Промысел Бога и свобода человека по творениям святого Максима Исповедника

«Бог сотворил и мир невидимый, и мир видимый; душу и тело Он также создал. И если видимый мир столь прекрасен, то каков же [мир] невидимый?»[17 - Максим Исповедник, прп. Главы о любви. III, 72 // Творения. Кн. 1. С. 130.]

Продолжая и укореняя в библейских основаниях линию, намеченную уже античными философами, Максим Исповедник именует сферу Божественного «лучшим» и «сущим», а материю, или «вещественную сущность*», – началом, не обладающим собственным бытием, то есть «не-сущим» (?? ??). Подлинное бытие материальные вещи получают в процессе творения как воплощение «духовных слов» – логосов, восходящих к первоисточнику всего бытия, Богу Слову. Тем самым вещи, доступные нашему зрению и другим чувствам, в действительности представляют собой реализацию идеальных сущностей, которые, в свою очередь, созерцаются человеческим умом. Говоря философским языком, «феномены» коренятся в «ноуменах» и умопостигаются в них.

Логосы определяют бытие этого мира. Они несут в себе судьбу вещей и сущностей. Слово Божие, посеянное и возросшее, «становится столь великим», что все возвышенные логосы чувственных и умопостигаемых тварей подобны «птицам, обретающим покой в ветвях» Его[18 - Ср.: Максим Исповедник, прп. Главы о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия. II, 10 // Творения. Кн. 1. С. 235.].

Однако у логосов есть и другое значение – парадигматическое. Логосы – это прообразы (парадигмы) вещей, причем прообразы динамические. Логос вещи есть не только ее «истина» и «смысл», не только «закон» или «определение», но прежде всего ее образующее сущностное начало. Преподобный Максим различает три основных типа логосов, на которых основано богопознание[19 - Макси Исповедник, прп. О недоумениях к Иоанну. 24 [10.19] // О различных недоумениях… С. 114.]:

– «логосы естества»*, представляющие собой законы бытия, заложенные в природу вещей;

– «логосы Промысла»*, или предначертанные Богом судьбы вещей;

– «логосы суда»* или, точнее, «рассуждения», представляющие собой Божественные определения о вещах, благодаря которым поддерживается целостность мироздания.

Тем самым логосами охвачены все этапы бытия вещи, от ее возникновения до эсхатона*.

Коротко говоря, логос – это предопределенная Богом судьба и назначение всякого творения, его замысел, внутренний закон и движущая сила.

1.3. Тропосы как пути реализации логосов[20 - Подробнее см.: Кузенков П. В. Логос – мир – человек. Космология святого Максима Исповедника. С. 36–43. Там же см. ссылки на труды прп. Максима.]

Логосы неизменны и вечны в своем соответствии Промыслу. Но они не приводят к всеобщей детерминированности тварного мира. Представляя собой идеальный замысел Бога, логосы реализуются в бытии мира через посредство тропосов* – буквально «образов», то есть способов существования* тварных сущностей.

Между логосом и тропосом нет тождества. Если логос неизменен, то тропос может варьироваться в довольно широких пределах. Представленный логосом «идеальный» замысел о твари может быть и не исполнен, так как может от него сильно отклоняться в силу свободы разумной твари.

Хотя большинство творений послушно и строго следуют замыслу Творца, следуя своим логосам естества (именно их выражают так называемые законы природы, изучаемые естественными науками), у разумных существ – ангелов и людей – представленный логосом идеальный замысел может быть и не исполнен, так как они обладают свободой избрать свой собственный путь: с Богом и к Богу или без Бога и прочь от Него. В жизни человека его природный логос реализуется через тропос личного поведения, которое определяет его праведные или греховные поступки. А выбор поведения, того или иного способа действия, осуществляется с участием свободной воли человека.

Таким образом, понятия логосов и тропосов у преподобного Максима Исповедника имеют ключевое значение для понимания предопределения и свободы человеческой воли. С одной стороны, мир парадигматически как бы предопределен в логосах, но с другой – в реальном бытии существует разница между логосом и тропосом.

Это расхождение, по преподобному Максиму, задает и онтологический зазор между идеальным бытием в вечности и бытием во времени. В случае отсутствия такого расхождения, то есть в ситуации, когда тропос бытия волевой тварной сущности максимально соответствует ее сущностному логосу, логосу Промысла и логосу суда, реализуется благобытие*, которое в конце времен, после Второго Пришествия, развернется в вечное и благое приснобытие (присноблагобытие)*.

Итак, поведение человека, образ его мыслей и действий, определяется свободным выбором. Собственно, именно в этом – и только в этом – проявляется человеческая свобода. Свободная воля человека выбирает, в терминологии преподобного Максима, тот или иной тропос реализации своего природного логоса.

В основе человеческой воли лежит благой логос естества. Но он вовсе не детерминирует волю человека: мы вольны выбирать между добром и злом, поскольку сам логос разумного существа определяет эту возможность. Однако в случае выбора зла человек изменяет логосу Промысла – с соответствующими последствиями для логоса суда. Но почему человек вообще наделен способностью свободного выбора?

1.4. Свобода как свойство разумных творений

Сотворение человека, по Библии, коренным образом отличалось от создания других творений: если во всех прежних случаях Бог просто повелевает: «Да будет!», то при сотворении Адама Он произносит: Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их (Быт. 1:26–27). Во 2-й главе Книги Бытие творение человека описано более подробно: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою (Быт. 2:7).

Таким образом, человек сотворен особым Божественным актом, как хозяин и распорядитель всего сотворенного мира, и наделен особыми свойствами, которые позволяют говорить о нем как об «образе Бога».

Одним из таких свойств является свобода, под которой в дальнейшем понимается не просто некая пассивная возможность, но именно активная свобода выбора того или иного действия, опирающаяся на личное волевое решение (кстати, этимология слова «свобода» восходит к основе «свой»).

Основной идеей святых отцов и учителей Церкви было истолкование имеющейся у человека свободы как его природного качества, вытекающего из библейского тезиса о человеке как венце творения и образе и подобии Бога.

«Отец монашества» преподобный Антоний Великий сформулировал этот тезис так: «Бог создал душу свободною и самовластною, и она вольна поступать как хочет – хорошо или худо»[21 - Антоний Великий, прп. Наставления о доброй нравственности и святой жизни, в 170 главах. Гл. 21 // Добротолюбие. Т. 1. М.: Сибирская Благозвонница, 2010. С. 38.].

По словам святителя Григория Богослова, «Сотворивший человека вначале соделал его свободным, ограничив его только одним законом заповеди»[22 - Григорий Богослов, свт. Слово 14, о любви к бедным // Творения: В 2 т. Т. 1. ТСЛ, 1994. (Репр. с изд.: СПб., 1912). С. 221.].

Святитель Григорий Нисский, сравнивая Творца с художником, пишет: «…наилучший Художник создал наше естество*, как некий сосуд, пригодный для царственной деятельности… Ибо душа прямо показывает в себе царственность, и возвышенность, и великую далекость от грубой низости тем самым, что она, не подчиняясь, свободно, полновластно располагает своими желаниями. А это кому иному свойственно, кроме царя?»[23 - Григорий Нисский, свт. Об устроении человека. Гл. 3 // Творения. Ч. 1. М., 1861. С. 87–88. (ТСО. Т. 37).] Одним из важнейших благих качеств образа Божия, представленного в человеке, является «быть свободным, не подчиняться какому-либо естественному владычеству, но иметь самовластную по своему усмотрению решимость; потому что добродетель есть нечто неподвластное и добровольное, принужденное же и невольное не может быть добродетелью»[24 - Григорий Нисский, свт. Об устроении человека. Гл. 16 // Творения. Ч. 1. М., 1861. С. 141. (ТСО. Т. 37).]