Иезуиты

Иезуит должен был вставать по звонку, убирать свою постель и комнату. Уходя, он должен всегда оставлять комнату отпертой, ибо начальник всегда может войти и осмотреть его вещи. Нельзя выходить из дома до восхода солнца и приходить после захода.

На улице иезуит должен вести себя скромно, вид его должен быть всегда приветлив и ласков. Он не должен морщить лоб и нос. Беседуя с высокопоставленным лицом, он должен скромно потуплять глаза. Вообще он должен больше смотреть вниз, чтобы не выдавать глазами своих мыслей. Инструкция подробно указывает, как иезуит должен ходить, держать голову, говорить, даже звонить в крыльцо у лиц различного общественного положения.

Обязанный доносить начальству обо всем, что ему известно относительно товарищей, по отношению к посторонним людям иезуит должен хранить тайну. Он не имеет права рассказывать об интимных делах ордена кому-либо. Все что делается в ордене, должно быть скрыто. Вот почему о внутренней жизни иезуитов так мало известно в обществе.

Иезуитский орден – это стройная, скованная дисциплиной организация, вдохновляемая одной общей идеей. Неудивительно, что скоро этот орден стал играть руководящую роль не только в религиозной жизни католической Европы, но оказывать громадное влияние и на политику. Папы поняли значение иезуитов и наделили орден необычными привилегиями, перечисление которых составляет отдельную книжку. Наделенные этими привилегиями, иезуиты смело ринулись в бой и скоро заставили заговорить о себе весь мир.

IV. Учение иезуитов

Как мы видели, орден иезуитов возник на почве борьбы католической церкви с реформацией. Основной задачей его основателя было защищать папство и его привилегии от всяких посягательств. Как бы ни относиться к католической реакции, нельзя не признать, что первоначальные цели основателей ордена были чисты. Это были действительно религиозные люди, они действовали исключительно «для вящей славы Божией». Вначале у них было на первом плане духовное оружие: проповедь и воспитание юношества. Но скоро, ввиду успехов ордена, к «товариществу Христа» стали присоединяться люди, которые «вящую славу Божию» стали понимать довольно своеобразно. Успех ордена вскружил головы. Богатства, притекавшие от почитателей, стали служить большим соблазном, и разгоревшиеся страсти привели к тому, что члены ордена перестали разбираться в средствах борьбы.

Уклоняясь от фактического участия в инквизиционных судилищах, члены ордена, однако, скоро стали идейными вдохновителями самых жестоких мер против еретиков. «Еретик, – говорит иезуит Экскобар, – будет отлучен от церкви, брак его будет расторгнут, его поместья, хотя бы майоратные, будут конфискованы; у него будут отняты все гражданские права, а в случае упорства он будет предан смертной казни. Дети еретиков будут также подвергаемы наказаниям, за исключением тех случаев, если они донесут на своих родителей. Инквизиторы не должны содержать детей еретика на доходы с его конфискованного имущества».

Инквизиция, с точки зрения иезуитов – «высшая форма общественного совершенства». В борьбе с еретиками допустимы всякие средства. В этом отношении для иезуитов был особенно удобен провозглашенный ими принцип, что «цель оправдывает средства». А так как цель ордена – слава Божия, то нет тех средств, которые бы не были оправданы этой целью. Прилагая этот принцип к жизни, иезуиты последовательно дошли до оправдания деяний безнравственных и даже преступных.

Стремясь упрочить свое влияние на общество и вращаясь среди самых разнообразных его слоев, они выработали тактику приспособления к различным вкусам и потребностям людей, с которыми они сталкивались. Хорошо понимая, что суровой проповедью аскетизма не привлечешь к себе сердца, они создали очень удобную мораль, которая была приемлема для всех, ибо никого не стесняла.

Мы приведем несколько рассуждений иезуитов относительно различных вопросов нравственной жизни, для того, чтобы показать, каким оружием члены ордена завоевывали сердца людей. Вот несколько рассуждений о разврате и браке. «Кто заводит связь, – говорит о. Франц Ксаверий Фегели (соч. „Практические вопросы об обязанностях духовника“. Аугсбург. 1750 г.), – с молодой девицей, с добровольного согласия ее, тот не совершает этим греха, потому что она властна распоряжаться собой и любить, кого хочет». К этому другой иезуит Мулле, в своем «Компендиуме нравственности» прибавляет: «Кто овладел девицей насилием, угрозой или хитростью, тот обязан вознаградить ее и ее родственников за вред, который от этого произошел; он обязан дать ей приданое, чтобы она нашла себе мужа или сам жениться на ней, если не может вознаградить иначе, Однако, если дело осталось совершенно тайным, то он, по совести не обязан вознаграждать ее». О. Этьен Бони вообще о разврате говорит так: «Всем людям позволительно посещать развратные дома для обращения на истинный путь женщин, хотя весьма вероятно, что пришедший туда согрешит, ибо трудно воздержаться от соблазна. Но это будет только „fornificatio“, а не „Sturpum“. „Sturpum“ было бы в том случае, если бы было совершено насилие над девицей против ее воли, „fornificatio“ же основано на обоюдном согласии и не составляет для женщины обиды». Нельзя не сознаться, что эта точка зрения очень удобна для иезуитских проповедников, всегда любивших проповедывать в домах разврата.

Потакая разврату, они должны были оправдывать и тех, кто служит этому. Изобретательный о. Кастро Паоло учит в своем сочинении. «Слуга, принужденный для снискания пропитания служить развратному господину, может оказывать ему содействие в самых тяжких проступках. Так, например, он может доставлять ему наложниц, водить его в дурные места и прочее; во всем этом роль его безгрешна. Если например, господин его полезет в окно в спальню к женщине, то слуга может подсаживать его или держать ему лестницу, потому что оказывать помощь человеку влезающему само по себе совершенно безгрешно».

Любопытны рассуждения иезуитов и о том, нравственно ли брать деньги за проституцию. На эту тему пишет о. Гордон (общее нравственное богословие, т. II кн. V). «Публичная женщина, – философствует этот проповедник нравственности, – вправе требовать платы, но не слишком высокой. Это относится и к девицам, тайно занимающимся проституцией. Но замужняя женщина не вправе получать плату, потому что доход с ее проституции не входит в условия брачного контракта!» Впрочем, по этому вопросу у святых отцов разномыслие, по крайней мере, знаменитый о. Эскобар держится иного мнения: «Плата, получаемая замужней женщиной за нарушение супружеской верности, – говорит он, – составляет ее законное приобретение; но она обязана позволить мужу также пользоваться этим доходом».

Но рекорд бесстыдства побил, кажется, о. Том-бурино. Он отвечает на следующий вопрос: по какой цене следует женщине продавать доставляемое ею удовольствие? На это он дает такой глубокомысленный ответ: «Это зависит от многих условий, как то: от рождения, красоты и состояния женщины; например, женщина, пользующаяся общим уважением, стоит дороже той, которая доступна первому встречному. Стало быть, прежде всего дело в том, о ком идет речь – о публичной женщине или об уважаемой. Публичная женщина не должна брать с одного больше, чем с другого. Она должна назначить себе таксу, и тогда это будет соглашение между ею и её посетителем. Посетитель дает ей деньги, а она ему свое тело, как трактирщик – вино. Но приличная и уважаемая женщина может требовать, сколько вздумает, потому что при отсутствии определенной таксы продавец волен просить за товар, сколько хочет. Стало быть, такая женщина, как невинная девушка, может запрашивать за свою честь, сколько угодно, и никто не может упрекнуть ее в лихоимстве».

Не менее остроумно рассуждают отцы-иезуиты и о воровстве. «Позволительно ли в нужде воровать?» – задается вопросом о. Пьер Аррагон и отвечает: «Да, позволительно воровать и тайно и явно, но только за неимением иных средств помочь своей нужде. При том здесь нет ни насилия, ни похищения, потому что по естественному праву все принадлежит всем и кроме того, каждый обязан поддерживать свое существование». Разрешает воровство и о. Бенедикт Штатлер: «Если по болезни или неимению работы человек не в состоянии удовлетворить своим насущным потребностям трудом, то он вправе тайной или открытой силой брать у богатого излишек». Антонио де-Эскобар к этому прибавляет: «Если ты видишь человека, который собирается обворовать бедняка, то удержи его и укажи ему на какого-либо богача, чтобы он обокрал его вместо бедняка».

Иезуиты оказались прекрасными теоретиками лжи и клятвопреступления. Об этом они написали немало страниц. Приведем некоторые мнения. «Позволительно, – говорит X. де-Карденс, – давать клятву в важных и неважных делах с намерением не сдержать ее, если есть достаточное основание на это». Иногда позволительно говорить двумысленно и обманывать судей, пишет о. Кастропалос, если есть уважительное основание скрыть истину. Например, чтобы не быть казненным за убийство, необходимо притворство, и оно вполне позволительно в подобном случае и не составляет ни малейшего греха. В таких обстоятельствах дозволительно даже дать двусмысленную клятву, потому что первый долг человека, который выше всего – заботиться о сохранении своей жизни всеми зависящими от него средствами. В этом отношении со мною согласны ученейшие наши богословы, так что я могу сослаться на сочинения Наварры Толетта, Суареса, Валенсии и Лесия. «Будучи допрашиваем о каком-нибудь совершенном тобою поступке, – поучает Бонацин, – не вменяй себе в обязанность сознаваться, пока можешь приискать правдоподобные уловки. Если при судебном допросе ты видишь, что из сознания проступка произойдет для тебя большой и важный вред, смело отрицай, говоря, что не делал, но выражайся так, чтобы впоследствии иметь возможность истолковать свои слова, как угодно. Если тебя будут спрашивать о сообщниках, то и тут молчи и отвечай неправду, а всего лучше говорить так, чтобы истинный смысл ответа был непонятен». А вот остроумное рассуждение о взятке, о. Таберна: «Спрашивают, обязан ли судья возвратить взятку, поднесенную ему одной из сторон за решение дела в ее пользу? Отвечаю: он обязан возвратить взятку, если дело, за которое она дана, правое; но если дело, за которое ему дали деньги или ценную вещь, несправедливо, то он вправе удержать взятку, потому что заслужил ее».

Но особенно много изобретательности проявили иезуиты в создании теории самозащиты. С точки зрения иезуитских богословов всякий вправе мстить обидчику не только судебным путем, но и клеветою, позорением его чести и маранием его доброго имени; «Оклеветав его, – говорит о. Тамбурино, – можно быть уверенным, что найдется множество людей, которые будут клясться, что клевета справедлива, потому что люди вообще от природы злы и любят зло, так что обидчик, наконец, совершенно лишится чести и всякий будет указывать на него пальцами». Не менее откровенен о. Штатлер: «Будучи кем-либо опозорен, человек имеет полное право лишить обидчика той репутации, благодаря которой он находит доверие к своим клеветам; для этого можно обнаружить и обличить какой-либо тайный проступок его или преступление. Можно даже выдумать об обидчике какую-нибудь клевету, если нет другого средства справиться с ним и лишить его клевету доверия». Некоторые из иезуитов приходили даже к мысли, что клеветника можно убить. Так, профессор парижской коллегии, о. Герро поучал своих учеников: «Будучи оклеветан перед государем, судом, или другим влиятельным лицом, и не имея возможности восстановить свою репутацию иначе, как убийством клеветника, я вправе убить его. Я вправе даже сделать это и в том случае, если поступок, в котором он обвиняет меня, действительно совершен мною, но так тайно, что судебному следствию трудно открыть его». Ту же мысль о законности и дозволенности убийства еще более полно развивают Экскобар и Бузенбаум. Первый в своем «нравственном богословии» утверждает, что «человека можно убить, если того требует общее благо или личная безопасность». А второй, развивая эту мысль, учил: «Для защиты своей жизни, здоровья или чести даже сыну позволительно убить отца, монаху – аббата и подданному – государя». Мы увидим, что эта мысль не осталась только теоретическим положением, а была воплощена в жизнь, так как иезуиты принимали деятельное участие и были вдохновителями ряда цареубийств. Если Экскобар оправдывал убийство идеей общественного блага, то иезуит Генрикес проповедывал убийство, не прикрываясь никакими общественными идеями. Так, он учил своих последователей: «Если духовное лицо, имея связь с замужней женщиной и будучи пойман мужем, убьет его, защищая свою честь и жизнь, то не только останется прав, но и не лишится возможности отправлять церковные требы».

Таков тот мир нравственных идей, которые иезуиты в процессе борьбы выработали себе и которые они применяли на практике. Податливость их нравственной философии позволяла им слепо идти там, где их противники с брезгливостью останавливались.

V. Иезуиты за работой

Для того, чтобы доставить торжество своим идеям, иезуиты вели работу во всех слоях населения, приспособляясь ко вкусам и потребностям тех, среди кого им приходилось действовать. Они были демократами, когда приходилось действовать среди простого народа, и наоборот, высокомерно говорили о том же народе в аристократических салонах. Вели себя как строгие пуритане среди людей, известных строгой нравственностью, и были не прочь поболтать на скабрезные темы с каким-нибудь сластолюбцем. Впрочем, простой народ их привлекал мало. Они были даже убежденными противниками более или менее широкого народного образования. В уставе ордена взгляд на образование народа сформулирован следующим образом:

«Не желательно, чтобы простонародцы и прислуга умели читать и писать; тех же из них, которые уже обучены грамоте, не следует учить ничему большему; обучением простонародья и прислуги не следует заниматься без согласия генерала, потому что низшие классы должны только в простоте душевной и с полным смирением служить Господу Нашему, Иисусу Христу». Зато высшие классы пользовались их особым вниманием. Они стремились войти в доверие к людям, занимающим высокое положение, стать их духовниками, воспитателями юношества.

В особенности иезуиты стремились взять в свои руки воспитание и образование молодого поколения, совершенно справедливо полагая, что это будущие граждане, и от них будет зависеть успех проповеди. В этих видах иезуиты создали множество школ, приспособленных ко вкусам богатых людей, в которых старались внушить молодому поколению преданность папе и иезуитам. Педагогическая деятельность иезуитов имела быстрый успех. В 1600 году они имели 200 школ, в 1710 году уже 612 школ, 137 пансионов и множество университетов.

Проявляя самую неутомимую деятельность, орден скоро покрыл всю Европу своими учреждениями. Через 17 лет после своего основания орден завоевал 12 провинций, в которых открыл 100 различных учреждений с 1000 членами. Через 70 лет после основания он уже распространил свою деятельность на 32 провинции, в которых имел 23 общежития для исповедников, 372 коллегии, 41 дом послушания и 123 различных общежитий, а число членов возросло до 13112 человек. В 1626 году орден уже господствовал над 39 провинциями и имел 15493 члена, 803 дома послушания, 467 коллегий, 63 миссии, 165 общежитий и 136 семинарий. В 1749 году общество иезуитов достигло высшего своего развития. В 39 провинциях оно имело 22589 членов, из коих 11293 принадлежали к духовному званию, 24 дома исповедников, 669 коллегий, 273 миссии, 176 семинарий, 61 новициат и 335 других учреждений. В 1710 году иезуиты руководили преподаванием философии и богословия в 80 университетах.

Развив такую деятельность и сосредоточив в своих руках громадные богатства, орден Иисуса естественно должен был играть громадную роль в жизни различных стран. Расширяя свою деятельность, орден стремился подчинить своему влиянию все стороны жизни. С другой стороны, всему тому, что не подчинялось этому влиянию, а, тем более, боролось, объявлялась война не на жизнь, а на смерть. Эта борьба за влияние привела иезуитов к целому ряду ими вдохновленных и организованных цареубийста Как и всегда для оправдывания своих заговоров, иезуиты создали целую теорию. Относясь пренебрежительно к народу, они тем не менее, когда это было выгодно, проповедывали самый крайний демократизм. Вот несколько образчиков этих рассуждений, «Всякий подданный имеет право убить государя, который овладел престолом хищнически, и история показывает, что у всех наций убийцам подобных тиранов воздавались величайшие почести. Но можно убить не только узурпатора, но и законного государя, если он обременяет подданных несправедливыми налогами, продает правосудие и тиранически действуй только в видах личной выгоды». А вот как об этом рассуждает другой иезуит, итальянец Комитоло: «Дозволительно убить всякого, кто несправедливо обижает, будь то генерал, принц или король. Своя жизнь дороже чужой, а правитель, обижающий своих подданных, подобен дикому хищному зверю, которого надо истребить».

Имануель Са подходит к делу ближе и создает прямо теорию, оправдывающую иезуитов в их деятельности. Он говорит: «Восстание духовного лица против государя той страны, где он живет, не составляет государственного преступления, потому что духовное лицо не может быть подданным никакого государя. Справедливо также, что народ может убить незаконного государя; убить же тирана считается заслугой».

Создав теорию, оправдывающую цареубийства, иезуитам оставалось только осуществить ее на практике. Одной из первых жертв чуть не стал германский император Леопольд I. Он наследовал отцу своему, императору Фердинанду III в 1657 году в Австрии, Венгрии и Богемии, а в следующем году взошел на престол римской империи. Леопольд был воспитанник иезуитов, Мюллера и Нейдгарда. Эти отцы внушили императору такую преданность иезуитскому ордену, что он считал орден непогрешимее Бога. Он даже сам вступил в него в качестве светского члена. Но слепая преданность ордену не предохранила его от покушений на его жизнь братий по ордену. Почувствовавши силу, иезуиты захотели использовать свое влияние, чтобы окончательно задавить протестантизм. С этой целью иезуиты потребовали, чтобы Леопольд в Венгрии нарушил религиозную свободу и силою заставил многомиллионную массу протестантов обратиться в католиков. Леопольд прекрасно понимал, что исполнить желание иезуитов, – это значит в стране вызвать восстание, и к своему сожалению, должен был отказать в просьбе друзей.

Увидев, что их попытка не увенчалась успехом, «друзья» решили отделаться от Леопольда. Они полагали, что после смерти императора наследником будет малолетний сын его, а регентшей жена, всецело преданная иезуитам.

В апреле 1670 года из Варшавы через Моравию и Венгрию в Константинополь ехал миланский дворянин, Иосиф Барро. Это был очень искусный врач, прекрасный химик, человек свободных религиозных воззрений, за что и подвергся гонениям инквизиции. Инквизиция давно уже добивалась его ареста. Лишь только Барро переехал силезскую границу, как по требованию папского пунция, он был арестован и отправлен в Вену. Дорогой он узнал от сопровождавшего его ротмистра Скотти, что император вот уже несколько месяцев болен какою-то странною болезнью и никакие лекарства ему не помогают.

Барро подробно расспросил ротмистра о болезни Леопольда и высказал уверенность, что император отравлен.

– Если бы меня допустили во дворец, я бы, наверное, его вылечил, – прибавил он.

Ротмистр Скотти, приехав в столицу и сдав арестанта, отправился во дворец и испросил аудиенцию у императора.

– Ваше величество, – сказал он императору, оставшись с ним с глазу на глаз, – я привез с собою известного врача Барро. Дорогой, узнав от меня о болезни вашего величества, Барро выразил уверенность, что вы отравлены и сказал, что берется вас вылечить.

Император очень взволновался, потом, подумавши, велел привести врача. Сделано это было тайно, так как Леопольд боялся вызвать неудовольствие иезуитов. Он даже прежде, чем решиться, долго раздумывал, можно ли ему, католику, беседовать с еретиком.

Барро нашел Леопольда исхудавшим, страдающим часто повторяющимися судорогами. Император часто испытывал страшную жажду. Для Барро не было сомнения, что император отравлен.

– Но как? – на этот вопрос он долго не мог дать себе ответа.

Разговаривая с императором, он обратил внимание на странное пламя свеч, горевших на столе около постели. Пламя было какого-то красного цвета и распространяло белое испарение. Посмотревши наверх, Барро заметил, что на потолке от пламени свеч образовался целый слой какого-то вещества.

– Ваше величество, – сказал императору Барро, – не обратили вы до сих пор внимание на странное пламя свеч, которые у вас горят? Не кажется ли вам, что пламя их слишком красно?

– Да, действительно, ты прав, – сказал Леопольд, – цвет необычен. Но я как-то не обратил на них внимания.

– В них отрава!

Император велел принести свечи из покоев императрицы. Те горели обыкновенным пламенем.

Сделав такое неожиданное открытие, Леопольд велел принести весь запас свеч, которых было около 30 фунтов. Столько же было сожжено, так как с февраля для покоев императора употреблялись только эти свечи. Свечи были исследованы. Оказалось, что на каждой из них по золотому венчику, для того, очевидно, чтобы не смешать их с другими. Когда стали исследовать, то оказалось, что светильники пропитаны мышьяковым раствором. Всего в свечах оказалось около трех фунтов мышьяка. Для того, чтобы определить силу яда, одну светильню изрезали, смешали с мясом и дали собаке. Собака быстро околела. Было ясно, что еще немного и Леопольд погиб бы.

Леопольд немедленно перешел спать в другую комнату, и Барро в несколько месяцев его вылечил. Вместе с тем, император начал энергичное следствие. Было приказано арестовать поставщика свеч и отправить его в крепость. Но какого же было удивление Леопольда, когда поставщиком оказался отец-прокуратор венских иезуитов. Стало, очевидно, что это покушение на жизнь Леопольда – дело рук его коварных «друзей».

Иезуиты, однако, нисколько не смутились тем, что план их раскрылся. На другой же день высшие их представители отправились во дворец и в самых напыщенных выражениях поздравляли императора со спасением. Не было предела их возмущению гнусностью отца-прокуратора.

– Он должен быть строго наказан, – заявили они, – с этой целью мы немедленно отправили его к генералу, который произведет над ним строгую расправу.

Леопольд прекрасно понимал двоедушие иезуитов. Он знал, что отец-прокуратор не мог решиться на такое дело без согласия и ведома других. Он даже не спросил, к какому наказанию виновный будет приговорен. Он еще более испугался своих «друзей» и более уже не смел противоречить иезуитам. Скоро он отменил религиозную свободу в Венгрии, чем вызвал народные волнения.

Особенно энергичную борьбу вели иезуиты в Англии.

Король Генрих VIII хотя и боролся против католицизма, но не уничтожил его окончательно. После его смерти в царствование дочери его, Марии, прозванной «кровожадною», католицизм вновь стал занимать господствующее положение и начались гонения на протестантов. Иезуиты стали уже чувствовать твердую почву под ногами. Положение резко изменилось, когда престол заняла преемница Марии, ее побочная сестра Елизавета, дочь Анны Болейн. Елизавета, в сущности, мало интересовалась вопросами религии, и к иезуитам она относилась безразлично. Орден Иисуса мог бы, пожалуй, спокойно работать, не встречая препятствий. Но иезуитам простого нейтралитета было мало: они хотели на престоле видеть человека, всецело преданного делу католической церкви и энергичного борца против всяких еретических новшеств. Начинались недоразумения, скоро вылившиеся в открытую борьбу. Начал папа Павел IV. В своей булле он объявил, что брак Генриха VIII с Анной Болейн не был законным браком, а потому Елизавета не имеет права на престол. Кроме того, Англия является леном папы, а потому без разрешения Римской курии никто не может занять английский престол. Естественно, что Елизавета должна была враждебно относиться к такого рода притязаниям папы, и это не могло не отразиться на положении иезуитов. Тогда решили освободиться от Елизаветы: это было в 1581 году. Центром заговора были иезуитские школы в Реймсе и Дуэ. Узнавши об этом, Елизавета послала туда шпионов, в том числе Эллиота, Крадока, Следа, Мунди и Гилля. Эти шпионы под видом ревностных католиков проникли в иезуитские школы и выведали, что несколько времени тому назад трое иезуитов, Александр Брайант, Эдмунд Кампиан и Рудольф Северин уехали в Англию с целью убийства королевы. Там их ожидают пятьдесят человек заговорщиков, готовых при первом удобном случае выполнить задуманный план. Если заговор удастся, то было решено на престол возвести Марию Шотландскую, убежденную католичку. Лишь только трое заговорщиков появились в Англии, как они были немедленно арестованы. Произведенное расследование подтвердило донос шпионов, и все три иезуита были казнены.

Однако эта казнь заговорщиков нисколько не сломила энергии иезуитов: они организовали еще несколько заговоров. Из них наиболее интересен тот, благодаря которому была казнена соперница Елизаветы, Мария Стюарт. В 1586 году во Франции появился молодой человек хорошей фамилии – Антони Бабингтон, родом из Дотика, в графстве Дерби. Как ревностный католик для окончания своего воспитания он поступил в Реймскую коллегию, – организованную иезуитами. Живя среди иезуитов, он скоро вполне попал под их влияние. В особенности сильное впечатление произвел на молодого человека о, Билляр. О. Билляр хорошо изучил страстную натуру юноши; он понял, что его деньгами не вовлечешь в заговор. Молодой душе нужна романтика, увлечение – и он прекрасно стал играть на этих струнах. Прежде всего он трогательно рассказал печальную судьбу Марии Стюарт и возбудил в юноше сочувствие к ней. А когда Бабингтон увидел портрет ее, то полюбил ее со всем пылом молодой страсти и, конечно, всеми силами своей души возненавидел Елизавету.

Когда эта ненависть получила достаточную силу, хитрый иезуит незаметно внушил юноше мысль, что его долг, как католика и рыцаря дамы сердца, убить Елизавету. Юноша поклялся исполнить этот замысел и с этими намерениями вернулся на Родину.

Но предоставленный самому себе, Бабингтон не решался на убийство. Тогда о. Билляр сам отправился в Англию в сопровождении Джона Севеджа. Эти заговорщики привлекли еще 9 человек. Все поклялись исполнить задуманное, а о. Билляр обещал всем прощение грехов, если они убьют тиранку, не позабыв упомянуть и о тех наградах, которые их ждут здесь, на земле.

Было решено осуществить свои планы 24 августа. Этот день был днем Варфоломеевской ночи, потому и выбрали его заговорщики. Однако совершенно неожиданно план был раскрыт, заговорщики арестованы, а потом и казнены. Елизавета воспользовалась тем, что в дело косвенно была замешана Мария Стюарт, было начато следствие, в результате которого был суд, и Мария Стюарт была казнена.