На 127-й странице. Часть 1

Хотелось побыстрее ополоснуться, да и время нужно было, чтобы придумать что рассказывать.

– Хорошо, – согласился он. – Тогда вечером с вас интересный рассказ, а то я вас сначала за ханьца принял.

Я кивнул головой и направился в каюту. Ну, да. Это я про себя говорю «китайцы, китайцы», а здесь их ханьцами кличут.

С Генрихом пока мои планы не реализовались. Его по-прежнему мучила морская болезнь. Выполнив мое поручение с письмом к Терезе Одли, он вернулся весь зеленый и с холодным потом на лбу. Я даже испугался и вызвал судового доктора.

Судовой доктор только развел руками. Мол морская болезнь и слабый организм подростка. Прописал питаться бульоном, который Генрих и так пил, и спать. Пообещал, что через несколько дней наступит улучшение. И вообще сказал, что в первом классе только я и миссис Донахью не страдаем от морской болезни.

– Почему так? – поинтересовался я.

– Всегда и в любой сфере жизни можно встретить уникумов, – был его ответ. – Вот вас не берет морская болезнь. А у нас на корабле служил матрос, у которого никогда не было похмелья, сколько бы не выпил.

– Не может быть! – позавидовал я. – А почему был?

– В прошлом плавание за борт выпал. Вот так! – назидательно сказал доктор, взял плату за свой визит и откланялся.

Так и прошло несколько дней. По утрам я занимался своей зарядкой на палубе. Пассажиры потихоньку оживали. Иногда по утрам я видел одну-две бледных, не очень хорошо причесанных женщин, а иногда и детей, которые не уверенно ступали по палубе. Сначала они косились на мои экзерциции, а потом привыкли. Я стал для них частью пейзажа, а может быть, они просто посчитали мои «рукомашества» и «дрыгоножества» чудачеством эксцентричного английского аристократа. Как там было на самом деле, не ясно, но друг другу мы не мешали. Пару раз видел миссис Донахью с ее этюдником, но она меня демонстративно не замечала. Тереза Одли на палубе так и не появлялась.

После зарядки и водных процедур я ввел за правило беседовать с Генрихом. Если нам суждено, сколько не знаю, но быть вместе, то мне хотелось бы, чтобы он следовал определенным правилам, к которым я сам привык. В первую очередь рассказал ему про гигиену. Под лозунгом «ну, ты же хочешь быть доктором?» я рассказал ему про ужасных, невидимых глазом существ, которые появляются из грязи, набрасываются на человека изнутри и вызывают различные болезни. На мое удивление, Генрих слушал с интересом и очень внимательно. Может быть, он примерял то, что только что услышал от меня, на болезнь и смерть своей матери. Не знаю, я не стал его расспрашивать. Утренними беседами дело не ограничивалось. Каждый вечер перед сном я просил его рассказать, что и как он понял из моих рассказов. Порой из этих ответов Генриха я узнавал для себя много нового.

Работать языком приходилось и за ужином. За неимением других развлечений мои утренние занятия привлекли всеобщее внимание. Мне пришлось придумать историю, как в САСШ я повстречал старика японца, который и обучил меня этим «рукомашествам» и «дрыгоножествам». На вопрос «Зачем?». Я отвечал сначала коротко «А захотелось!», а потом длинно, что мол я путешественник, а значит нацелен узнавать все новое.

Но просто так от меня не отстали. Как только в капитанском салоне появился новый «едок» – промышленник, Джеймс Томсон, то вопросы посыпались на меня вновь. А на сколько это благородно биться ногами? А почему я не стою боком, как боксе? А почему я так широко шагаю?

В конце концов, я попросил у стюарда бумажную салфетку и карандаш, и принялся записывать все вопросы, пообещав ответить на следующий день. На следующий день, когда меня спросили, а где мол ответы, то я лишь развел руками.

– Господа, ответы получились такими длинными, – сказал я с серьезным видом. – Что я решил написать целую книгу об этом. Если вы сообщите мне свои адреса, то, как только эта книга выйдет из типографии, я сразу ее вам направлю.

После этого я принялся за еду и в тот вечер меня уже никто не отвлекал от этого занятия. То ли обиделись, то ли переваривали сказанное мной.

Сцена 47

Однажды, придя утром заниматься на палубу, я обнаружил, что у меня появился партнер. Ну, как партнер? Просто еще один пассажир первого класса решил заняться физкультурой. Правда, это был не пассажир, а пассажирище. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы у меня в голове зазвучала мелодия «Выходят на арену силачи, не ведая, что в жизни есть печаль…». Выше меня, грудная клетка раза в два шире моей, мощные руки. Ноги, бугрящиеся мускулами, были коротковатыми, но от этого казались еще более монументальными. Вместо брюк у него было надето эластичное сероватое трико, а сверху было то, что мое время женщины называли «боди». Боди было черного цвета. Наверное, для этого времени такой наряд был обычным. Но я еле сдержал улыбку. Из-за того, что туловище было слишком мощным, голова этого человека казалась неестественно маленькой. Комичности, на мой взгляд, добавляли жиденькие, прилизанные волосы и усики с задранными вверх концами. Рядом с великаном стояли две гири. Думаю, что веса в них было не менее 36 килограмм. Почему я так уверенно говорю? Двадцати четырех килограммовые гири я видел и даже одно время ими пользовался. Так вот, эти были побольше.

Ладно, у всех свои «недостатки». Вот я, например, китайцем вырядился. Я слегка наклонил голову, чтобы поприветствовать великана, и начал выполнять свой утренний комплекс. За прошедшие дни я уже научился не обращать внимания на окружающих и полностью погрузился в контроль движения и дыхания.

Когда я закончил зарядку, я с удивлением увидел, что вокруг собралось больше пассажиров, чем обычно. То ли морская болезнь пошла на убыль, то ли их внимание привлек великан, то ли и первое, и второе сразу.

Я собирался покинуть палубу, когда ко мне подошел великан.

– Не хотите попробовать настоящие мужские упражнения, – вместо приветствия сказал он.

– Предлагаю сначала познакомиться, – ответил ему я.

Его предложение было не особо вежливым, но этот великан, несмотря на свою комичность в моих глазах, вызывал у меня симпатию. Поэтому я решил не поднимать вопрос о правилах хорошего тона.

– Меня зовут Деклер. Энтони Деклер.

– Великодушно простите. Аллар Менье, – слегка наклонил голову он и тут же спросил, что-то на французском.

– Нет, я не француз, – ответил я. Фамилия Деклера уже пару раз вводила в заблуждение, тех с кем мне приходилось знакомиться. – И, к сожалению, я не говорю на французском.

– Жаль, – сказал Менье. – Было бы здорово встретить соотечественника.

– Так, что насчет поднятия гирь, – он снова вернулся к первоначальной теме.

Этот большой человек явно хотел покрасоваться перед публикой. Гири даже на вид казались тяжеленными. Я собрался было вежливо послать господина Менье куда подальше, но потом вспомнил, как легко отжимался от пола Деклер.

Я подошел к гирям, ухватился правой рукой за одну из них, чуть приподнял и сразу опустил. Со стороны окружающих нас женщин послышались смешки.

Вес гири не показался мне чем-то невероятным, и я решил рискнуть.

– Сколько раз мне надо поднять вашу гирю, чтобы удовлетворить ваше любопытство? – прямо спросил я Менье.

Тот с сомнением посмотрел на меня, а потом сказал:

– Поднимите три раза.

Три так три. Я подошел к гире с простым намерением сделать то, что меня просят и не больше, но смешки все же меня задели, и я решил немного похулиганить.

Я поднял гирю, прижал ее к животу обеими руками. Потом меня качнуло в сторону группки, стоящих на палубе женщин, откуда и слышался смех. Словно не в силах остановиться, меня понесло в их сторону. Что тут началось! Визг, отчаянные попытки разбежаться. На месте осталась только одна миссис Донахью. Испуганной она не выглядела. «Поговорить, что ли?» Но задуманное надо отрабатывать до конца. Меня качнуло в обратную сторону, и я, смешно перебирая ногами, вернулся на то же место, с которого стартовал. Поставил гирю на палубу, присел. «Так, давай делай толчок ногами и подхватывай движение рукой». Нет, не зря я поверил в возможности Деклера. Гиря тяжело, но поднялась вверх. Раз. Бросил гирю вниз, чуть удержав внизу, чтобы не разгромить палубу. Снова толчок ногами, потом рука. Два. Только бы гиря не выскользнула из руки. А сердечко-то забилось. Вновь повторил последовательность «ноги-рука». Три. Оставляю гирю на палубе. Подошел к Менье и протянул руку.

– Спасибо за сыгранный матч, – и собрался было уходить, когда ко мне подошел невысокий мужчина в сереньком костюме.

– Очень, очень хорошо, мистер Деклер, – он приподнял свой котелок. – Позвольте представиться. Меня зовут Дэниел Картер. Я менеджер Аллара Менье. Вот моя визитная карточка.

– Это же почти готовый номер! – искренне восхищался он. – Даже я сначала купился. Если надумаете начать карьеру в цирке, обращайтесь.

Я посмотрел на менеджера. Вроде бы говорит серьезно. Какие оказывается у меня способности! В этом мире я нарасхват: маркетолог для аптекаря, телохранитель для путешествующей журналистки, а теперь еще и клоун в цирке.

Сцена 48

На пятый день Генриху стало лучше. Он выпил свой бульон и теперь с завистью смотрел, как я уминаю, принесенный Гилом, омлет.

– Не смотри так, – сказал я, наливая себе кофе. – В обед закажу тебе овсянку, если все будет нормально, то на ужин получишь что-нибудь посущественнее.

– Спасибо, мистер Деклер.

– И еще, – продолжил я.– Нам надо обсудить ряд важных вопросов.

Я так и не смог внутри себя определиться, кто мне Генрих. Слуга, помощник, воспитанник или товарищ по несчастью? Если слуга, то зачем я веду с ним разъяснительные беседы каждое утро, а на сон грядущий еще и проверяю качество усвоенного материала? Кроме того, слуге полагается плата. Я же не рабовладелец какой-нибудь! Воспитанником называть его я боюсь. Нет у меня средств для его воспитания. Он вроде бы хочет стать врачом, но для этого нужны деньги и, наверное, большие. Хотя, конечно, можно воспитывать по разному. Например, как завещал товарищ Макаренко: трудом, дисциплиной и коллективом. Звучит, конечно, слишком общо. За этими словами могут скрываться, как и веселый летний трудовой лагерь для подростков, так и что-нибудь страшненькое.

– Дело в том, Генрих, – начал я. – Что ты ошибся в выборе хозяина. Я хоть и лорд, но денег у меня совсем немного. У меня нет ни замка, ни усадьбы, ни счета в банке. Я также, как другие простые люди, должен работать для того, чтобы не умереть от голода.

Как видно, для Генриха, сказанное мной, было откровением. Его лицо выражало растерянность и испуг.

– Как же так, мистер Деклер? – сказал он. – А как же этот пароход, первый класс? Так живут только богатые люди.