и взлетов, сомнений и веры. Конечно, короткую, но, как я уже сказал, за эту короткую жизнь он сделал столько, сколько большинство людей не сделают и за тысячу лет. Мы молимся за него и храним о нем только самые теплые воспоминания.

Что ж, все мы в руках Божиих, нам остается лишь возносить молитвы об ушедших и об оставшихся. Как писал святитель Феофан Затворник: «Течение жизни сокрыто от нас, и случайности ее бывают так непонятны, что нам ничего не остается, как взывать: “Буди воля Твоя, Господи!” Ибо знаем, что от Господа идет всегда одно добро».

На этом удивительные даты в моей жизни не заканчиваются, и самая интересная из них, пожалуй, требует отдельного рассказа…

Двадцать первое августа

Будешь ли переходить через воды, Я с тобою… пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя.

    Книга пророка Исаии, 43:2

История, которую хочу рассказать, произошла со мной давным-давно, в юности. Но истоки ее возникли много раньше, и об этом нельзя не вспомнить…

Мой отец был крещен с детства, мама – нет. Отец прожил сложную жизнь. Родился в смоленской деревеньке, которую в первые месяцы Великой Отечественной немцы сожгли дотла и всех, кто уцелел, угнали в Германию, в лагеря. Так в девять лет мой папа стал узником «трудового» немецкого концлагеря под городом Франкфуртом. Более трех лет голода, унижений, побоев, каторжного труда и постоянной угрозы «расстрела на месте»… Чудом моя бабушка Акулина Даниловна и папа выжили и вернулись. Бабушка через несколько лет умерла, оставив отца сиротой. А он очень любил жизнь, держался, цеплялся за нее, карабкался вверх и никогда не сгибался. Старался сделать как можно больше, учился, работал, снова учился, а потом и нас, детей своих, учил. В церковь не ходил, но в сердце всегда Бога держал и любил.

Он рассказывал историю о том, при каких страшных обстоятельствах его крестили в суровые 30-е годы. Папу Алексея в детстве звали Лёнькой, и никто, никогда не учил его молиться, напротив, в школе постоянно твердили про это, как про нечто совершенно запретное и недопустимое. Он не знал ни одной молитвы и просто не понимал, как надо и можно просить кого-то невидимого и неведомого о чем-то конкретном. В деревне были старики и старухи, которые каждое воскресение ни свет ни заря отправлялись в дальнее село, где чудом сохранилась церковь. Возвращались они оттуда только после обеда, но почему-то счастливыми, а не усталыми, и с какими-то светлыми добрыми лицами. Сам Лёнька лишь два раза был в церкви в районном городишке Угре, куда ездил в воскресенье с матерью на базар. Да и то украдкой. Заглянул, испугался и сбежал, чтобы в следующий раз так же прошмыгнуть внутрь, постоять, затаив дыхание, в торжественном полумраке сладкого ладанового дыма и удрать от странного и непонятного ему чувства, от которого хотелось взлететь ввысь и никогда не касаться земли. И в этом тоже была какая-то странная несуразность: он с мамкой тогда в воскресный день ехал на рынок, а старики шли в храм Божий.

Но одно Лёнька знал точно и очень твердо, хотя никому никогда не рассказывал, что его крестили в раннем детстве, практически сразу после рождения. Однако мамка боялась ему про это сказывать, а вот папка много раз говорил. А сделали так, потому что после рождения он страшно заболел. Совсем еще был крохой, но подхватил двустороннее воспаление легких. Лежал в забытьи и помирал тихонько. Фельдшер только руками развел, когда наконец его дождались и он мальца осмотрел:

– Ничего не смогу сделать. Слишком тяжелый случай, а пацан слишком мал. Единственное, что могу посоветовать, так это… покрестите его.

Затем он немного помедлил, потоптался на пороге, поморщился и понизив голос, наклонился к мрачному Лёнькиному отцу Павлу Степановичу, моему деду:

– И еще, Павлик, ты это… не говори никому, что я посоветовал крестить пацана. Я ж партейный… От крещения так оно хуже мальчонке не будет точно. А там, глядишь, авось и поможет.

Помогло. А потому Павел Степанович, рассказывая эту историю, добавлял, что у Лёньки есть ангел-хранитель, защищающий от всех бед. И он-то его после крещения и спас. Лёнька даже наглядно себе представлял этого ангела-хранителя: большой такой могучий дядька с отцовским бородатым добрым лицом и ружьем в руках. За спиной огромные мощные крылья и обязательно кинжал за поясом, на котором еще и патронташ висит с полным боекомплектом. Вообще, ангелов Лёнька, как ни странно, в жизни видал. Пару глиняных крашеных милых ангелочков, которые стояли у соседки тетки Фроськи на буфете. Но они его абсолютно не впечатляли, так как были маленькие, пузатые, к тому же абсолютно голые. Вовсе не защитники и хранители, а какие-то несерьезные малыши-голыши, которые не смогли бы и от кошки уберечь. Потому и возник у Лёньки в голове другой образ ангела – в виде охотника-добытчика. А еще появился он в сознании мальчишки потому, что как-то раз он увидал картинку, на которой был изображен именно такой персонаж. Только тот вместо ружья держал в руках длинное копье. Но с копьем у них в лесу точно делать было нечего, а вот хороший дробовик вполне сгодился бы. Так что Лёнька решил перевооружить своего защитника, и теперь тот был ко всему готов.

Скорее всего, именно этот самый вооруженный двустволкой ангел-хранитель и спасал его уже несколько раз, как от той тяжелой болезни в младенчестве, так и в годы их с мамой злоключений. Иначе и невозможно объяснить, почему он выжил.

Мама родилась в Москве и не могла быть крещеной, потому как моя бабушка трудилась в Наркомпросе, а дед – и того страшнее, в иностранном отделе ОГПУ. Мама получила очень хорошее образование, преподавала политэкономию, философию и даже научный коммунизм. Вероятно, именно этот сложный предметно-педагогический опыт, помноженный на пытливость ума и величайшую склонность к анализу и изысканиям, заставили мою матушку стать настоящим исследователем. Со временем она все чаще стала приносить домой необычные для нашей среды книги, статьи о вере и православии. Сама их читала запоем, что-то пыталась пересказывать нам. В сорок восемь лет сознательно приняла крещение, в шестьдесят окончила Православный Свято-Тихоновский университет по специальности «богослов-катехизатор» и постриглась в монахини.

В семье нас было трое: у меня есть старшая сестра и младший брат. Все мы были некрещеными. В школе эти вопросы вообще не обсуждались, биология твердо стояла на позициях атеистического дарвинизма, а те немногие из однокашников, кто был крещен, предпочитали об этом помалкивать. Помнится, именно в те безбожные времена активно распространялись различные псевдокульты, «тайные знания» и оккультные практики. Самыми безобидными из них были астрология и хиромантия.

С хиромантии, весьма опасного увлечения, которое захлестнуло тогда даже подростков старших классов, не минуя нашего, и началась эта история.