Непобедимое племя

В ту минуту я задумался. Подозрительный незнакомец следит за мной, подсаживается и предлагает вступить в его шайку. Нет, конечно, золотоискатели зарабатывают хорошо, но предложение выглядело слишком темным. Одно меня останавливало от того, чтобы послать Брэдли к бесу – хеллисине меня интересовали не меньше.

– Значит ты, как тебя там, – начал я, – самый быстрый на западе или самый меткий?..

– Самый удачливый, – смялся Брэдли и застенчиво отвернул лицо.

Я расхохотался. Тейлорс подхватил смех, забирая у меня пустую рюмку. Пышные седые бакенбарды старика подпрыгивали вместе с отвисшими щеками. Брэдли раскраснелся, а вены на его висках взбухли. Он хотел что-то сказать, открыл рот, но захлопнулся, снял серую шляпу с головы и положил ее на стойку. Было видно, что он злится, но ничего сделать не может. Другой бы двинул мне по роже или еще чего хуже, но этот держался. Я сразу прочухал, что из себя представляет Брэдли.

– Так что? – сухо спросил он.

– Я подумаю, – ответил я и встал из-за стойки. Ноги ощущались ватными, меня слегка шатало.

Я подошел к двустворчатым дверцам, что висели на скрипучих проржавелых петлях и качались всякий раз, когда дунет ветер, обернулся на Брэдли. Он надел шляпу и громко сказал:

– Завтра в это же время!

Я никак не отреагировал. Вышел и направился к дому. Там меня ждала Сьюзен. Мы не были женаты. Сожительствовали, вроде так это называется. Об отношениях не распространялись.

Я прошел в крохотную кухоньку моего небольшого двухэтажного дома, что достался от матери, положил газету на стол, пододвинул ее к локтю замечтавшейся Сьюзен и произнес:

– Новая статья. Там про аджа написано.

Сьюзен, как обычно, улыбнулась, встала, поцеловала меня и задала свой коронный вопрос:

– Ты голоден?

Да, в ту минуту я действительно был голоден. Меня не трогало то, как она реагирует на мои статьи. Пара из нас вышла странная: тихая, будто две мертвые куклы. Возможно, мы подходили друг другу, но с другой стороны, меня она совсем не интересовала. Была скорее дополнением в пустующем доме, чтобы скрасить мое одиночество.

Вечером, после ужина я вышел на улицу. Там, на своей истрескавшейся деревянной лавочке я проводил закат. Смотрел на горы, придумывал себе, что может быть за ними. Под утро, когда полоски солнца осветили их хребет, я вернулся в дом. Сьюзен еще спала, а я, как последняя скотина, завалился рядом, тем самым разбудив ее. Проспал добрую половину дня. Очнулся от противного скрежещущего голоса, что доносился с первого этажа. Это была миссис Хамлоу, матушка Сьюзен. Женщина из тех, что любит чистоту и порядок. К ее великому сожалению, таких слов в нашем доме будто и не знали. Не хочу ругать Сьюзи, но хозяйка она так себе, ленива, да и плохая повариха. Не представляю, что бы творилось, будь у нас дети. Возможно, я зря ее ругаю. Молода она еще, на десять лет младше меня. Девахе едва стукнуло восемнадцать, а тут зачесалось ниже пояса. Ну да ладно, это все неважно.

Так вот, миссис Хамлоу я совсем не любил и видел такую же отдачу от нее. За одним столом мы не могли находиться более десяти минут: то она начинала пререкаться, то я. Черт ее знает, что там на уме: может мужика давно не пробовала, может, боялась за дочь, но, скорее всего, дело в ее сучном характере.

Я вышел из комнаты в ночной пижаме. Знаю, что такой мой вид сильно раздражал миссис Хамлоу, но ничего не поделаешь, ведь дом мой и правила в нем только мои. Она здесь никто, и даже ее дочь Сьюзен, как бы я хорошо к ней не относился, тоже никто.

Миссис Хамлоу стояла в холле. Ее пожухлое лицо походило на пекан. Она молчала и следила за тем, как я медленно и надменно спускаюсь по лестнице. Когда поравнялся с ней в плечах, бездушно поприветствовал и прошел в кухню, где Сьюзен что-то готовила. Запах был похож на рыбу, только протухшую, или на немытые ноги. Хамлоу, кстати, ни слова не обронила. Она лишь вошла за мной, присела на стул у кухонного стола и противно отвернулась. Вероятно, чтобы не видеть меня.

– Что на завтрак? – спросил я у Сьюзен.

Та что-то промямлила. Я не расслышал, но хмыкнул, будто понял. Мне было все равно, чем она сегодня попытается отравить меня. Настроения не было. Наверное, из-за присутствия ее матушки. Я взял газету, деловито раскрыл и начал неспешно ходить глазами по строкам собственной статьи. Я помнил ее наизусть, но в тот миг это было лучшее, чем я мог себя занять.

– Что-то не так, Теодор? – расторгла тишину миссис Хамлоу.

Я не ожидал этого, но быстро сообразил.

– Нет-нет, все в порядке, – с издевкой произнес я. Мне и самому был отвратен мой голос. Представляю, каково было ей.

– Я пришла увидеть свою дочь! – сказала Хамлоу. – Или это запрещено?

– Увидели? – спросил я.

Та запыхтела, отвернулась и смешно затопала каблучками. Она всегда так делала, когда злилась, а меня это забавляло. Когда я встал и подошел к Сьюзен, чтобы поцеловать ее в шею, Хамлоу оживилась. Я знал, что ее это взбесит. Она как-то недружелюбно вскочила и посмотрела на меня. Ее лицо скукожилось еще сильнее, губы вздулись, а чуть рыжеватые волосы на свету торчали в разные стороны, как у ведьмы.

– Можно вас на минутку, Теодор? – проскрежетала она и направилась к выходу.

Я все же поцеловал Сьюзи, а потом пошел к миссис Хамлоу. Та, сложив на груди руки, ждала меня на крыльце, нервно постукивала носком одной ноги по настилу и презрительно прошивала меня взглядом. Я спокойно спустился по ступеням и прошел к излюбленной лавочке, что одиноко дожидалась меня под унылыми ветвями ивы. Завидев возле соседнего дома миссис Мириголд, изобразил улыбку. Она как обычно развешивала во дворе белье. В руках держала большой таз, а изо рта ее торчали несколько прищепок. Она неестественно вертела своим огромным задом и мычала какую-то мелодию, а двое ее отпрысков носились рядом и пинали мяч.

– Здравствуйте, миссис Мириголд, – заботливо сказал я.

Она обернулась, поставила таз на землю, вынула изо рта прищепки и улыбчиво ответила тем же.

– Сегодня вы прекрасны, как Химера! – сказал я с интонацией поэта, а потом усмехнулся в душе.

– Химера? – удивилась она. – А кто это?

– Неважно, – ответил я, снова ухмыльнулся и добавил: – Главное, что вы прекрасны!

– Вы тоже, – смущенно сказала она. – Пижама вам очень идет!

Она засияла в улыбке, щеки зардели. Странная она. Приехала сюда несколько лет назад. Ничего не знает, даже писать не умеет. Пару раз прибегала с просьбой начеркать письмо для мужа. Говорила, что тот на войне уже пять лет. Вот только мне интересно, от кого детишки берутся, ведь двое точно не доросли до пяти, да и грудничок из дома часто воет.

– Сколько можно? – спросила Хамлоу и шагнула ко мне так близко, что я учуял запах жареных бобов. Наверное, ими она и завтракала.

– Что можно? – спросил я и отступил.

– Когда ты женишься на Сьюзен?

– Это так важно, миссис Хамлоу? Я придерживаюсь свободы в жизни и не хочу никого обременять собой. Если ее это не устраивает, то готов выпустить со всеми вещами. Согласны?

– Нет! – обидчиво ответила Хамлоу.

– Так что вы переживаете? Она живет у меня, я не запрещаю вам с ней видеться. Или у вас на меня взгляды?

– Побойся Бога! – взвыла она так, что соседские дети услышали.

– Значит взгляды на дом? – прищурившись, спросил я.

– Неужели ты меня считаешь настоль корыстной? Неужели тебе, Теодор, не жаль бедную девочку? Ты забыл, что с нами сделал мистер Нейлз…

– Не нужно о нем! – оборвал я.

– Так почему не хочешь взять ее в жены?

– А почему вы так настойчиво этого добиваетесь?

– Сожительствуют только блуды! – сердито говорила она. – Вам нужно по-людски, как Бог велел…

– Вот и пусть бог вас в жены берет, а меня не смейте трогать! – отчесал я, а потом пробурчал под нос: – Что ни день, то старая песня.

– Грешный ты человек, Теодор! Не веруешь в Бога нашего, в создателя нашего и спасителя. Как же тяжело тебе живется с таким-то бременем грешника, непослушника Господнего.