На 127-й странице. Часть 1

– Хм, – сказала миссис Донахью.

– Генрих, – сказал я. – Ты что здесь делаешь?

Это был тот самый Генрих, который помогал мне по хозяйству в Сан-Франциско. Он же тупыми ножницами состригал мне волосы вокруг раны на голове.

Сразу Генрих не смог ответить. Его рот был занят остатками омлета, который я не доел утром. Он пыхтел, краснел, но ничего не мог сказать. Когда же, наконец он проглотил пищу, то почему-то обратился не ко мне, а к миссис Донахью.

– Мисс, вы не подумайте ничего такого, – быстро залепетал он. – Я не собирался ничего воровать.

– А это, – он кивнул на опустошенную тарелку. – Я просто не смог удержаться.

– Мистер Деклер меня знает, – скороговоркой продолжил он. – Я носил ему воду и фрукты в Сан-Франциско. Мы даже один раз играли в доктора.

– В доктора? – заинтересовано переспросила миссис Донахью. – Как интересно?

Я молчал. Оправдываться в таких ситуациях бесполезно.

– Пожалуй, я пойду, – подвела итог миссис Донахью. – Порисую еще немного.

Я закрыл за ней дверь, сел на кровать и посмотрел на, все еще стоящего посередине каюты, Генриха:

– Что случилось, Генрих?

– Я не хотел, чтобы все так получилось, мистер Деклер. Просто, … просто, у меня мама умерла, – сдавленным голосом проговорил он и расплакался.

***

В это время миссис Донахью подошла к оставленному этюднику, закрепила новый лист бумаги и смочила его водой из бутылочки. Потом взяла кисть, посмотрела на краски, словно раздумывая с какой начать, и произнесла:

– Верушик? Как же теперь тебе к нему подобраться вновь?

Сцена 39

Когда англичанин прошел мимо Чжан Сю и поздоровался с ним, Чжан Сю узнал его. Пусть прошло почти два десятка лет, пусть англичанин сильно изменился, но это был он. Мысли Чжан Сю развернулись и побежали вспять прошедшему времени. Он хотел остановиться на том отрезке своей жизни, когда он встретил этого англичанина, но мысли уже набрали инерцию и унеслись значительно дальше.

Вот деревня, в которую переехал жить отец. Вот их родной дом. Вот мама готовит еду. Вот отец занимается с ним боевым искусством байхэ. Вот к отцу приезжают ученики, и отец занимается байхэ уже с ними. Потом ученики почему-то перестали приезжать, и их семье пришлось заняться крестьянским трудом. Первое время отец еще находил возможность продолжать тренировки с сыном, но потом работа на поле, огороде и уход за скотиной поглотили все их свободное время, а воспоминания Чжан Сю затянула серая дымка.

Но были в его воспоминаниях и светлые пятна. Вот он женится на Линь Мей, девушке из соседней деревни. С этого момента мысли понеслись вскачь, а прожитая жизнь стала казаться просто сном. Вот постаревшие родители. Вот, все больше и больше, грустнеющая Мей. Боги не дали им возможности иметь детей. Смерть родителей от старости и Мей от непонятной болезни. Разгорающийся пожар войны вокруг. Постоянные отряды военных: то армии Цин, то повстанцев – проходящие через деревню. И в какой-то момент Чжан Сю подумал, что нет никакого смысла трудиться и выращивать урожай риса, если потом к тебе в деревню придут вооруженные люди и заберут его. Он решил все бросить и однажды ушел вместе с отрядом повстанцев, проходившем неподалеку. На удивление, навыки, полученные им во время занятий с отцом, не забылись. Видя, как новичок обращается с шестом, предводитель отряда вручил ему двухметровое копье.

А потом в воспоминаниях пронеслась череда самых разных боев и сражений. В этих сражениях проливалась и его, и чужая кровь. И вот, наконец, его воспоминания достигли того времени, когда Чжан Сю оказался в Шанхае, окруженным цинскими войсками и отрядами французов и британцев. В городе уже несколько месяцев был голод. Большинство населения покинуло его, а повстанцы приняли решение прорвать кольцо окружения и уйти на север, где они были еще сильны. Ночью повстанцы открыли главные ворота, и Чжан Сю вместе со всеми бросился в атаку на позиции врага. Ему не повезло. Или наоборот повезло. В темноте он зацепился за что-то ногой и упал. Сильно ударился головой и потерял сознание. Он оказался прикрыт несколькими трупами своих товарищей. Цинские солдаты, которые после боя отрезали: и мертвым, и раненным – головы, просто не докопались до него.

Чжан Сю очнулся, выполз из-под трупов и … вскоре оказался со связанными руками в толпе таких же пленных, но в лагере британских войск. Чжан Сю понимал, что это ненадолго. Он спас свою голову, но английская пуля убьет его не хуже грязного ножа цинского солдата. Бежать было невозможно. Голова еще кружилась. Кроме того, британцы связали их по несколько человек, пропустив веревку через уже связные руки. Чтобы бежать, надо было действовать совместно, что было не просто. Большинство людей в их группе было ранено и смирилось со своей судьбой.

Группу пленных выводили за пределы британского военного лагеря. Звучали выстрелы. И отряд британцев возвращался за новыми пленниками. Настал черед той группы, в которой был Чжан Сю. Он внимательно смотрел по сторонам, но не находил ни одной возможности для бегства. Рядом с ним, в одной связке шел высокий китаец в дорогой одежде. Никаких ранений на нем Чжан Сю не заметил. Его лицо было спокойно, а губы слегка шевелились, словно он напевал какую-то песню.

Солдаты подвели пленных ко рву, который был наполовину заполнен убитыми. Британцы отошли на несколько шагов и подняли ружья. Британский офицер вынул тяжелую саблю из ножен, но потом вернул ее обратно. Он повернулся к солдатам и отдал какую-то команду. Эту команду ему пришлось повторить дважды. Потом солдаты повернулись кругом, перестроились в колонну по двое и пошли к направлению к лагерю. Британский офицер достал небольшой нож, подошел к Чжан Сю и разрезал веревки, связывающие его руки. Затем сделал два шага назад, посмотрел на Чжан Сю и с силой метнул нож в сторону, стоящего неподалеку дерева. Затем развернулся и пошел по направлению к лагерю.

Чжан Сю действовал быстро. Бегом к дереву. Вытащить нож. Разрезать веревки у других пленных, а после бежать прочь. Просто подальше от города. Но тот высокий китаец, который был рядом с ним в связке, схватил его за руку.

– Цинцы на лошадях, поймают. Идем со мной! – его голос звучал уверенно, и Чжан Сю поверил ему.

Они обогнули город с северной стороны и спрятались в лачугах бедняков у реки, среди которых у высокого китайца были знакомые. А через несколько дней они уже плыли на большой джонке на юг, где в многолюдных провинциях можно было легко скрыться. Высокого китайца звали Лю Ливэй. Он был, как он сам рассказал Чжан Сю, главой одного из тайных обществ.

– Мы ошиблись, – говорил он Чжан Сю. – Нашим девизом было «Преданность, Идти до конца». Теперь мы изменим свой девиз. Он будет звучать как «Скрытность, Преданность, Идти до конца».

– Мы проиграли в открытой борьбе, – продолжал говорить Лю Ливэй. – Скрытность сделает нас непобедимыми.

Присутствие рядом с ним такого человека, как Лю Ливэй дарило Чжан Сю спокойствие, также как когда-то и присутствие отца. Будущее стало простым и ясным. Но все же один вопрос продолжал мучить Чжан Сю.

– Могу ли я задать вам вопрос, господин, – решился он наконец.

– Спрашивай.

– Почему этот британец решил нас отпустить?

– Если судьбе будет угодно, – сказал Лю Ливэй. – Ты еще встретишь его и сможешь задать ему этот вопрос.

Сцена 40

Генрих стоял посреди каюты и ревел.

«Вот еще один попаданец!» – думал я, крутя ручку электрического звонка, чтобы вызвать Гила.

Генрих посмотрел на меня и сквозь слезы выговорил:

– Не надо!

– Не бойся, – успокоил я его. – Я закажу тебе поесть. Еще омлет будешь?

Генрих утвердительно закивал головой.

Пришел Гил. Я заказал один омлет, кофейник кофе и две чашки.

Гил немного покосился на Генриха, но ничего не сказал.

Я усадил Генриха на диванчик напротив кровати и попросил рассказать о том, как он оказался на «Пасифике». Его рассказ был коротким.

Без отца Генрих остался давно. Китобойная шхуна, на которой тот работал, не вернулась из плаванья несколько лет назад. А несколько дней назад умерла его мать. Старый друг его отца, Питер, он же владелец дома, в подвале которого жила семья Генриха, организовал похороны, взяв все расходы на себя. После похорон он посоветовал Генриху идти в порт и попробовать наняться на какой-нибудь корабль матросом. Возможно, Питер действительно видел в этом жизненный выход для Генриха, а, возможно, просто хотел убрать мальчишку с глаз долой, чтобы успокоить свою совесть.

В порту Генрих случайно увидел Деклера, поднимающегося по трапу «Пасифика», и решил последовать за ним, совершенно не отдавая отчета в своих действиях. Пробраться на корабль он смог, встроившись в цепочку грузчиков-китайцев, таскавших уголь на борт. Китайцам было все равно, а матрос на входе не проявил бдительности. Остаток дня и ночь он провел, спрятавшись под брезент одной из шлюпок.

На утро голод и жажда заставили его покинуть убежище. Какое-то время он провел на палубе для пассажиров третьего класса, а потом заметил Деклера и последовал за ним. Генрих уже собирался постучаться в дверь каюты Деклера, когда услышал шаги и снова сбежал на нижнюю палубу к китайцам. Потом он увидел Деклера, дремавшего в шезлонге на палубе. Генрих не решился будить Деклера, и вновь вернулся к его каюте. Та, на его счастье, была не заперта. Минута колебаний, а послышавшиеся рядом шаги толкнули Генриха внутрь.

– Дальше вы все знаете, мистер Деклер, – закончил рассказ Генрих. – Ваша еда так хорошо пахла, что я не удержался и съел ее. Но я отработаю.

– Возьмите меня в прислугу, мистер Деклер, – с надеждой произнес мальчик. – Я знаю, что у таких как вы должны быть слуги. Я буду делать все, что вы скажите…

Рассказ Генриха прервал Гил, который принес еду. Я пододвинул омлет Генриху, а себе налили кофе.