Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

Справедливой критике подверглись в газете “Культура и жизнь” и “Литературной газете” новые работы о Достоевском: книга А. Долинина “В творческой лаборатории Достоевского” и две книги В. Кирпотина “Ф. М. Достоевский” и “Молодой Достоевский”. Обсуждению этих книг и проблемам изучения творчества Достоевского было посвящено состоявшееся недавно заседание кафедры русской литературы Ленинградского университета.

Открывая заседание, профессор Г. А. Гуковский заметил, что сигналы прессы о неблагополучии в изучении творчества Достоевского заслуживают особого внимания. Он напомнил о том, что этот вопрос имеет не только теоретическое, но и практическое значение, потому что книги Достоевского, его творчество изучаются в высшей школе.

Профессор Г. А. Бялый остановился на изучении произведений Достоевского в курсе истории русской литературы в университете. С его точки зрения творчество Достоевского следует рассматривать по этапам: в 40?х годах автор “Бедных людей”, “Двойника” близок к прогрессивным течениям в русской литературе, а в 60?х годах “Записками из подполья” начинается его переход в лагерь реакции.

Призывая опираться при характеристике творчества Достоевского на Белинского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, Г. А. Бялый при этом, однако, не замечает, как он впадает в противоречие со взглядами названных им авторитетов и повторяет ошибку В. Кирпотина и А. Долинина, утверждая, что якобы в сороковые годы Достоевский был единомышленником Белинского. Разрыв между Белинским и Достоевским произошел, как известно, сразу же после появления повести “Двойник”, в которой впервые ее автор изобразил раздвоенность человека, вызвав резко отрицательное отношение к себе Белинского.

Против идеализации творчества Достоевского выступил доцент А. Г. Дементьев:

– По своему замыслу все романы Достоевского, – сказал он, – направлены против социализма, революции и на защиту религии. У Достоевского менялась тактика борьбы, но намерения всегда оставались неизменными. В ошибочной книге А. Долинина Достоевский идеализируется. Долинин занимает слишком “объективистскую” позицию в характеристике отношений Достоевского с Некрасовым, Герценом, Чаадаевым. В этом “объективизме” вместе с Долининым повинен и редактор книги Л. А. Плоткин.

Касаясь положительных сторон творчества Достоевского – критики буржуазного общества и крепостничества, А. Г. Дементьев заметил, что и гуманизм Достоевского был ограничен – ему свойственно любование страданием.

На недостатках книги В. Кирпотина “Молодой Достоевский” остановился доцент Н. И. Мордовченко. Он отметил, что книга написана тенденциозно, автор старается “приподнять” Достоевского, включить его в русло революционно-демократической русской литературы. Это приводит к натяжкам, к искажению фактов. На ряде примеров Н. И. Мордовченко показал, что в угоду заранее составленной схеме Кирпотин позволяет себе вольное обращение с действительным положением дел. Так, допущена “неточность” при истолковании разрыва Достоевского с Белинским, неправильно освещается литературная борьба 1847 года, искажены некоторые цитаты.

– С научной точки зрения, – резюмирует Мордовченко, – книга не представляет ценности.

Присутствующий на заседании А. Долинин с оговорками принял направленную в его адрес критику: соглашаясь с отдельными замечаниями выступавших, он счел возможным заявить: “Мне книга представляется не столь порочной, как это изображается критикой”(!?).

Заключая заседание, Г. А. Гуковский указал, что творчество Достоевского часто неправильно истолковывается. Это особенно наглядно показали новые работы о Достоевском, пытающиеся “оправдать” реакционность писателя вопреки исторической правде и научности. Задача литературоведов – объяснить Достоевского советскому читателю и пересмотреть освещение творчества Достоевского в вузовском курсе истории русской литературы.

Дискуссия о творчестве Достоевского в Ленинградском университете – еще одно свидетельство того, насколько актуален вопрос о борьбе с антинаучными взглядами, проявляющимися в литературе и в литературоведении»[9 - Против идеализации творчества Достоевского: На заседании кафедры русской литературы Ленинградского университета // Ленинградская правда. Л., 1948. № 16. 20 января. С. 3.].

Университетская многотиражная газета дает некоторые подробности заседания:

«Полемизируя с доцентом Г. П. Макогоненко, утверждавшим, что слабость Достоевского в его положительных принципах, а сила в отрицании, проф[ессор] Л. А. Плоткин справедливо указал, что Достоевский отрицал не только буржуазную цивилизацию, но и революцию, материализм и социализм, и является одним из самых убежденных противников передовых идей человечества»[10 - За партийность литературоведения… С. 4.].

Обсуждение работ о Достоевском было проведено нарочито публично с одной только целью – продемонстрировать перестройку работы кафедры в соответствии с идеологическими требованиями. 25 февраля 1948 г. заведующий кафедрой профессор Г. А. Гуковский был вызван на заседание парткома ЛГУ, где члены парткома выслушали его отчет о работе в новых условиях. Особенно отметим, что это был не отчет факультета (такое было бы в порядке вещей для работы университетского парткома), а именно отдельной кафедры.

Выступление Г. А. Гуковского на этом заседании, как можно судить по его собственноручным тезисам, было наполнено оптимизмом и удовлетворением от проделанной работы, самокритика была более чем сдержанной. Завершал Григорий Александрович свое выступление следующими словами:

«Кафедра русской литературы нашего Университета имеет в своем составе превосходных советских ученых. Коллектив кафедры – сильный коллектив. Если кафедре удастся преодолеть некоторую организационную неупорядоченность, мешающую ей работать, если она объявит решительную борьбу всем проявлениям объективизма, ложного академизма в своей среде, если она шире развернет критику и самокритику в своем коллективе, – она сможет стать одной из ведущих и передовых кафедр Университета. И она должна стать такой и станет ею»[11 - ЦГАИПД СПб. Ф. 984 (Парторганизация ЛГУ). Оп. 3. Д. 4. Л. 22–22 об. («Гуковский Г. А. Тезисы доклада о работе кафедры русской литературы», автограф).].

Обсуждение доклада Г. А. Гуковского также было достаточно сдержанным. Члены парткома ЛГУ (А. А. Андреев, профессор В. В. Мавродин) и приглашенные работники горкома (А. Г. Дементьев) были удовлетворены проделанной на кафедре работой. Первый заместитель парторга ЛГУ С. С. Деркач отметил следующее:

«Я считаю, что на кафедре нужно больше внедрять критику и самокритику. Правда, что иной раз эта критика бывает груба, бестактна, но критика всегда правдива. И этого важного для работы кафедры вывода не сделали для себя работники кафедры даже после постановления ЦК партии по вопросам “Звезды” и “Ленинграда”. Если бы на кафедре применяли метод критики, обсуждение работ, программ, курсов, уверяю вас, не было бы такого положения, что наши работники так часто попадают под обстрел критики, а потом обижаются, что критика груба, резка. Они бы привыкли к критике, и это бы улучшило работу кафедры.

Так, если бы обсудили брошюру Шишмарева, то, уверен, не попали бы под обстрел, сами бы выправили ошибки. Дело кафедры: довести до сознания каждого профессора, что критика нужна и ее не следует бояться.

У меня создалось такое впечатление, что не было достаточного контакта в работе кафедры и парторганизации. Тов. Гуковский не всегда обращается к парторганизации, и напрасно этого не делает. Вы имеете все основания прийти в партком, в партбюро и просить оказать вам поддержку»[12 - ЦГАИПД СПб. Ф. 984 (Парторганизация ЛГУ). Оп. 3. Д. 4. Л. 17.].

В результате обсуждения партком ЛГУ принял постановление о работе кафедры. Поскольку постановление парткома было подготовлено заранее и согласовано как с райкомом, так и с горкомом ВКП(б), то его тон был более резким:

«Заслушав доклад проф[ессора] Гуковского о работе кафедры истории русской литературы, партком отмечает, что в деятельности кафедры, несмотря на некоторое оживление за последний период времени (организация дискуссий по актуальным вопросам советского литературоведения, обсуждение вышедших в свет и подготовленных к печати работ, начавшийся пересмотр учебных программ и др.), не нашли еще должного отражения решения ЦК ВКП(б) по вопросам литературы и искусства.

На кафедре недостаточно еще развернута борьба с пережитками буржуазных концепций литературоведения: вредными традициями низкопоклонства перед зарубежным литературоведением, космополитизмом и академизмом школы Веселовского (работы В. Ф. Шишмарева, В. М. Жирмунского, М. П. Алексеева и других), пережитками формализма, эстетства, аполитизма и объективизма (работы и курсы лекций Б. М. Эйхенбаума, Б. В. Томашевского, В. Я. Проппа, Д. Е. Максимова и других), борьба за партийность литературоведения, за решительное повышение идейно-политического уровня всей учебной и научно-исследовательской работы.

Работа кафедры страдает и рядом других существенных недостатков. Тематика кандидатских диссертаций, дипломных работ и семинарских сочинений главным образом посвящена вопросам истории русской литературы до ХХ в. ‹…›

Все эти недостатки связаны с недостаточным направляющим и организующим влиянием партийной организации и научных работников?коммунистов кафедры, слабым развитием критики и самокритики в среде литературоведов факультета»[13 - Там же. Л. 23–24.].

В резолютивной части постановления было записано и следующее:

«Партком требует от коммунистов кафедры самого деятельного участия в работе кафедры, активного участия в творческих дискуссиях, ежедневной и систематической борьбы за осуществление линии партии в вопросах литературы. Необходимо повести решительную борьбу с так называемыми “молчальниками”, которые во имя личных соображений поступаются своей партийной совестью, отмалчиваются, когда речь идет о борьбе с пережитками буржуазного литературоведения у того или иного работника кафедры»[14 - Там же. Л. 26.].

Преподавание литературы в школе в оценках ленинградских писателей

16 января 1948 г. в Доме писателя имени В. В. Маяковского под председательством А. А. Прокофьева состоялось расширенное заседание правления Ленинградского отделения ССП, посвященное преподаванию литературы в средней школе. Это было одно из самых запоминающихся писательских собраний зимы 1947/48 г.; из-за неожиданно большого числа пришедших литераторов пришлось даже объявить перерыв, дабы все присутствующие переместились в Большой зал.

После вступительного слова А. А. Прокофьева прозвучали два больших доклада, которые были сделаны преподавателями филологического факультета ЛГУ. Первый – «Задачи преподавания литературы в средней школе» – прочитал профессор Г. А. Гуковский, а после перерыва с докладом на тему «Преподавание советской литературы в средней школе» выступил доцент А. Г. Дементьев. Эти доклады отличались не только тематически: если лейтмотивом выступления Г. А. Гуковского было повышение самого уровня преподавания, улучшение качества пособий для учителей, то А. Г. Дементьев проводил положенную ему по партийной должности идеологическую линию.

Г. А. Гуковский делился с аудиторией тем впечатлением, которое произвели на него студенты первого курса университета:

«Мы постоянно сталкиваемся с тем, что наша молодежь, простите, товарищи! – недостаточно эстетически воспитана. С ними никто не работал в достаточной мере над развитием художественного вкуса, а ведь развитие художественного вкуса входит в систему воспитания. Развитие художественного вкуса ведь это тоже идейное воспитание…»[15 - ЦГАЛИ СПб. Ф. 145 (Г. А. и З. В. Гуковские). Оп. 1. Д. 99. Л. 8–8 об.]

Кроме констатации факта неразвитости нового студенчества, Григорий Александрович продолжал убежденно настаивать на необходимости введения теории литературы в школьную программу. Но главным вопросом его выступления была необходимость подготовки даже не столько учебников, сколько пособий для учителей, в чем профессор видел свою личную задачу:

«Учитель обязан учить, это его государственная функция, и ученый обязан разрабатывать ученые труды, которые он дает учителю и тот несет их в класс. Учитель заменять собой Академию наук не обязан! ‹…›

Учитель, к сожалению, очень часто не умеет раскрыть внутренний смысл самого произведения, проанализировать его вместе с ребятами, чтобы дальше не надо было никаких книжек, чтобы смысл данного произведения в сегодняшней современности сам вставал бы перед глазами учащихся. Учитель, повторяю, этого не умеет.

Но это ошибка не учителя, а дефект нашей науки, Министерства просвещения, тех учреждений, которые должны дать материал учителю, который понесет материал в этом плане в школу»[16 - ЦГАЛИ СПб. Ф. 145 (Г. А. и З. В. Гуковские). Оп. 1. Д. 99. Л. 13, 15 об.].

Выступление А. Г. Дементьева, кроме явного идеологического окраса, имело скрытые цели. Александр Григорьевич, говоря об изучении советской литературы в школе, готовил почву к тому, чтобы заменить раскритикованный в 1946 г., хотя к 1948 г. и переработанный, учебник Л. И. Тимофеева новым учебником, который был задуман тремя преподавателями филологического факультета ЛГУ – Л. А. Плоткиным, Е. И. Наумовым и самим А. Г. Дементьевым. И для достижения этой цели оратор приложил все свои усилия:

«Предлагаемые вашему вниманию соображения по вопросу о преподавании истории советской литературы в средней школе и в связи с этим об учебнике по современной литературе Л. И. Тимофеева являются результатом не только моего опыта и размышлений, но и опыта и размышлений присутствующего здесь товарища моего по университету Е. И. Наумова. Я выступаю один, но как бы в двух лицах.

Первый наш вывод, касающийся преподавания истории советской литературы в средней школе, следующий: советская литература, это важнейшее средство коммунистического воспитания, не только не заняла в средней школе надлежащего ей места, но и находится там в загоне, точнее говоря, на задворках»[17 - Там же. Л. 30.].

Употребив все свои ораторские способности на полный разгром учебника Л. И. Тимофеева, докладчик заключал:

«Общий вывод совершенно ясен: программы по литературе Министерству просвещения надо переделать с тем, чтоб советская литература заняла в советской школе принадлежащее ей по праву место, а учебник по советской литературе надо написать новый: хороший, яркий, живой, который учил бы нашу молодежь любить замечательную советскую литературу, – самую передовую, самую идейную, самую революционную литературу мира. (Аплодисменты)»[18 - Там же. Л. 46.].

После жарких прений, в которых выступили В. Ф. Панова, профессор филологического факультета Б. С. Мейлах и другие, слово для заключительного выступления взял Г. А. Гуковский:

«Именно советскую литературу – эту живую современную литературу – нужно вводить в школу. Может быть, мы достигнем эпохи коммунизма, когда уроки литературы будут проходить в кабинетах с мягкими кожаными креслами и гобеленами на стенах. Но пока этого нет, мы должны и в настоящей нашей обстановке так вести уроки литературы, чтобы трудящиеся уже сейчас чувствовали бы себя на уроках литературы так, как будто они сидят в этих мягких кожаных креслах, в кабинете с гобеленами на стенах, хотя сидят они на деревянных скамейках, в классе с голыми стенами. И это ощущение, не зависящее от обстановки, вернее, вопреки обстановке, и может создать преподаватель литературы»[19 - Там же. Л. 82 об. – 83.].

Стоит отметить, что, впечатленный докладом А. Г. Дементьева, Григорий Александрович постарался хоть немного, но сгладить удар по Л. И. Тимофееву, который еще более был усилен выступившей в прениях В. Ф. Пановой. Однако ему это, мягко говоря, не совсем удалось:

«ГУКОВСКИЙ: Да, товарищи, у нас очень много грехов! Я говорю “у нас”, потому что это дело общее для всех присутствующих и даже отсутствующих! Правда, Вера Федоровна, не думаю, чтобы в наших условиях так “коверкали” ребят с помощью Тимофеева, думаю, что это обмолвка. Да и сам Леонид Иванович, при всех ужасающих грехах, справедливо раскрытых А. Г. Дементьевым, это мужчина, заслуживающий уважения за некоторые его работы.

(МЕЙЛАХ: За какие работы?)

Так вообще! Дайте же мне быть немного вежливым!

(Да, у него была неплохая статья в “Литературной учебе” о Симеоне Полоцком, например)»[20 - Там же. Л. 84 об.].

Таким образом, Л. И. Тимофеев, хотя и заочно, был в тот день проработан в Доме писателя по полной программе.