Учитель улыбнулся, увидев гримасу неудовлетворенного любопытства на моем лице. Как и все краткие биографические пересказы, его слова перечисляли внешние события, не раскрывая внутренней сути человека.
– Гуруджи, я хотел бы послушать истории из вашего детства.
– Я расскажу тебе несколько – и в каждой есть мораль! – глаза Шри Юктешвара сверкнули предупреждением. – Моя мать однажды попыталась напугать меня ужасающей историей о призраке, таящемся в темной комнате. Я немедленно отправился туда и был разочарован тем, что не обнаружил его там. Мама больше никогда не рассказывала мне страшилок. Мораль: взгляни страху в лицо, и он перестанет тебя беспокоить. Еще одно раннее воспоминание – это мое желание иметь уродливую собаку, принадлежащую соседу. Я неделями не давал покоя родным, чтобы заполучить эту собаку, и не желал ничего слышать о других предлагаемых мне питомцах с более приятной внешностью. Мораль: привязанность ослепляет, она придает воображаемый ореол привлекательности объекту желания. Третья история касается гибкости юношеского ума. Иногда я слышал, как моя мать говорила: «Человек, который соглашается работать под чьим-либо началом, – раб». Это впечатление настолько прочно засело в моей голове, что даже после женитьбы я отказывался от всех должностей. Я покрывал расходы, вложив свой семейный капитал в землю. Мораль: чувствительные уши детей следует подпитывать хорошими и позитивными предложениями. Трудно избавиться от установок, полученных в раннем детстве.
Взгляни страху в лицо, и он перестанет тебя беспокоить.
Привязанность ослепляет, она придает воображаемый ореол привлекательности объекту желания.
Трудно избавиться от установок, полученных в раннем детстве.
Учитель погрузился в безмятежное молчание. Около полуночи он проводил меня к узкой койке. Я спал крепко и сладко в ту первую ночь, проведенную под крышей моего гуру.
Шри Юктешвар выбрал следующее утро, чтобы даровать мне посвящение в Крийя-йогу. Ее технику я уже усвоил от двух учеников Лахири Махасайя – от Отца и от моего наставника, Свами Кебалананды, но в присутствии Учителя я почувствовал ее преобразующую силу. От его прикосновения меня озарил ослепительный свет, подобный одновременному сиянию множества солнц. Весь следующий день я ощущал, как поток невыразимого блаженства переполняет мое сердце и достигает глубины души. Только ближе к вечеру я сумел заставить себя покинуть обитель.
«Ты вернешься через тридцать дней». Я добрался до своего дома в Калькутте, исполнив тем самым предсказание Учителя. Никто из моих родственников не сделал колких замечаний по поводу возвращения в гнездо «парящей птички», которых я так опасался.
Я поднялся на свой маленький чердак и окинул его нежным взглядом, словно живое существо. «Ты был свидетелем моих медитаций, слез и бурь моей садханы. Теперь я достиг гавани моего божественного учителя».
– Сынок, я рад за нас обоих, – мы с Отцом сидели вместе в вечерней тишине. – Ты нашел своего гуру, как чудесным образом я когда-то нашел своего. Святая рука Лахири Махасайя охраняет наши жизни. Твой учитель оказался не недоступным гималайским святым, а тем, кто проживает поблизости. Мои молитвы были услышаны: в своих поисках Бога ты не покинул навсегда поле моего зрения.
Твой учитель оказался не недоступным гималайским святым, а тем, кто проживает поблизости.
Отец также был рад, что я продолжу обучение, и тут же помог мне все устроить. На следующий день я был зачислен в Шотландский церковный колледж в Калькутте.
Месяцы, наполненные счастьем, летели незаметно. Мои читатели, несомненно, сделали проницательное предположение, что меня редко видели в аудиториях колледжа. Обитель в Серампуре таила в себе слишком заманчивый соблазн. Учитель никак не комментировал мое постоянное присутствие рядом с ним. К счастью для меня, он редко упоминал классные комнаты. Хотя всем было ясно, что я совершенно не гожусь на роль ученого, время от времени мне удавалось получать минимальные проходные баллы.
Повседневная жизнь в ашраме текла ровно, в ней редко случались перемены. Мой гуру просыпался до рассвета. Лежа, а иногда и сидя на кровати, он входил в состояние самадхи[80 - Буквально означает «направлять вместе». Самадхи – это сверхсознательное состояние экстаза, в котором йог постигает тождество души и Духа.]. Момент пробуждения Учителя было легко определить по резкому прекращению оглушительного храпа[81 - Храп, по мнению физиологов, является признаком полного расслабления (исключительно того, кто так глубоко погрузился в сон).]. За этим следовала пара вздохов, иногда – шевеление тела. Затем беззвучное отсутствие дыхания: гуру находился в глубокой йогической радости.
Учитель не завтракал. Сначала он совершал долгую прогулку вдоль Ганга. Те утренние прогулки с моим гуру – насколько они для меня все еще реальны и ярки! С легкостью возвращаясь в воспоминания, я часто оказываюсь рядом с ним: раннее солнце согревает реку. Звенит его голос, насыщенный подлинной мудростью.
После прогулки гуру принимал ванну, затем совершал полуденную трапезу. Обязанность по приготовлению блюд в соответствии с ежедневными указаниями Учителя была возложена на молодых учеников. Мой гуру был вегетарианцем. Однако прежде чем принять монашество, он ел яйца и рыбу. Ученикам он советовал придерживаться любой простой диеты, которая соответствовала бы их телосложению.
Мастер ел мало, чаще всего – рис, подкрашенный куркумой или соком свеклы или шпината и слегка сбрызнутый топленым маслом или маслом гхи из молока буйволицы. В другой день он мог съесть чечевичный дал или чанну[82 - Дал – густой суп, приготовленный из дробленого гороха или других бобовых. Чанна – сыр из свежей простокваши, нарезанный квадратиками и запеченный с картофелем.] и карри с овощами. На десерт – манго или апельсины с рисовым пудингом или соком джекфрута.
Посетители приходили во второй половине дня. Непрерывный поток мирян нарушал спокойствие обители. Учитель ко всем относился с одинаковой вежливостью и добротой. Человек, который осознал себя как душу, а не тело или эго, чувствует поразительно равное уважение к остальной части человечества.
Человек, который осознал себя как душу, а не тело или эго, чувствует поразительно равное уважение к остальной части человечества.
Беспристрастность святых коренится в мудрости. Мастера выбрались из майи, ее постоянно сменяющие друг друга лики разума и глупости больше не бросают на них влиятельный взгляд. Шри Юктешвар не уделял особого внимания успешным и могущественным людям, но и не пренебрегал прочими из-за их бедности или неграмотности. Он с уважением выслушал бы искренние слова от ребенка и открыто проигнорировал бы какого-нибудь тщеславного пандита.
В восемь часов наступало время ужина, но иногда посетители не спешили расходиться. Мой гуру не удалялся, чтобы поесть в одиночестве. Никто не покидал его ашрам голодным или неудовлетворенным. Шри Юктешвар никогда не терялся, никогда не пугался неожиданных посетителей. Под его находчивым руководством скудная трапеза превращалась в банкет. И все же он был экономным, его скромных средств хватало на все. «Рассчитывай на пределы своего кошелька, и тебе будет комфортно, – любил повторять он. – Расточительность приведет к дискомфорту». Учитель проявлял оригинальность творческого духа везде: и в нюансах организации праздников в обители, и в строительных и ремонтных работах, и в прочих бытовых мелочах.
Рис. 16. Мой Учитель, Шри Юктешвар. Ученик Лахири Махасайя
Тихие вечерние часы часто проходили в беседах с моим гуру, которые я считаю бесценными сокровищами. Каждое его высказывание было взвешено и отточено мудростью. Возвышенная самоуверенность отличала его способ выражения мыслей: это было уникально. Учитель говорил так, как на моей памяти никто другой никогда не говорил. Прежде чем высказаться вслух, он взвешивал утверждение на тонких весах различения. Сущность истины, всепроникающая даже в физиологическом аспекте, исходила от него подобно благоухающему аромату души. Я всегда сознавал, что нахожусь в присутствии живого воплощения Бога. Я автоматически склонял голову перед ним, осознавая его божественность.
Если задержавшиеся допоздна гости замечали, что Шри Юктешвар все больше окунается в Бесконечность, он быстро вовлекал их в беседу. Он был неспособен позировать перед кем-то или выставлять напоказ свою внутреннюю замкнутость. Всегда находясь в единении с Господом, гуру не нуждался в отдельном времени для общения с Ним. Осознавший себя мастер уже оставил позади ступень медитации. «Цветок опадает, когда появляется плод». Но святые часто прибегают к каким-либо духовным формам, чтобы поощрить учеников.
Всегда находясь в единении с Господом, гуру не нуждался в отдельном времени для общения с Ним.
С приближением полуночи мой гуру мог с детской непосредственностью впасть в дремоту. Не было никакой суеты по поводу постельных принадлежностей. Он часто ложился, даже без подушки, на узкую тахту, стоявшую позади его излюбленного сиденья из тигровой шкуры.
Нередко всю ночь длилась философская дискуссия, любой ученик мог поднять тему, которая вызывала у него интерес. Тогда я не чувствовал ни усталости, ни желания спать, мне хватало живых слов Учителя. «О, уже рассвет! Давайте прогуляемся вдоль Ганга». Так неоднократно заканчивались наши поучительные ночные бдения.
Первые месяцы, проведенные в компании Шри Юктешвара, завершились для меня полезным уроком – «Как перехитрить комара». Дома мои родные всегда на ночь задергивали полог у кровати. Я был встревожен, обнаружив, что в обители в Серампуре этот благоразумный обычай не соблюдался. Однако насекомых там была тьма, они искусали меня с головы до ног. Мой гуру сжалился надо мной.
– Купи себе полог для кровати, а заодно приобрети такой и для меня, – он засмеялся и добавил: – Если ты купишь полог только для себя, все комары сосредоточатся на мне!
Я с огромной охотой подчинился. Каждую ночь, которую я проводил в Серампуре, мой гуру просил меня задернуть полог перед сном.
Однажды вечером комары особенно зверствовали. Но Учитель вопреки обыкновению не распорядился задернуть полог. Я нервно прислушивался к предвкушающему жужжанию насекомых. Забравшись в постель, я вознес молитву, призывая их всех сжалиться над нами. Полчаса спустя я притворно кашлянул, чтобы привлечь внимание гуру. Я думал, что сойду с ума от укусов и особенно от назойливого гула, с которым комары совершали кровожадные обряды.
От Учителя не последовало никакой реакции. Я осторожно приблизился к нему. Он не дышал. Я впервые увидел его в йогическом трансе и испугался.
«Должно быть, у него отказало сердце!» Я поднес зеркало к его носу, оно не затуманилось дыханием. Чтобы окончательно убедиться, я на несколько минут зажал пальцами рот и ноздри Учителя. Его тело было холодным и неподвижным. В оцепенении я повернулся к двери, собираясь позвать на помощь.
– Так! Начинающий экспериментатор! Мой бедный нос! – голос Учителя дрожал от смеха. – Почему ты не спишь? Неужели весь мир должен подстраиваться под тебя? Измени себя: избавься от комаров в своих мыслях.
Я покорно вернулся в постель. Ни одно насекомое не осмеливалось приблизиться. Я понял, что мой гуру ранее соглашался задергивать полог лишь для того, чтобы порадовать меня. Он не боялся комаров. Его йогическая сила была такова, что он либо мог заставить их не кусаться, либо отгородиться от них внутренней неуязвимостью.
«Он показал мне пример, – подумал я. – Это йогическое состояние, к достижению которого я должен стремиться». Йог должен быть способен переходить в сверхсознание и продолжать в нем пребывать, невзирая на многочисленные отвлекающие факторы, которые всегда присутствуют на этой земле. Будь то жужжание насекомых или всепроникающий яркий дневной свет, органы чувств не должны реагировать на них. Тогда действительно можно услышать звук и увидеть свет, но в мирах более прекрасных, чем запретный Эдем[83 - Вездесущие способности йога, благодаря которым он видит, слышит, пробует на вкус, обоняет и ощущает свое единство с творением без помощи органов чувств, были описаны в «Тайттирия-Араньяке» так: «Слепой проткнул жемчужину; безрукий продел в нее нитку; лишенный шеи носил ее; и безъязыкие восхваляли это».].
Комары, преподавшие мне урок, сослужили еще одну службу в самом начале моего пребывания в ашраме. Это был нежный час сумерек. Мой гуру превосходно интерпретировал древние тексты. Я сидел у его ног в совершенном покое. Внезапно бесцеремонный комар вторгся в идиллию и стал претендовать на мое внимание. Когда он вонзил ядовитую иглу для подкожных инъекций в мое бедро, я автоматически поднял руку мщения. Отсрочка от неминуемой казни! Мне как нельзя кстати вспомнилось одно из йогических изречений Патанджали – об ахимсе (непричинении вреда).
– Почему ты не закончил начатое?
– Учитель! Вы выступаете за то, чтобы отнимать жизнь?
– Нет, но мысленно ты уже нанес смертельный удар.
– Я не понимаю.
– Патанджали имел в виду избавление от желания убивать, – Шри Юктешвар читал мои мысли, как открытую книгу. – Этот мир не подходит для того, чтобы практиковать ахимсу в буквальном смысле. Иногда человек вынужден истреблять вредных существ. Но никто не обязывает его испытывать гнев или враждебность. Все формы жизни имеют равное право на воздух майи. Святой, который откроет тайну творения, будет в гармонии с его бесчисленными изумительными формами жизни. К этому пониманию может приблизиться любой, кто обуздает внутреннюю страсть к разрушению.
– Гуруджи, должен ли человек принести себя в жертву, а не убивать дикого зверя?
– Нет, человеческое тело драгоценно. Оно имеет наивысшую эволюционную ценность из-за уникальных мозговых и спинномозговых центров, которые позволяют просветленному верующему полностью постичь и выразить самые возвышенные аспекты божественности. Ни одна низшая форма жизни не оснащена таким образом. Это правда, что человек берет на душу незначительный грех, если он вынужден убить животное или любое другое живое существо. Но Веды учат, что бессмысленная потеря человеческого тела является серьезным нарушением кармического закона.
Веды учат, что бессмысленная потеря человеческого тела является серьезным нарушением кармического закона.
Я вздохнул с облегчением: в священных книгах не всегда встречается оправдание естественных инстинктов.
Так получилось, что я никогда не видел Учителя вблизи леопарда или тигра. Однажды с ним столкнулась смертоносная кобра, но только для того, чтобы быть побежденной любовью моего гуру. Эта разновидность змей вызывает большой страх в Индии, где ежегодно от ее укуса умирает более пяти тысяч человек. Опасная встреча произошла в Пури, где у Шри Юктешвара была вторая обитель, расположенная в очаровательном месте неподалеку от Бенгальского залива. Свидетелем этого случая стал Прафулла, молодой ученик, недавно пришедший к Мастеру.
– Мы сидели на открытом воздухе рядом с ашрамом, – поведал мне Прафулла. – Неподалеку появилась кобра, четыре фута чистого ужаса. Сердито раскрыв капюшон, она бросилась к нам. Мой гуру приветливо хихикнул, как будто увидел играющего ребенка. Я был вне себя от ужаса, увидев, как Учитель ритмично хлопает в ладоши[84 - Кобра незамедлительно атакует любой движущийся объект в пределах ее досягаемости. Единственной надеждой на спасение обычно является полная неподвижность.]. Он развлекал наводящего ужас гостя! Я сохранял полную неподвижность, мысленно вознося все исступленные молитвы, на какие был способен. Змея, находившаяся очень близко к моему гуру, замерла, казалось, очарованная его ласковым отношением. Страшный капюшон постепенно уменьшался в размере. Змея скользнула между ног Учителя и исчезла в кустах.
– Тогда для меня было необъяснимо, почему мой гуру двигал руками и почему кобра не атаковала их, – заключил Прафулла. – С тех пор я пришел к пониманию, что мой божественный учитель не боится пострадать ни от одного живого существа.