– В половине восьмого устроит? Успеем выпить по коктейлю. В конце концов, это деньги твоего отца, – добавил Том с улыбкой.
Дикки рассмеялся:
– Отлично! Сначала коктейли, а потом разопьем бутылочку вина. Мардж!
Мардж как раз вернулась на террасу.
– Мы сегодня ужинаем в «Мирамаре» на деньги Гринлифа-отца.
Значит, и Мардж там будет, делать нечего. В конце концов, это деньги отца Дикки.
Ужин в тот вечер проходил в приятной обстановке, но присутствие Мардж не позволяло Тому говорить о тех предметах, о которых он собирался поговорить, лезть же из кожи вон и казаться остроумным только потому, что рядом была Мардж, ему не хотелось. Мардж знала кое-кого из тех, кто сидел в ресторане. После обеда, извинившись, она взяла чашку кофе и пересела за один из столиков.
– Сколько ты здесь пробудешь? – спросил Дикки.
– Не меньше недели, – отвечал Том.
– И все ради того, чтобы… – От выпитого кьянти лицо Дикки раскраснелось, вино привело его в хорошее настроение. – Если останешься дольше, почему бы тебе не перебраться ко мне? Какой смысл жить в гостинице, неужели тебе там нравится?
– Большое спасибо, – сказал Том.
– В комнате прислуги есть кровать, ты ее не видел. Эрмелинда на ней не спит. Если хочешь, можно принести еще кое-что из мебели – она разбросана по всему дому.
– Это было бы неплохо. Между прочим, твой отец дал мне шестьсот долларов на расходы, и у меня осталось около пятисот. Мы могли бы на них вместе повеселиться.
– Пятьсот долларов! – воскликнул Дикки, как будто ему никогда в жизни не приходилось иметь дело с такими деньгами. – Да мы можем купить машину!
Идея с машиной Тому не очень понравилась, и он не стал ее развивать. Он бы предпочел развлекаться по-другому, например слетать в Париж. Тут он увидел, что Мардж возвращается к их столику.
На следующее утро он перебрался к Дикки.
Вместе с Эрмелиндой Дикки перенес в одну из верхних комнат шкаф и пару стульев, а к стенам прикрепил несколько репродукций мозаичных портретов из собора Святого Марка. Том помог Дикки перенести из комнаты прислуги узкую железную кровать. К полудню они закончили, чувствуя легкое головокружение от фраскати, к которому то и дело прикладывались, когда носили мебель.
– Так мы едем в Неаполь? – спросил Том.
– Конечно.
Дикки посмотрел на часы.
– Еще без четверти. Успеем на двенадцатичасовой автобус.
Они захватили с собой только пиджаки и чековую книжку Тома. Автобус приближался к остановке, когда они подошли к почте. Они стояли у дверей, пропуская выходящих из автобуса пассажиров, как вдруг Дикки лицом к лицу столкнулся с молодым рыжеволосым американцем в яркой спортивной рубашке.
– Дикки!
– Фредди! – воскликнул Дикки. – Как ты здесь оказался?
– Приехал тебя проведать! А заодно и Чекки. Они согласились приютить меня на несколько дней.
– Ch’elegante![13 - Блеск! (ит.)] А я еду в Неаполь со знакомым. Том!
Дикки дал знак Тому подойти поближе и познакомил их.
Американца звали Фредди Майлз. Тому он страшно не понравился. Том терпеть не мог рыжих, особенно тех, у кого морковно-красные волосы, белая кожа и веснушки. У Фредди были большие карие глаза. Казалось, они болтаются у него в голове то ли потому, что он косой, то ли потому, что он не смотрел на того, с кем разговаривал. К тому же он был толстоват. Том отвернулся и стал ждать, когда Дикки закончит разговор. Том заметил, что они задерживают автобус. Разговор шел о лыжах, и они договаривались встретиться в декабре в городе, о котором Том никогда не слышал.
– Ко второму числу нас в Кортине соберется человек пятнадцать, – говорил Фредди. – Отличная компания, как в прошлом году. Останемся на три недели, если денег хватит!
– Если нас самих хватит! – сказал Дикки. – До вечера, Фредди.
Том вошел в автобус вслед за Дикки. Свободных мест не было, и они протиснулись между костлявым мужчиной, от которого пахло потом, и парой старых деревенских женщин, от которых пахло еще хуже. Когда они выезжали из деревни, Дикки вдруг вспомнил, что Мардж, по обыкновению, придет к обеду, потому что накануне они решили, что из-за переезда Тома посещение Неаполя придется отложить. Дикки крикнул водителю, чтобы тот остановился. Автобус заскрипел тормозами и замер. Пассажиры, потеряв равновесие, повалились друг на друга. Дикки высунулся в окно и закричал: «Джино! Джино!»
Маленький мальчик, стоявший на дороге, бросился к автобусу и выхватил из рук Дикки купюру в сто лир. Дикки что-то сказал ему на итальянском, мальчик ответил: «Subito, signor!»[14 - Сию минуту, синьор! (ит.)] – и побежал по дороге. Дикки поблагодарил водителя, и автобус тронулся дальше.
– Я попросил его сказать Мардж, что мы вернемся сегодня, но, наверное, поздно, – пояснил Дикки.
– Хорошо.
Они выбрались из автобуса на большой, оживленной площади Неаполя. Их тотчас окружили торговцы с ручными тележками, полными винограда, инжира, сластей, арбузов. Юноши наперебой предлагали авторучки и механические игрушки. Дикки решительно двинулся вперед.
– Я знаю одно приятное местечко, где можно пообедать, – сказал он. – Настоящая неаполитанская пиццерия. Ты любишь пиццу?
– Да.
Пиццерия находилась на улочке настолько узкой и крутой, что машины по ней не ездили. В проеме двери висела гирлянда бус, на каждом столе – всего их было шесть – стоял кувшин с вином. В подобных заведениях сидят часами и неторопливо потягивают вино. Они просидели до пяти часов, когда Дикки сказал, что пора идти в галерею. Он извинился, что не ведет Тома в музей, где хранятся подлинные картины да Винчи и Эль Греко, но сказал, что они увидят их в следующий раз. Почти весь день Дикки говорил о Фредди Майлзе, но Тому его рассказ показался таким же неинтересным, как и лицо Фредди. Отец Фредди владел сетью гостиниц, а сам он был драматургом – мнимым, решил Том, ибо Фредди написал всего две пьесы и ни одна из них так и не увидела Бродвея. У Фредди был дом в Кань-сюр-Мер. До приезда в Италию Дикки жил там несколько недель.
– Я очень люблю, – поделился Дикки с Томом, когда они ходили по галерее, – сидеть за столиком и смотреть на проходящих мимо людей. После этого и на жизнь смотришь как-то по-другому. Англосаксы совершают большую ошибку, когда сидят за столиком и не обращают внимания на прохожих.
Том кивнул. Такое ему уже приходилось слышать. Он ждал, что Дикки скажет что-то глубокое и оригинальное. Дикки был красивым молодым человеком с необычной внешностью. У него было длинное лицо с четко очерченными чертами, умные глаза, и держался он всегда уверенно, независимо от того, во что был одет. На этот раз на нем были поношенные сандалии и довольно замызганные белые брюки, но он сидел с таким видом, будто был владельцем галереи. Когда официант принес кофе, он поболтал с ним по-итальянски.
– Чао! – крикнул он проходившему мимо юноше.
– Чао, Дикки!
– По субботам он меняет дорожные чеки Мардж, – пояснил Дикки Тому.
Хорошо одетый итальянец приветствовал Дикки горячим рукопожатием и подсел к ним за столик. Том прислушался к их разговору на итальянском языке, но разобрал только отдельные слова. Наконец Том почувствовал, что его одолевает усталость.
– Хочешь поехать в Рим? – неожиданно спросил Дикки.
– Конечно, – ответил Том. – Сейчас?
Он поднялся, чтобы достать деньги и расплатиться по счету, который официант подсунул под чашку.
У итальянца был длинный серый «кадиллак» с жалюзи на окнах, гудком на четыре тона и включенным на всю громкость радио. Дикки и Том сделали вид, что перекрикивать его доставляет им удовольствие. До предместья Рима они доехали часа за два. Когда они оказались на Аппиевой дороге,[15 - Аппиева дорога – древнеримская дорога между Римом и Капуей.] Том принялся смотреть по сторонам. Итальянец сказал, что выбрал этот путь ради него, потому что раньше Том здесь не бывал. Местами дорога была очень тряской. Итальянец объяснил, что кое-где специально оставили участки дороги, на которых видны булыжники, уложенные древними римлянами. Поля справа и слева казались Тому безлюдными и были похожи в сумерках на древние кладбища с несколькими могилами и обломками памятников. Итальянец высадил их посреди какой-то улицы в Риме и попрощался.
– Ему некогда, – сказал Дикки. – Должен встретиться с подружкой и успеть смыться до одиннадцати, пока муж не пришел. Вон мюзик-холл, он-то нам и нужен. Пошли.
Они купили билеты на вечернее представление. До начала оставался еще час, и они отправились на Виа Венето, сели за столик возле одного из кафе и заказали коктейли «американос». Том обратил внимание на то, что Дикки никого не знал в Риме или, во всяком случае, никого из тех, кто прошел мимо, а мимо их столика прошли сотни итальянцев и американцев. Тома представление не увлекло, хотя он изо всех сил старался сосредоточить на нем свое внимание. Дикки предложил уйти, пока оно не кончилось. Они наняли экипаж и поехали по городу, мимо фонтанов, через Форум, вокруг Колизея. Взошла луна. Тома клонило ко сну, но впечатления от пребывания в первый раз в Риме настраивали его на благодушный лад, и, несмотря на сонливое состояние, он старался ничего не выпустить из виду. Том положил ногу, обутую в сандалию, себе на колено и, взглянув на Дикки, увидел – точно отражение в зеркале, – что и Дикки устроился точно так же. Они были одного роста, примерно одного веса – Дикки, пожалуй, чуть потяжелее, – носили халаты, носки и рубашки одного размера.