Прекрасная мука любви

– Миста Глэдни! Неужели это вы? Вот здорово! Добро пожаловать на борт «Королевы Огайо»! Собрались плыть с нами в Новый Орлеан?

– Привет, Большой Сэм, – сказал так же радостно Глэдни. – Так, значит, капитан Дженкинс тебя еще не продал?

Большой Сэм оглушительно захохотал:

– Миста Глэдни, вы же знаете, рабства больше нет. Никто не может продать Большого Сэма, если он сам этого не захочет.

– Тебя, и когда оно было, никто не смог бы продать, Большой Сэм. А знаешь почему? Потому что за тебя никто и гроша ломаного не даст, слишком уж ты хилый. Такой хилый, что тебя только пальчиком толкни, ты и свалишься. Даже моя старенькая бабушка легко с тобою справится.

Негр снова разразился громовым хохотом. Все еще хохоча, он поднял с палубы железный прут и на глазах изумленной Ребекки принялся сгибать его в кольцо. Во время этой процедуры мощные мускулы на его руках, плечах и шее вздулись и стали похожи на канаты.

– А ваша старенькая бабушка сможет так сделать, миста Глэдни, а? Ну-ка скажите.

– Запросто сможет, причем одной рукой, – ответил Глэдни и глазом не моргнув.

– Веселый вы человек, миста Глэдни, – заметил Большой Сэм. – Люблю я, когда вы приходите к нам на пароход.

– А старый пират Дженкинс на борту? – поинтересовался Глэдни.

– А как же, сэр, где ж ему еще быть? – ответил Большой Сэм и, распрямив прут, ткнул им в сторону кормы. – Я видел его там десять минут назад.

– Мне нужно с ним быстренько переговорить, – сказал Глэдни. – А ты сможешь присмотреть, чтобы, пока я не вернусь, моих друзей никто не обидел?

– Миста Глэдни, если за это время из реки выплывет сам дьявол, я буду защищать ваших друзей как лев, – торжественно пообещал Большой Сэм. – Я никогда не забуду тот день, когда вы спасли мою шкуру.

– Да уж, такую шкуру жалко было не спасти, дружище, – заметил Глэдни и дружески похлопал чернокожего детину по плечу. – Я скоро вернусь, – сказал он Ребекке с Хоком и направился на корму.

Глэдни быстро шел по палубе «Королевы Огайо», слегка касаясь рукой отполированных перил. Меньше года назад взошел он на борт этого парохода, намереваясь проплыть лишь от Сент-Луиса до Нового Орлеана, а по просьбе Дженкинса провел на его борту целых три месяца. Теперь настал черед Дженкинса оказать услугу ему, и Глэдни очень надеялся, что он ее окажет.

Капитан Дженкинс, пожилой мужчина лет семидесяти, был высок и худощав, с длинной, до самой груди, курчавой седой бородой. Сейчас он стоял, облокотившись на перила, и пристально разглядывал что-то.

– Какого черта ты там высматриваешь, кэп? Такие, как ты, вряд ли смогут углядеть что-нибудь путное, это уж как пить дать.

Вздрогнув, Дженкинс порывисто обернулся, и в ту же секунду гнев на его лице сменила улыбка. Взяв руку Глэдни своей длинной мозолистой ладонью, он на удивление крепко пожал ее.

– Брось ты свои ирландские штучки, Глэд, – сказал он. – Здесь тебе не ярмарка, надувать некого.

– Это ты верно заметил, – несколько смущенно проговорил Глэдни уже без всякого ирландского акцента. – Но привычка есть привычка. Когда я работаю на ярмарке, я всегда говорю с ирландским акцентом, а избавиться от него потом ужасно трудно.

– Если так и дальше пойдет, то в один прекрасный день ты вообще забудешь нормальный английский язык. Придется тебе тогда до конца дней своих чирикать на своем ирландском наречии.

– Если хорошенько подумать, это будет просто здорово, – беззаботно сказал Глэдни, вновь с легкостью обретая ирландский акцент. – На кой черт мне, такому отличному честному ирландскому парню, какой-то литературный английский?

– Особенно при твоей развеселой работе, когда и говорить-то особо не нужно. Верно, Глэд? – подхватил Дженкинс.

Глэдни ухмыльнулся:

– В моем деле встречаются очень жадные люди, которые считают, что способны меня перехитрить. Что ж, я никогда их не разубеждаю. Наоборот, чем больше они ощущают свое превосходство, тем легче мне взять над ними верх.

– Глэдни Хэллоран, жулик ты этакий! – смеясь, воскликнул Дженкинс. – Не понимаю, как ты до сих пор жив? Ты слишком добр и благороден, чтобы заниматься на ярмарках облапошиванием людей.

– А тебе никогда не приходило в голову, что именно поэтому я и преуспел в своем деле? Вспомни только, как я тогда тебя выручил.

– Еще как помню, Глэд. Без тебя бы я пропал, – согласился Дженкинс. – Эти ребята вцепились в меня мертвой хваткой. Я бы наверняка спустил им и свой пароход, и весь свой выигрыш, если бы ты не вступил в игру. Моим старым глазам было приятно на тебя смотреть.

– А уж какое я в тот день получил удовольствие, и говорить не приходится. Величайший день в моей стремительной и противозаконной карьере, – весело отозвался Глэдни.

– Скажи-ка мне, Глэд, каким ветром занесло тебя ко мне на пароход? Снова собрался плыть с нами в Новый Орлеан?

– На сей раз нет, хотя, признаться, я был бы не прочь, – ответил Глэдни. – Стоило мне ступить на палубу этого старого корыта, как мною овладела ностальгия. Будь моя воля, остался бы на его борту до конца своих дней.

– Значит, ты пришел ко мне в гости. Очень мило с твоей стороны, Глэд.

– Гм… Ну, не только за этим, – смущенно проговорил молодой человек. – Я привел с собой двух своих друзей. Мне хотелось бы накормить их самым восхитительным ужином, который могут предложить на пароходе, бороздящем воды Огайо. А лучший ужин, чем на «Королеве Огайо», мне вряд ли где еще предложат. Вот я и решил к тебе заглянуть. Ну как, не станешь нас прогонять?

– Ну о чем ты говоришь! Ты же знаешь, что ты всегда мой самый желанный гость, – радушно отозвался капитан Дженкинс. – Мало того, я усажу вас за свой стол. А кто эти твои друзья?

– Генри Хокинс собственной персоной и его внучка Ребекка.

– Генри Хокинс? Что-то знакомое… По-моему, я где-то слышал это имя.

– Не сомневаюсь. Несколько лет назад имя этого жокея гремело и у нас в Штатах, и в Англии.

– Ну конечно же! Хок! Я и сам выиграл пару долларов, поставив на него. Так ты говоришь, он пришел с внучкой?

– Такого очаровательного создания ты еще не видел и вряд ли когда-нибудь увидишь, кэп, – сказал Глэдни и сам поразился тому, насколько искренне прозвучал его голос.

– Ого! – бросил Дженкинс и искренне расхохотался. – Должно быть, она настоящая красавица, если ей удалось поразить твое воображение.

– Ты совершенно прав, – согласился Глэдни, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Так что, сам понимаешь, ужин мне нужен первоклассный. – И он застенчиво улыбнулся.

– Не беспокойся, Глэд. Все будет в лучшем виде, даю тебе слово. Я сам схожу на камбуз и переговорю с коком.

– Да, и еще вот что, кэп. Сделай мне одолжение, не издевайся во время ужина над моим ирландским акцентом. Хок с внучкой еще не слышали, чтобы я говорил на нормальном английском языке, и я не хочу, по крайней мере пока, чтобы они знали, что я умею это делать.

– Боже правый, Глэд! Не собираешься ли ты их облапошить? – испуганно вскричал Дженкинс. – На своем пароходе я этого не потерплю.

– Нет-нет, – поспешно заверил его Глэдни. – Дело в том, что сегодня днем я выиграл приличную сумму на скачках, поставив на двуколку Хокинсов, и решил пригласить их в благодарность за это на ужин. Но эта пара меня чем-то заинтересовала, хотя не пойму, чем именно. Мне кажется, они что-то скрывают, и я не успокоюсь до тех пор, пока не раскрою их тайну. Первым делом мне хотелось бы познакомиться с их наездником. Что-то он уж слишком застенчив, не в пример всем тем наездникам, с которыми мне доводилось сталкиваться. Так что, если придется немного пожульничать для того, чтобы разузнать как можно больше о Хокинсах, кэп, я на это пойду. Надеюсь, ты меня не выдашь?

– И не подумаю, дружище, – заверил Дженкинс, и глаза его озорно блеснули. – Веди своих гостей в салон, а я пойду позабочусь о том, чтобы их накормили по-королевски. Однако, – тут Дженкинс предостерегающе поднял палец, – если ты попытаешься заплатить за ужин, Большой Сэм вышвырнет тебя прямо в реку.

– Нечего пугать меня Большим Сэмом. Ты видел когда-нибудь, чтобы я отказался от дармовщины?

– Что верно, то верно, – сказал Дженкинс и, взглянув на свои карманные часы, добавил: – Сегодня у нас на пароходе будет музыка. – Он наклонил голову, прислушиваясь, и Глэдни, последовав его примеру, тоже услышал из салона приглушенные звуки. – Уже играют.

Внезапно Глэдни пришла в голову мысль.

– Кэп, – обратился он к Дженкинсу. – Может, попросишь оркестр сыграть «Мой старый добрый Кентукки», когда мы будем входить в салон, а?