На 127-й странице. Часть 1

– Зря, – легкомысленно ответил ему Белый. – Надо воспринимать это, как игру. Один убегает, другой догоняет. Потом наоборот.

Они помолчали.

– Я тут навел справки. После твоего заказа, – снова заговорил Белый. – Ты уже заказывал его ребятам из Нью-Йорка. И они там сели в лужу. И ты мне про это ничего не сказал.

– Какое отношение это имеет к делу?

– Какое отношение?! Ты говорил про простого кавалериста, не так ли? Так вот этот «простой кавалерист» порешил всех твоих посланников. И мне про это не надо было знать?

– Киллеров убила его жена. Она была чероки. А ты знаешь, что они такое могут.

– Верно. Одного стрелка зарезала его жена, но потом всех его подельников прирезал сам Деклер, – жестко сказал Белый. – Извини, Красный, но убрать «простого кавалериста» или убрать человека, который может ножом зарезать нескольких бандитов – это совсем разные вещи.

– Что ты хочешь? Надбавки?

– Хочу понять, ты меня хотел подставить или что?

– Нет, – спокойно ответил Красный. – Никакой подставы не было.

– А как ты объяснишь, что на корабле вместо Деклера был русский?

– Русский?! Какой еще русский? – искренне удивился Красный. – Откуда ты знаешь?

– Мне сообщила об этом моя сестра?

– Ты послал свою сестру убрать Деклера? – спросил Красный.

– Не убрать, а провести разведку, – ответил Белый, но его слова прозвучали, как оправдание.

– Другим словами ты нарушил условие контракта, – продолжал давить Красный. – Мы же говорили про Европу?

– Красный, ты не слышишь, что я тебе говорю. Это была разведка.

– Ты послал свою сестру выполнить заказ, а сам остался в городе. Почему?

Белый молчал.

– У тебя был еще заказ, – догадался Красный. – После исполнения, которого тебе не надо было бы объяснять мне, почему Деклера убрали не в Европе.

Еще мгновение молчания.

– Тебе заказали меня?

– Ты всегда был догадливым, – сказал Белый и метнул из рукава нож.

Только зря он говорил последнюю фразу. Пока он ее проговаривал, даже не проговаривал, а выдыхал, Красный метнул свой нож. Все Койоты отменно управлялись с ножами.

Нож Белого оцарапал скулу Красного, а его нож проткнул кадык Белого, залив кровью его самого и стол перед ним.

Красный подождал немного, пока Белый не затих, а потом вышел из бара.

Он шел темными улицами порта. Его уверенная походка и массивная фигура многое говорили тем, кто мог видеть его сейчас. И желающих поживиться за его счет не находилось. А может быть, его просто узнавали. Красный койот был известной фигурой в порту, с которым связываться было себе дороже.

«Если хочешь сделать что-то хорошее, то сделай это сам,» – пришла на ум Красного некогда услышанная им фраза. – «Придется так и поступить».

***

В пустынном баре, к затихшему телу подошел бармен. С Белым они были что-то вроде компаньонов, но не настолько, чтобы потеря компаньона могла его расстроить. Такой поворот событий был предусмотрен ими обеими, так как их бизнес подразумевал опасность, в том числе смертельную. В случае реализации этой смертельной опасности доля погибшего переходила к уцелевшему компаньону, а тот был обязан выполнить последние указания покойного.

До утра бармен решил все вопросы с телом и уборкой испачканных стола и кресел. Потом он вскрыл конверт Белого, прочел вложенное письмо и отправился на телеграф. Бармена нельзя было назвать очень обязательным человеком. Отправляю телеграмму, о которой просил в письме Белый, он просто надеялся, что благодаря его действиям в следующий раз, когда уже он будет среди мертвых, другой его компаньон также скрупулезно выполнит последнюю его волю.

Сцена 85

Вера плохо помнила, как она добралась до берега и как нашла лодку. Лодочник греб осторожно, но небольшие брызги иногда срывались с его весел. Ветер поднимал их, и они попадали на лицо Веры. Нет худа без добра. Брызги привели Веру в чувство, а прохладный ветерок расшевелил мысли.

Телеграмма была очень короткой. «Your brother is dead. Return home. White sunrise». (Ваш брат мертв. Возвращайтесь домой. Белый рассвет. – Перевод автора). Само известие, что Дмитрий умер, не поразило Веру. За время многолетнего отсутствия брата в ее голове появлялись разные мысли, в том числе и мысли о возможной гибели брата. Просто судьба оказалась очень коварной. Весть о том, что брата больше нет, пришла не год назад, не пять лет назад, а всего через пару недель после того, как Вера встретила его после долгой разлуки. После того, как они построили планы, после того, как по настоянию Дмитрия она решилась на эти ужасные действия в отношении Деклера. И все это теперь рухнуло. Все оказалось напрасно.

«Прости меня, бабушка,» – подумала Вера. – «Но одна я ничего не смогу сделать».

Следовало возвращаться домой. Но Вера стала другой. Той Веры, которая ступила на пароход, отходящий из Владивостока в Сан-Франциско, уже не было. Той же Вере, которая заняла ее место, было решительно нечего делать в ее отчем доме. Сидеть и ждать. Чего? Когда тебя выдадут замуж за какого-нибудь «Федора Викентьевича»?

Вера задумалась. Сначала ушла бабушка. Теперь ушел Дмитрий. Вокруг Веры образовалась пустота. Нет, не правда. Был в этой пустоте человек, который слабым мерцанием разгонял сгустившуюся тьму. Его свет был слабым не потому, что его звезда была неяркой. Просто ее свет, как боялась Вера, не предназначался ей. Но другой звезды у Веры не было. Когда лодка достигла «Пасифика», Вера уже приняла решение.

Сцена 86

Я и Генрих играли в шахматы. Вернее, я учил его этой игре.

На корабле было решительно нечего делать. Аллар Менье со своим менеджером съехали на берег. Прощаясь, Аллар помял меня в своих объятьях и настоятельно просил меня заходить к нему в гости, если я буду проездом в Бостоне. Но, как водится, адреса не оставил. Тереза Одли видимо была занята работой, и докучать ей я не хотел. Джейсон Томпсон обрадовался, когда узнал, что я тоже еду в Гонконг на «Звезде Востока» и предпринял очередную попытку затащить меня в бар, но безуспешно. Вера так и не появлялась ни на палубе, ни в капитанском салоне. Я может быть мы просто разминулись. Ехать развлекаться на берег совершенно не тянуло, несмотря на все мои китайско-японские боевые увлечения. Реальность оказалась совершенно не похожа на прилизанную кинематографическую картинку. Поэтому появились шахматы, которые я раздобыл у запасливого корабельного каптенармуса.

Также, помня о совете нотариуса, я спросил каптенармуса о грузе, который мог везти «Пасифик» для продажи в Японии. Тот хитро посмотрел на меня, какие-то шестеренки в его голове закрутились и, очевидно, заняли нужное положение, потому что он махнул рукой:

– Пошли!

По дороге каптенармус рассказал, что в Японии пользуются спросом почти все промышленные товары, выпускаемые в САСШ. Но на вывоз ряда товаров надо было иметь лицензию. Например, на оружие. А ряд товаров «Пасифик» просто не смог бы перевозить. Например, железнодорожные рельсы. В этот раз свободное место в трюме в основном занимали ткани: из хлопка и из шерсти. Вполне возможно, что их качество уступало лучшим образцам подобных изделий, которые делали местные японские умельцы. Но зато по соотношению цена-качество товар из Америки был вне конкуренции.

Ткани меня не слишком интересовали. Мне бы Генриха обуть! Мне повезло. Каптенармус подвел меня к той части склада, где были сложены изделия из кожи. При виде этих «сокровищ» у меня, можно сказать, «затряслись руки». Это было очень опрометчиво, так как мой проводник в эту «пещеру Али Бабы» заметил это, что впоследствии отразилось на цене приобретенных мной товаров. А удалось мне купить ботинки для Генриха. Очень красивые. Темно-коричневые, на толстой подошве и с высокой шнуровкой. Также взял небольшой кожаный чемодан. У Генриха уже набралось немало вещей.

Из одежды были только рубашки. В основном белые. Каптенармус объяснил, что японцы предпочитают именно такую расцветку, чтобы потом самостоятельно окрасить рубашки в нужные им цвета. Пришлось взять для Генриха пару белых рубашек, хотя я бы предпочел менее маркие цвета. Уже уходя, я зацепился взглядом за коробочки знакомой расцветки. Оказалось, что это шахматы, которые привезли «на пробу».

Ботинки Генриху оказались впору и понравились так, что он не хотел их снимать. Ну и отлично! Пусть разнашивает. Правила игры в шахматы Генрих быстро уяснил, и мы приготовились разыграть первую партию, когда раздался стук в дверь.

Генрих вскочил, скрипя своими новыми, подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Вера. Ее лицо было бледным, но глаза блестели.

– Можно мне войти? – спросила она.

– Конечно, – я вскочил с кровати Генриха, на которой мы расположились играть с ним в шахматы и выдвинул из-за стола единственный имеющийся в каюте стул, приглашая Веру присесть.

Она зашла в каюту, но осталась стоять.