На прицеле

Глава I. Воздух, пахнущий грозой

Самолет дрожал под напором ветра, как будто тропическая стихия, распластавшаяся над Карибским морем, знала: в этом небольшом бело-зелёном корпусе, летящем из Корозала в Сан-Педро, происходит нечто, что нельзя отпустить в небо без расплаты.

Карла Рейес сидела в кокпите с идеальной выправкой и выверенными движениями, её пальцы скользили по приборам с точностью пианистки, сыгравшей одну и ту же мелодию тысячу раз, но каждый раз – иначе. Снаружи мир был слишком ярок, слишком синий, слишком прозрачный – как будто за прозрачностью скрывалось что-то ложное, обманчивое, возможно, смертельное.

Рядом с ней, в кресле второго пилота, капитан Дарио Эстевес что-то бормотал в микрофон – голос ровный, уставший, привычный. Он знал, что этот рейс будет ничем не отличаться от сотен других, он знал, что тридцать семь минут в воздухе над изумрудной водой пролетят быстро, как всё в жизни, – но он ошибался.

Карла не делала вид, будто верит в безопасность. С тех пор как в Кабуле под её крылом взорвался грузовик, она перестала доверять даже небу. С тех пор как сгорел её напарник, а она вытащила из-под пепла только обломки шлема, она знала: тишина – это только форма предчувствия.

Сзади, в салоне, пассажиры вели себя так, как ведут себя те, кто верит в расписание: кто-то читал, кто-то спал, кто-то листал фотографии на телефоне, пытаясь отогнать страх полёта привычкой к повседневному. Лиа Коллинз, сидящая у аварийного выхода, не верила в повседневность. Она смотрела не в иллюминатор, а на мужчину через проход – высокого, хмурого, с руками, лежащими слишком спокойно на коленях, словно он давно привык держать в них оружие.

Лиа была не журналисткой – не совсем. Она умела писать, умела говорить, умела очаровывать – и умела убивать, если это было нужно. Она летела не за историей, а за истиной, и знала, что правда никогда не бывает тихой. У неё было задание: наблюдать. Отчёт должен был быть холодным, профессиональным, безэмоциональным. И всё бы пошло по плану, если бы не она – Карла. Карла, с лицом, словно вырезанным из стальной маски, с глазами, в которых пульсировал упрямый, живой, непрошибаемый свет.

Карла не замечала взгляда. Она была внутри машины, внутри себя, внутри неба. Но всё менялось – уже сейчас. Уже в эту секунду.

Тот мужчина в проходе – Акиньел Тейлор – поднялся, как будто просто хотел пройти в туалет. Его движения были медленными, точными, невидимо опасными, как у охотника, знающего, что добыча сама идёт к нему. Он сделал несколько шагов, затем ещё, и никто не закричал, никто не встревожился, пока его рука не скользнула под рубашку, откуда сверкнуло что-то узкое, острое, стальное.

Всё произошло за три секунды. Пассажир в шестом ряду вскрикнул, когда клинок полоснул его по плечу. Кто-то закричал. Женщина у окна пыталась закрыть лицо руками, как будто страх можно было спрятать под ладонями. Карла обернулась на звук – и всё внутри неё превратилось в ледяную команду: "Встать. Двигаться. Действовать."

Она сорвала наушники, рванула дверь в салон и увидела его – Тейлора, уже у кабины, с оружием, с выражением на лице, которое не поддается описанию, только считыванию: он не был сумасшедшим. Он был уверен.

Дарио вскочил, потянулся к рукоятке пистолета, спрятанного под креслом, но опоздал – нож полоснул его по руке, по шее, и кровь хлынула слишком быстро. Карла не закричала. Она прыгнула вперёд, как будто в ней снова ожила та самая армейская резкость, которую она пыталась похоронить, – и врезалась в мужчину всем телом, всей памятью, всем горящим нутром.

Они упали вместе. Он пнул ее, как тренировочный манекен, она ударилась о пол, воздух вышибло из легких. Он поднял нож. И в этот момент – Лиа, которая не должна была вмешиваться. Лиа, которая была просто наблюдателем, встала – и бросилась вперёд. Без оружия. Без плана. Только с пониманием, что если Карла умрёт – в этом небе погаснет то, что она ещё не успела назвать словами.

Она схватила Тейлора за запястье, и он, дёрнувшись, отшатнулся. Этого хватило: Карла, прокатившись, ударила его ногой, вырвала из кобуры пистолет и, прижав к полу, выстрелила рядом – не в него. В пол. Предупреждение.

Он замер. Его взгляд не был страхом. Это был вопрос. И Карла ответила:

– Двигайся – и умрёшь.

ГЛАВА II. Следы на стекле

Самолёт лёг на курс с мёртвой тишиной в кабине. Кровь на приборной панели застыла неровной дугой – как будто кто-то пальцем написал короткое послание на стекле между мирами. Дарио полулежал в кресле, с тряпкой, зажатой у шеи. Его лицо посерело, но глаза оставались ясными. Карла, зажав в руке рацию, передавала координаты, не давая голосу сорваться в крик.

– Tropic 7-1, мы запрашиваем экстренную посадку в Сан-Педро. Есть раненые. Один пассажир представлял угрозу. Угроза устранена. Повторяю: угроза устранена. Экипаж повреждён. Я беру управление на себя. Код три-ноль-ноль.

Пауза. Затем в наушниках отозвался сухой голос наземного диспетчера:

– Принято, Tropic 7-1. Вижу вас на подходе. Вам обеспечен приоритет. Полоса свободна.

Карла кивнула, хотя никто этого не видел. Её ладони скользнули по панели – всё под контролем, скорость стабильная, курс прямой. Внутри самолёта было тихо, как в храме после землетрясения.

Сзади, в салоне, пассажиры сидели напряженными, окаменевшими силуэтами. Кто-то плакал – тихо, как ребенок, боясь разбудить небо. Женщина в зелёной кофте сидела, крепко прижимая к себе сына. На полу, обхватив голову, сидел молодой парень в наушниках, слёзы текли по щекам, но он не вытирал их – будто знал, что в таких моментах человек не принадлежит себе.

Тейлор был в наручниках, лицо его было побито, губа разбита, глаза закрыты, но он был жив. Он лежал у аварийного выхода, привязанный к сиденью ремнями, и, казалось, даже дышал по-другому – как будто в нём не осталось ничего человеческого, только терпение. Он ждал.

Лиа сидела напротив, не отрывая взгляда. На её лице не было ни паники, ни страха. Только напряжение. Но в этом напряжении Карла, обернувшись на секунду, впервые уловила нечто странное – легкое, как трещина в зеркале. Лиа не выглядела испуганной. Она выглядела так, будто многое знала заранее.

– Осталось шесть минут, – сказала Карла, сама себе. – Шесть минут – и мы дома.

Но что такое «дом», когда небо едва не разорвало тебя на части?

Посадка была ровной, как по линейке, но Карла почувствовала каждую точку касания шасси, как будто резина встречалась не с асфальтом, а с её собственными нервами. Самолёт плавно замедлялся. За окном промелькнул жёлтый огонь сигнального маяка. Прожектора скользили по корпусу. Впереди уже бежали фигуры – скорая, полиция, спецслужбы. Металл самолёта застыл, как зверь, уставший от бега.

– Мы сели, – сказала она вслух. – Мы, черт возьми, сели.

Она повернулась к Дарио – он едва кивнул, глаза его блестели слезой и болью. Карла положила руку ему на плечо, крепко, по-братски. Он был жив.

– Держись. Сейчас всё будет.

Задняя дверь распахнулась, и внутрь ворвались фигуры в броне и масках. Вскрики. Команды. Угрожающие, строгие голоса. Тейлора увели мгновенно, словно чёрную ноту вырвали из партитуры.

Медики вбежали следом, Карлу оттолкнули в сторону. Её руки еще дрожали – не от страха, от концентрации. Резко, как в старом кино, всё стало черно-белым: её посадка, их крики, стук носилок по полу.

– Мисс Рейес? – голос рядом.

Карла обернулась. Перед ней стоял человек в строгом костюме, темные очки, несмотря на ночь.

– Меня зовут агент Слоун. Мы просим вас пройти с нами.

Комната допросов пахла холодом кондиционера и чужими руками. Карла сидела за столом, пустым, как ожидание. На ней был тот же самый комбинезон пилота, но теперь он казался не униформой, а чем-то, что нужно снять, сбросить, сжечь. Она чувствовала, как кровь прилипла к локтю, как пот стекал по позвоночнику.

– Я сделала то, что должна была, – сказала она.

– Это мы и хотим понять, – ответил агент. – Ваша версия полностью совпадает с показаниями пассажиров. Но есть детали, которые требуют пояснения.

– Какие?

Он не ответил. Только включил камеру и нажал кнопку. Показания начались.

Позже, уже ближе к рассвету, Карлу отвели в медицинский отсек для осмотра. Когда она вышла из душной, белой палаты, в коридоре стояла Лиа – с растрепанными волосами, в чужой толстовке, с глазами, в которых было столько огня, что Карла почувствовала, как что-то внутри неё невольно тянется вперёд.

– Ты в порядке? – спросила Лиа, голос чуть сорвался.

– Ты была удивительно хладнокровна, – сказала Карла в ответ. – Даже когда все кричали.

– Я… Я видела подобное. Работа. Журналистика.

Карла улыбнулась уголками губ. – Странная у тебя журналистика.

– У тебя – странные манёвры. Кто тебя учил бить людей пяткой в горло?

– Кабул. Пять месяцев. Двое погибших. И одна привычка – не умирать, когда нужно жить.

Они замолчали. Между ними была тишина, напряженная, как трос. И что-то в этой тишине было настоящим. Лиа шагнула ближе.

– Знаешь, – тихо сказала она. – Я много кого видела. Много кто делал героические вещи. Но ты… Ты не делаешь вид. Ты не врёшь. И я не помню, когда последний раз встречала человека, который идёт на смерть – без фальши.

Карла посмотрела на неё. Долго. Словно не верила. А потом выдохнула:

– А ты не боишься таких людей?

Лиа не ответила. Она только сделала ещё шаг – ближе. Их плечи почти касались. И тогда, между больничным коридором и реальностью, между испачканной формой и сумраком утра, впервые за весь этот проклятый день Карла почувствовала не тревогу, а тепло.

ГЛАВА III. Точка разлома

На третий день после инцидента Сан-Педро выглядел как выцветшая открытка: солнце светило слишком ярко, пальмы дрожали в мареве, как будто само пространство пыталось забыть то, что случилось. Но у воспоминаний нет кнопки «стоп». Особенно у тех, кто выжил.

Карла Рейес стояла у окна гостиничного номера, в который её поселили «на время следствия». Снаружи шумели мотороллеры, дети катались на велосипедах, и всё казалось нормальным, если бы не утренний брифинг, в котором каждое слово агента Слоуна звучало так, будто имелось в виду совсем другое.

Он вошел в конференц-зал без стука, как всегда. Его движения были лишены лишнего – ни поворота головы, ни взмаха руки, ни полуслова. Только чёткие шаги и документы, шлёпнувшиеся на стол с мрачной уверенностью. Он посмотрел на Карлу, как хирург смотрит на пациента, не зная, спасёт ли операцию.

– У нас есть проблема, – сказал он.

Карла молчала. Ее пальцы были сцеплены на коленях, спина прямая. Слоун уселся напротив, достал папку и раскрыл её. На первой странице – фотография мужчины. Избитое лицо, запекшаяся кровь, пустые глаза.

– Акиньел Тейлор. Официально – гражданин США, родом из Нью-Джерси. Ранее работал в системе снабжения ВВС, уволен три года назад. После этого – тишина. Ни налогов, ни кредитов, ни движения. Как будто исчез. Мы не можем понять, где он был последние 900 дней.

– Он говорил вам что-нибудь? – спросила Карла.

Слоун покачал головой.

– Ни слова. Только молчал. И – это важнее всего – он не требовал ничего. Ни выкупа, ни политических заявлений, ни даже угроз. Просто поднялся с ножом и пошел к кабине. Как будто это была цель. Не акт устрашения. А операция.

Карла взяла фотографию. Вгляделась. Что-то в чертах лица казалось ей знакомым. Не конкретно – а… узнаваемо. Как будто Тейлор был не один. Как будто он был частью чего-то большего.

– Вы думаете, он не одиночка?

Слоун усмехнулся – сухо, без радости.

– Я думаю, он пешка. И кто-то смотрел на нас через него.

Тем временем Лиа сидела в другой части города – в кафе на крыше отеля. Её ноутбук был открыт, но пальцы не касались клавиатуры. Экран мигал непрочитанным сообщением от человека, которого она не называла по имени.

«Подтверди. Есть ли контакт?»

Она медлила. Внутри нее шла борьба – не потому что не знала, что ответить. А потому что знала слишком хорошо.

Карла. Её холод. Её бесстрашие. Её глаза, в которых отражалось небо не как бесконечность, а как приговор. Лиа чувствовала, что начинает видеть в ней больше, чем просто цель. Больше, чем просто случайную спасительницу.

Она закрыла глаза. Сделала глоток кофе. Напечатала:

«Контакт установлен. Объект нестабилен. Но – чист. Повторяю: чист.»

Отправила. Почувствовала, как сердце сжалось.

В допросной Тейлор сидел так, будто времени не существовало. Его руки были зафиксированы, взгляд – не отводился. Перед ним сидел агент из Вашингтона, молодой, нервный, слишком уверенный в своей власти. Он задавал вопросы – быстро, напористо.

– Почему ты это сделал?

Молчание.

– Кто тебе помог?

Тишина.

– Кто тебя завербовал?

Слегка дрогнувшее веко. Почти невидимый жест.

– Ты хотел убить пилота?

Тейлор медленно повернул голову. Его голос был низким, с хрипотцой, как будто прошел сквозь песчаную бурю:

– Я должен был… добраться до неё.

– До кого?

– Она знает. Она видела меня.

Агент замер.

– Кто – она?

Ответа не последовало. Только взгляд – в камеру, на стену. Куда-то сквозь.

Карла вышла на улицу ближе к полудню. Воздух был густой, как сироп, пахнущий солью и нагретыми тротуарами. Она чувствовала спиной, что за ней следят. Возможно – Слоун. Возможно – кто-то ещё.

Когда она свернула в переулок, из тени вышла Лиа. Не испуганная. Не удивлённая. Просто стоящая – будто ждала её.

– Привет, – сказала она.

– Не удивлена, – отозвалась Карла. – Ты опять рядом. Случайность?

– Никогда не верила в случайности. Особенно с тех пор, как я увидела, как ты стреляешь.

Они шли рядом. Не прикасаясь. Но между ними было напряжение, как оголённый провод. Ни одна не начинала разговор по-настоящему. Но обе ждали.

– Ты знала, – тихо сказала Карла, не глядя. – Ты не была просто пассажиром. Ты знала, что что-то случится.

Лиа остановилась. Молча. Долго. Потом выдохнула:

– Я не могла сказать. Был приказ.

Карла смотрела на нее, как смотрят на лезвие, перед тем как взять его в руку. С опаской. Но и с влечением.

– Приказ от кого?

– Не сейчас.

– Когда?

– Когда ты будешь готова не бежать.

Они молчали. И в этом молчании была первая капля доверия. Неполного. Не безусловного. Но живого.

Карла вернулась в гостиницу. В её телефоне – сообщение от Слоуна:

«Ты должна увидеть кое-что. Видео с камеры в салоне. Приди в штаб к 20:00. И приведи с собой пассажирку Коллинз. Это не просьба.»

Она смотрела на экран долго. Затем набрала:

– Лиа. У нас проблема.

ГЛАВА IV. Шёпот чужого имени

В зале штаба было прохладно и слишком тихо, как в покинутом архиве. Стены, выкрашенные в светло-серый, не отражали ни звука, ни взгляда. На экране – стоп-кадр. Качество плохое, зернистое, снятое камерой наблюдения на потолке пассажирского салона.

На изображении – Тейлор, секунды до его атаки. Он сидит, как будто молится. Руки в карманах. Голова опущена. И – что важно – его губы двигаются.

Карла стояла у проектора, скрестив руки. Лиа – чуть позади. На лице её застыло напряжение, будто она предчувствовала удар.

– Мы обработали запись, – сказал Слоун, щёлкнув по клавиатуре. – С помощью акустического фильтра и чтения по губам.

Видео пошло. Замедленно. Картинка дернулась, свет мигнул. Тейлор поднял лицо, посмотрел вперед – не в камеру, а чуть левее, прямо в ту часть салона, где сидела Лиа.

И затем, очень отчетливо, сказал:

– Ар…ден… Ли.

Три слова. Точнее – одно имя. Разорванное. Хриплое. Но понятное.

Карла резко обернулась. Лиа стояла, будто её ударили в грудь. Она побледнела. Слоун нажал на паузу и обернулся к ней:

– Мисс Коллинз. Или, может быть, не совсем Коллинз?

Молчание. Лиа сделала шаг назад. Как будто собиралась бежать. Но Карла подошла, поставив ладонь на её плечо – не как надзиратель. Как человек, который не позволит разрушиться, пока не будет ясно, что внутри.

– Ты знаешь, что это имя значит, – прошептала Карла.

Лиа медленно кивнула. Не отрицая.

– Я не могу здесь говорить. Не при нём, – её голос сорвался, взгляд был полон ужаса, но и решимости.

Слоун вздохнул.

– Вас обеих запрашивают в Вашингтоне. Срочно. Спецборт вылетает утром. Но до этого – ты, – он указал на Лию, – либо рассказываешь, либо я отправляю тебя под наблюдение. Без права на разговоры. Даже с ней.

Карла шагнула ближе.

– Она расскажет. Но не здесь. И не тебе.

Вечер. Маленькая комната при штабе, бывшая переговорная. За окном – темнота, пересеченная красным неоном. Стены из старого дерева, запах кофе и соли. Карла и Лиа сидят напротив друг друга. Между ними – чашка с водой и напряжение, натянутое, как тетива.

– Арден Ли, – сказала Карла. – Кто она?

Лиа закрыла глаза.

– Это не кто. Это я.

Тишина.

Карла ждала.

– Моё имя. Настоящее. До программы.

– Какой программы?

– «Вторая поверхность». Секретное подразделение. Вшитые агенты, смена биографий, глубокая социализация. Я была в Лондоне, потом – в Казахстане, потом – здесь. Под прикрытием журналиста. Искала цепочку людей, которых называют «белыми игроками» – они вербуют спящих агентов, выводят их из системы. Тейлор – один из них.

Карла опустила голову.

– Почему ты не сказала сразу?

– Потому что я не знала, насколько ты чиста. Ты могла быть одной из них.

– А теперь знаешь?

Лиа кивнула.

– Теперь – да.

Они вышли на балкон. Ночь была влажной, как шелк после дождя. Вдалеке шумели улицы. Карла стояла, опершись на перила, Лиа – рядом. На этот раз ближе.

– Я никогда не хотела этого, – сказала Лиа. – Ни этой войны. Ни этих имён. Ни крови.

– Но ты осталась.

– Потому что кто-то должен быть в этом аду. Кто-то, кто умеет выживать. А ещё – видеть.

Карла обернулась к ней.

– А ты умеешь любить?

Вопрос завис в воздухе. Не как провокация. Как вызов.

Лиа смотрела на неё. Долго. И потом очень просто сказала:

– Я не знаю. Но когда ты вошла в кабину, и я поняла, что ты справишься – впервые за долгое время я захотела, чтобы кто-то выжил не ради дела. А ради себя.

Ночью Карла не спала. Её мысли были не только о Тейлоре, о Вашингтоне, о программе «Вторая поверхность». Они были о той тишине, в которой женщина вдруг говорит правду. И не боится, что её за это убьют.

На рассвете пришла депеша. Спецборт задерживается.

Причина – смена операционного руководства.

В Белиз вылетает новый куратор.

Имя: Джеймс Итон.

И только Слоун, прочитав имя, впервые за всё это время побледнел.

ГЛАВА V. Имя в прикосновении

Вашингтон встретил их холодным небом, как свод каменной церкви. На взлётно-посадочной полосе не было ни журналистов, ни любопытных. Только двое – мужчины в темной форме, без знаков различия. Один произнес:

– Агент Арден. Агент Рейес. Следуйте за нами.

С тех пор как они покинули Белиз, Лиа почти не говорила. В её глазах отражался какой-то внутренний счёт, давно начатый и, возможно, близкий к завершению. Карла не задавала вопросов. Она смотрела на Лию, как на карту, по которой никто не умеет читать, но в которую хочется верить.

Их привезли в Лэнгли – не через главный вход, а через внутреннюю артерию: тёмный тоннель, узкий коридор, камера, еще одна. Двери без ручек. Стены из бетона, металл с матовым блеском.

Только в самом конце, в помещении без окон, их встретил он.

Джеймс Итон.

На вид – мужчина шестидесяти, но с осанкой, от которой младшие офицеры расправляли плечи. Его лицо казалось собранным из углов: резкие скулы, прямой нос, холодные глаза. Он не подавал руки. Не улыбался. Только кивнул и сказал:

– Я ждал вас.

Карла ощутила, как напряглась Лиа. Словно тело её вспомнило то, что разум пытался забыть.

– Вы знали? – спросила Лиа.

– Я знал всё. Кроме одного, – Итон смотрел прямо на неё. – Я не знал, что ты спасёшь её.

Тишина.

– Карла, – сказал он, не поворачиваясь к ней. – Вы даже не представляете, во что вас втянули. Но вы уже внутри. А выхода – нет.

На экране – карта. Красные точки: Сан-Педро, Вашингтон, Лондон, Тбилиси, Афины. Каждая – место, где был замечен контакт спящих агентов. Надпись: Операция «Ангелус».

– Это не просто сеть, – сказал Итон. – Это программа внутри программы. Их цель – не саботаж. Их цель – устранение контроля. Свободные агенты. Без приказов. Без наций. Без границ. Они подчиняются только тем, кто стоит выше государств. Они вербуют, обучают, активируют. Тейлор был одним из них. А тебя, – он снова посмотрел на Лию, – они хотели вернуть.

– Но она отказалась, – тихо сказала Карла.

– Пока. Но даже отказ – уже выбор.

Когда их отвели в комнаты отдыха, Лиа была бледна. Она сидела у стены, не шевелясь, пока Карла расстегивала куртку. Тишина между ними была не глухой – она пульсировала.

– Почему он тебя боится? – спросила Карла.

Лиа подняла глаза.

– Потому что я прошла то, чего не выносят даже агенты с тридцатилетним стажем. Потому что я вернулась. А не должна была.

– Что с тобой сделали?

– Они стерли меня. Переименовали, перезаписали, вшили под кожу команды. Я помню, как звали мою мать. Но не помню её лица.

Карла подошла. Села рядом. Не прикасаясь. Но близко.

– Я не знаю, кто ты, – сказала она. – Но я верю в то, что ты была в том салоне. И не побежала.

Лиа закрыла глаза.

– Тогда я жила. Первый раз за долгое время.

Тем временем Итон рассматривал досье. Пальцы его были покрыты сетью старых шрамов. Он читал медленно, подчеркивая карандашом. Имя: Карла Рейес.

Внизу – рукописная приписка:

«Вероятно, не случайна. Проверить контакты в Мексике, 2021–2023 гг. Возможна вербовка под видом гражданской. См. «Сектор D».»

Поздно ночью, когда большинство коридоров опустело, в здании внезапно погас свет. Резервные генераторы включились через семь секунд, но этих секунд хватило. Один из охранников исчез. Второй – найден мёртвым. Пуля в лоб. Пистолет с глушителем.

На полу – капля крови и осколок линзы. Офицер был в команде Итона.

Карла и Лиа проснулись от звука тревоги. В коридоре – бег. Сигналы. Вспышки.

– Это было предупреждение, – сказала Лиа. – Нас ищут.

– Или уже нашли.

Они укрылись в техническом отсеке. Карла, с пистолетом в руке, контролировала вход. Лиа открыла панель и включила аварийную систему наблюдения. На экране – изображение. Человек в костюме, лицо скрыто, но походка знакома.

– Он не агент, – сказала Лиа. – Он один из них.

– Что будем делать?

– Найдём его первыми.

В ту ночь, сидя в темноте, прижавшись плечом к плечу, Карла и Лиа наконец позволили себе не сражаться. Не говорить. Просто быть.

– У меня остался один вопрос, – прошептала Карла.

– Какой?

– Когда всё это закончится… ты уйдёшь?

Лиа смотрела в темноту.

– Если ты останешься – я останусь тоже.

ГЛАВА VI. Пульс памяти

В здании ЦРУ снова было светло, но тишина не рассеялась. Она осталась между стен, в отражении стекла, в тени под лестницей. После ночного инцидента Итон приказал не разглашать ничего. В официальной сводке – технический сбой. В реальности – исчезновение одного офицера и тело другого, найденное в шахте лифта.

Карла сидела напротив Лии. На столе – карта здания, список персонала, и фрагмент видеозаписи. На кадрах – силуэт человека в очках, которые искажали его лицо.

– Его походка знакома, – сказала Лиа. – Но дело не в походке. Смотри на руки.

Карла замедлила видео. Тот, кто шёл по коридору, двигал пальцами в определённом ритме.

– Код, – прошептала она. – Морзе?

– Нет. Это секвенция «Сектор-4». Её используют только агенты, прошедшие перепрошивку. Он не просто двойной агент. Он один из вернувшихся.

Внизу, в техническом тоннеле между крыльями «D» и «F», нашли след: фрагмент серой ткани с микро узором. Лиа узнала его – форма отряда «Грифон», расформированного после скандала в Ливии. Официально никто из агентов не остался в строю. Но один мог. По имени Томас Грей.

– Томас был одним из нас, – Лиа смотрела вперёд, но Карла знала – она в прошлом. – Его считали мёртвым после провала миссии в Бейруте. Но если он здесь… значит, кто-то вытащил его. Не для спасения. Для перенастройки.

– Ты его знала?

– Мы учились вместе. Я знала, как он стреляет. Как говорит. Как молчит. Но даже тогда он был другим. Тишина в нём была… не просто отсутствием слов. Она была пустотой.

– Теперь он твой враг?