Проходимец Её Величества. Книга первая

В душе, жизни и в сердце своём.
Если бросишь ты ходить,
То в третий день наступит хворь.
Болезнь и хворь тебя погубят,
А потому ступай сильнее!
Не держись за людей и города.
Лишь добрый путь – твой друг сердечный.
А посох этот ведь волшебный:
Может исцелить болезнь любую.
Но помни, если ты применишь силу —
Ту, что в посохе сокрыта, —
И исцелишь кого-нибудь,
То будешь вдвое ты страдать
От жизни бродяжьей своей.
Поэтому решай трезвее,
Кому излечение важнее!»

Что сделалось с Орфеем в ту незабываемую ночь: думал он о жизни княжей, о девках и богатствах. Но нет былой той жизни, лишь вечная дорога. Шёл, не замечая поселений и людей, обречённость осознавая, рыдал он горькими слезами. И не подозревал, сколько ещё испытаний уготовила ему судьба…

* * *

Как-то раз забрёл Орфей в малоизвестное поселение, остановившись на местном базаре. Присел от усталости. На базаре вовсю бурлила жизнь, продавали рыбу, домашнюю утварь, разные вкусности… На Орфея нахлынули воспоминая о былой жизни, мягкая постель, тепло в палатах, богатый стол, горячие бани… От этих воспоминаний он зарыдал горькими слезами. Каково же было его удивление, когда к нему подошёл маленький мальчик-беспризорник в лохмотьях и с чумазым лицом, протягивая ему кусок ржаного хлеба, и с сочувственным видом произнёс: «Дядь, а дядь, не печалься, всё ещё наладится!» Орфей, не скрывая своё удивления: «Благодарствую!» Хлеб он взял, так как мальчик отдал последнее, что у него было, от чистого сердца. Орфей взамен дал ему золотую монету. Тут уже у мальчика округлились глаза, в полном недоумении тот взял монету: «Спаси вас Бог, дяденька!» – и с радостным лицом скрылся в переулке…

* * *

Шёл уже пятый год скитаний Орфея по миру. Он видел многое: жадность, коварство, несправедливость, унижения, нищету и боль простых людей, но было и другое – милосердие, сочувствие, щедрость, радость и любовь…

За это время он многое осмыслил, как он жил князем, ни в чём себе не отказывая, и каким он стал сейчас. Ему даже стала нравиться его бродяжническая жизнь. Отпустив себя старого, он открыл в себе нового себя, мудрого и знающего. Постиг истину бытия, людского мира, их пороки и сильные стороны. «Тот монах не обманул: я действительно стал мудрее», – думал он, направляясь по дороге в густом лесу. Было жаркое лето, и тени от деревьев как-то спасали от палящего солнца. Обычно ближе к осени он поворачивал на юг, где тепло и комфортно. Ходить по заснеженным сугробам, да ещё в мороз, – занятие самоубийственное. И уже середина лета, и надо бы повернуть на юг, но ноги упорно шли на север, словно неведомая сила руководила ими.

По дороге тянул телегу, доверху забитую дровами, седой старик с длинной бородой. Телега застряла в яме, и старик никак не мог сдвинуть её с места. Тут подошёл Орфей: «Доброго здравия! Давай подсоблю». Старик: «Спасибо тебе, Господи, думал, уж не дойду». Орфей: «Что, старик, лошади нет?» Старик с грустью: «Была лошадь, но отошла ещё весной. Старая была кобыла, а другой-то нет. Скоро зима: дров-то надо уйму, вот и тяну, пока силы есть. А потом сенокос начнётся – не до дров будет». Орфей: «А что ж ты, один, что ли, живёшь? Помощников, детей или внуков нет?» Старик: «Был сын, свадьбу сыграли, жили хорошо, но сгинул в лесу в позапрошлое лето. Говорят, медведь задрал. Так и не нашли. Живу вот со снохой и внуком. Правда, внук после потери отца совсем зачах. Неизвестная хворь напала. Лежит, только боюсь, не доживёт до зимы». После паузы дед продолжил: «А если я помру, как сноха и внук выживут? Женихов-то нет: деревня – четыре дома и все мужчины уж в возрасте. Молодняк разбежался при первой же возможности. Вот и работаю, пока силы есть». Орфей: «Ничего старик, все ещё наладится! Мне бы на постой остановиться на ночлег». Старик: «Меня Игнатом кличут. На постой милости просим. Добрым путникам и тем более монаху грех отказывать». Орфей: «Меня Орфеем величать, но монахом был не всегда». Наконец Орфей и Игнат докатили телегу с дровами во двор. Хозяйская собака молча валялась, измождённая жарой и палящим солнцем. Подняв голову и окинув пристальным взглядом незваного гостя, пёс даже не фыркнул. Положил обратно голову и продолжил валяться. Игнат, глядя на собаку: «Ишь ты-ы-ы! Даже не тявкнул для приличия. Иной раз сосед зайдёт – такой вой поднимет, аж в Костиничево слыхать. Значит, святой ты человек, монах Орфей».

Орфей и Игнат зашли в небольшой деревянный дом. Игнат: «Невестка, встречай доброго гостя. Монах. Орфеем величать! На ночлег останется». Игнат, повернувшись к Орфею: «Сейчас Марья стол накроет. Ты проходи, усаживайся. Я сейчас приду». Игнат вышел из деревянного дома, а Марья достала из печи хлеб с золотистой корочкой. По дому прошёлся аромат свежего хлеба, и в животе Орфея что-то зашевелилось в предвкушении трапезы. Марья, накрывая на стол, заговорила: «Доброго здравия вам, монах! Какими путями зашли в нашу глушь?» Орфей: «И вам доброго здравия! Шёл туда, куда глаза глядели, и оказался у вас». Марья была очень стройной и, на удивление, красивой для сельской местности: с правильными чертами лица и пухлыми притягивающими губами; а голос был ангельским. Орфей наблюдал за ней, не сводя с неё глаз, и прятал взгляд, если она оборачивалась и смотрела на него. Послышался скрип двери, вернулся Игнат: «Колбасы и сала принёс. Надеюсь, монахи едят мясо и сало?» Орфей: «Монахи всё едят, но не всегда! Сейчас можно». Марья и Игнат присели за стол, и все начали трапезничать. Послышался стон за стеной. Стон внука Игната, Прохора. Марья с грустным видом сразу же убежала к сыну и спросила, поглаживая его рукой по голове: «Ну что, родненький, где болит?» Орфей не выдержал, словно какая-то сила заставила его взять посох и подойти к внуку Игната. Как только он приблизился к постели Прохора, посох стал загадочно звенеть. Орфей понял, что этот звон другие не слышат, и коснулся мальчика посохом. Яркая молния пробежала от посоха. Марья и Игнат застыли в изумлении. Тут совершенно неожиданно Прохор вскочил с постели, от болезни не осталось ни следа. Прохор произнёс ещё детским голосом: «Маменька! Я есть хочу!» Весь следующий получас Марья и Игнат наблюдали, как Прохор уплетает и сало, и колбасы; затем дело дошло до сыра и молока. У всех присутствующих были круглые, как монета, глаза, а особенно у Игната. Наевшись досыта, Прохор лёг спать, а Марья смеялась и плакала одновременно. Иной раз было непонятно, плачет она или смеётся. Наконец, к Игнату вернулся дар речи: «Господи, спасибо тебе, что прислал нам монаха! Не зря молился каждый день. Спасибо тебе, Орфей, по гроб жизни обязан тебе!» Тут Игнат упал на колени перед Орфеем и начал рыдать, как могут рыдать только старики. Орфей поднял его: «Ты что, Игнат! Я же говорил, что всё наладится». Утирая слёзы, Игнат произнёс: «Орфей, ложись спать на моей кровати, я на печке лягу. Вот чудеса, скажешь кому – не поверят». Что-то бормоча себе под нос, Игнат лёг на печку и заснул со счастливым лицом. Теперь в его семье всё будет хорошо и он может помереть спокойно, не переживая за Марью и внука.

Марья, когда успокоилась: «Я не знаю, как вас отблагодарить, Орфей. Денег у нас немного. Живём мы скромно». Глядя на Марью, Орфей почувствовал, как его сердце сжалось. Он не сразу понял, в чём тут дело. Но потом до него дошло: он влюбился в Марью такой любовью, которая может быть лишь раз в жизни. Он понял, что жить без Марьи не может и это его место и его семья, где он и должен жить. И дед казался таким родным и близким. Стараясь не терять самообладание, Орфей произнёс: «Марья, не надо денег. Я полюбил вас сию минуту и хотел бы взять вас в жёны, но я монах, и мне ходить ещё два года монахом» Орфей поведал таинственную и странную историю своей жизни, как он был князем, купался в удовольствиях, потешая свои эго и разум, пока в один миг не стал монахом. Марья с удивлением и восхищением слушала рассказ Орфея: «Орфей! Я буду вас ждать хоть год, хоть два, хоть всю жизнь! Вы, главное, вернитесь ко мне! Я тоже вас полюбила!» Оба сидели в обнимку, пока не наступило утро.

Игнат рано проснулся и заметил голубков, сидевших в обнимку. Услышав, как идёт Игнат, те сразу разбежались в разные стороны. Игнат: «Орфей, оставайся у нас сколько пожелаешь. Двери этого дома для тебя всегда открыты!» Настроение у Игната было превосходное, он пошёл доить корову, перед тем как отпустить на пастбище вместе с овцами, и кормить остальную живность, видя, что Марье не до этого. Чуть позже проснулся Прохор, в нём чувствовалась юношеская сила. Глаза Прохора горели радостью и силой. Прохор: «А где дед? Нам же с ним за дровами надобно в лес сходить». Через какое-то время все позавтракали, и Прохор с Игнатом весело зашагали за дровами, причём дед еле поспевал за Прохором, который тянул телегу, иной раз разбегаясь по-детски, играючи. Марья и Орфей слились в долгом поцелуе, страсть захватила их умы и сознание…

Время приблизилось к вечеру, и Марья встала с постели, обнажённая и прекрасная, а Орфей не мог оторвать от неё глаз. Марья, засмущавшись: «Скоро дед придут с сыном, надо сготовить на вечер». Она принялась суетиться за печкой в маленькой кухоньке. Орфей за всю жизнь видел много наложниц, но то, что происходило между Марьей и ним, было чем-то необычным, чудесным, ярким, вкусным и незабываемым. Нельзя было насладиться любимым человеком, нужно ещё и ещё. Так Орфей познал вкус любви, но время шло, и рано или поздно ему пришлось бы уходить в путь-дорогу. Орфей понимал это, и у него разрывалось сердце. Вот наконец и наступил тот день, когда посох стал звучать постоянно. Орфей понимал, что нужно идти, иначе неизвестно, что может произойти. Орфей дал деду пять золотых на покупку коня, хотя этих денег хватит на целое стадо отборных коней, быков и овец, а Марья собрала полную котомку еды. Уходил Орфей тяжело: ноги шли, но сердце болело.

Прав был тот монах, действительно: «Вдвойне тяжелее дорога».

Юлий

В большом зале замка играла монотонная музыка, все гости танцевали парами. В этом танце барышни выставляли напоказ свои роскошные платья и украшения, как бы подчёркивая свою красоту и уникальность. В список гостей вошёл и Юлий, прибывший по заданию тайного общества. Он уже навёл справки, где искать Проходимца, так как по большей части он был замечен в женских монастырях, Юлий задумал встретить его именно там. Юлий был хорош собой: высокий, статный и с большими завинченными усами. Весь его вид выдавал благородство и знатное происхождение. Его обаяние и умение ухаживать за женщинами открывали практически любые двери. Наконец ему довелось пригласить на танец самую обворожительную и опасную спутницу – княгиню Весенскую. В танце между ними завязался разговор. Юлий: «Вы очень обворожительная, для меня огромная честь танцевать с вами!» Княгиня, улыбаясь: «Что вы, Юлий, тут есть особы высшего общества намного красивее меня». Юлий: «Спорить с княгиней непозволительно, однако я категорически не согласен. Вы королева этого торжества!» Княгиня хихикнула кокетливо, по-детски. Юлий: «Говорят, в ваших краях объявился некий Проходимец. Ни одна женщина не способна ему отказать». Княгиня выполнила разворот с приседанием, улыбаясь: «Что только не говорит народная молва. А вы, что, верите в это?» Она рассмеялась. Княгиня быстро поняла, что на её Проходимца уже положили глаз из дальних обществ, влиятельных и опасных. Она не питала иллюзий, какое общество представляет Юлий. Нужно было спрятать Проходимца или, ещё лучше, выдать его как погибшего. Юлий, улыбаясь: «Не то чтобы верю, однако же очень любопытно на него посмотреть. Знаете, чисто мужское любопытство». – «Если это он и есть, то его обязательно изловят. Тогда сможете на него посмотреть», – заявила княгиня, заглянув загадочным взглядом в глаза Юлия, как бы намекая, что тут полно красивых барышень из высшего общества, а ему Проходимца подавай. После танца Юлий поцеловал руку княгини, поблагодарил за танец и отправился искать новую партию для танца, однако этот разговор с княгиней его как-то насторожил, хотя никаких предпосылок насторожиться не было. Возможно, она знает больше, чем говорит, а может, и не знает? И вполне вероятно, что Проходимца уже прибрали к рукам местные силы, но какие? Это ещё предстояло выяснить. К сожалению, у него было мало осведомителей в самом замке и в монастырях, но он намеревался исправить это недоразумение.

Епископ

Епископ вдумчиво читал древнюю книгу на латинском языке под тусклый свет свечи. Книга была очень редкой, каким-то чудом оказавшейся в библиотеке храма. Самое дорогое, что было в храме, – это не сундук с золотом и не атрибуты магических таинств, выполненные из золота или серебра, а именно библиотека. Поэтому библиотека защищалась и пряталась очень тщательно, а вот деньги часто могли лежать на виду, обманывая таким образом случайных грабителей. Так как многие книги в библиотеке были в единственном экземпляре и не поддавались оценке, они были практически бесценными. Епископ как раз принялся копировать некоторые книги, переводить на старославянский язык, а впоследствии планировал поставить это дело на поток.

В этой книге, которая попалась Епископу, были описания прошлых могущественных цивилизаций. Магия и наука у них были в порядке вещей и преподавались в школе. Было очень любопытно узнать их историю великих войн и оружия небывалой мощности, которое могло уничтожить целый город одним касанием. Все эти цивилизации ушли в небытие из-за обыкновенных человеческих пороков. Однако те цивилизации не ушли совсем уж бесследно: хотя их города и покоятся на дне тихого океана, но всё же некоторые жрецы выжили. Они служили Египетскому царству, а потом перебрались в Новый Свет и организовали тайное общество Ордена.

Епископ был очень образован и умён, хотя внешне он казался добродушным и простым. Холодный ум Епископа уже придумал план, как отвести внимание Ордена от его тайного общества. Он задумал организовать масонское ложе в глухой деревушке Москов. Это должен быть некий невидимый противник Ордена, действующий их же методами и способами. И претенденты были: это влиятельные и богатые князья и графы тех мест, которых он неплохо знал. Он намеревался открыть им часть магических знаний, провести посвящения, а дальше они уже сами. «Пусть тянут одеяла между собой», – думал он, подразумевая Орден и ложе Москов. А он и его организация останутся в тени, словно их и не было никогда. С этим планом он собирался выйти на совет мудрейших для одобрения данного плана самыми посвящёнными и мудрыми людьми того времени.

Была глубокая ночь, но эта книга его не отпускала. Он всегда относился к любым знания с глубоким любопытством и уважением, ему хотелось лично постичь эти знания. В прошлом он был сильным магом, а впрочем, и сейчас им оставался. Он решил спрятаться, заделавшись Епископом, когда началась великая охота на магов. Самым разумным было перевоплотиться в монаха. Все его единомышленники поступили аналогично, но в разных монастырях, создав свой круг посвящённых в это тайное общество, в которое входила и княгиня.

Только посещение нежданного ночного гостя отвлекло Епископа от чтения книги. Гостем была княгиня. «Доброй ночи!» – сказала княгиня, усаживаясь на удобное кресло в комнате Епископа. Епископ: «Доброй ночи, княгиня! Чем вызвана такая срочность?» Княгиня: «На нашего Проходимца положил глаз Орден». Епископ: «Как вы узнали?» Княгиня: «Я танцевала в замке сегодня, там был некий Юлий. Интересовался Проходимцем». Епископ: «Понятно, я знаю этого Юлия, будет налаживать сеть осведомителей. Я займусь этим вопросом, поставлю на это дело проверенных людей». Княгиня: «Но этого мало: нужно спрятать Проходимца, а лучше, если он для всех умрет или отправится на каторгу. Нужно его изловить, Кизляр с этим справится. Надо посадить в темницу – это будет началом его обучения. Пусть посидит, осмыслит свою жизнь, а когда поумнеет, выпустите его под моё покровительство. Действовать нужно немедля, времени мало. Для всех он поедет на каторгу, но по дороге погибнет! Юлия надо остановить: пока он здесь, может испортить мне планы». Епископ: «Отличное решение, займусь первым делом поимкой Проходимца. С Юлием тоже решим, для этого есть лесные разбойники. Силы вам, Княгиня!» Княгиня, выходя из комнаты Епископа: «И вам силы, Епископ!»

Проходимец

В оконный проём замка ворвалась яркая луна, озаряя тёмные уголки темницы. В темнице сидел Проходимец: ловкий Кизляр поймал его. Кизляра специально нанял Епископ для этого задания, так как только ему под силу изловить Проходимца. Проходимец с грустью всматривался в луну, рассуждая о своей жизни: «Моя жизнь – куда ветер дунет». Времени на раздумья было предостаточно. «Надо бы стать умнее, а не бегать в женский монастырь, тревожить монашек, – думал он. – Теперь каторга или, того хуже, смерть, хотя каторга не лучше смерти». Рассуждения Проходимца нарушили скрежет замка и скрип массивной железной двери: в темницу зашёл Епископ с ярким светом факела, освещая каменные стены темницы. Глаза Проходимца ещё не привыкли к такому яркому свету, и он поначалу только слышал голос, не всматриваясь в лицо Епископа. Епископ: «За тебя, грешник, заступилась великая княгиня Весенская. Я готов тебя выпустить, а для всех ты уедешь на каторгу. Дай слово, окаянный, что не будешь бегать в женский монастырь! Тогда отпущу, но помни: если обманул, ловить тебя никто не будет – просто уничтожат!» Проходимец: «Ваше преосвященство, я виноват, каюсь. Сидя в темнице, я многое осмыслил, и теперь буду жить совершенно иной жизнью. Конечно, заброшу все глупости, что я делал раньше, и тем более ни ногой в женский монастырь! Слава богам и вам! Буду безгранично обязан, а может, и пригожусь». Епископ: «Хорошо, ступай за мной». Епископ и Проходимец вышли из темницы, затем Епископ начал его водить по скрытым и запрятанным ходам замка, задав вопрос: «Скажи Проходимец, кто твои родители?» Проходимец: «Я сирота, родителей не помню, вырастил меня рыбак, у которого не было своих детей, но он тоже ушёл в мир иной, так я остался один-одинёшенек». Епископ: «А когда в тебе проявилась эта сила?» Проходимец: «Будучи ещё ребенком, мне нужно было что-то есть, и я подворовывал на базаре что придётся. И как-то раз я украл кинжал у одного высокого господина. Господин нашёл меня, но кинжал не забрал. Сказал, что он теперь мой и что сила скоро во мне проснётся, сила богов, но что именно, он не объяснил. Усмехнувшись, он добавил: „Найдёшь меня по этому кинжалу, когда придёт время“ – и удалился. Больше я его не видел». Епископ остановился и задумался: «Этот кинжал сохранился?» Проходимец: «Да, я его спрятал в тайном месте». Епископ: «Принеси-ка мне его посмотреть, может, что узнаю об этом человеке!» Проходимец: «Как только будет такая возможность, сразу к вам. Мне самому интересно во всём разобраться!»

Наконец бесконечные тоннели замка закончились. Они вышли за пределы замка на просторную пустошь возле дороги. Недалеко от них ждала карета с тройкой лошадей; лошади и возничий, казалось, уже задремали под ярким лунным светом. Епископ что-то произнёс на латыни и скрылся за секретной дверью. В карете спокойно и терпеливо ждала княгиня, как всегда неотразимая. Большое ожерелье, длинные серьги и перстни с камнями поблёскивали в лунном свете. Холодность и отстранённость княгини снова восхитили Проходимца до глубины души, ведь раньше он не испытывал к себе таких чувств от других женщин, и это чувство нравилось ему. Впервые за долгое время ему показалось, что он влюблён. Возничий и лошади неохотно проснулись, и карета медленно покатилась вдоль дороги, лишь полная Луна озаряла им путь…

Княгиня посмотрела на Проходимца холодным взглядом: «Смотрю, ты поумнел, сидя в темнице, глупость из тебя выветрилась! Значит, теперь готов к великим делам. Знаешь, во сколько обошлось твоё освобождение?! Теперь без моего ведома ни шагу! Будешь жить в моём девичьем поместье. Через день будешь там. Я специально наняла учителей, чтобы обучить тебя искусству, астрономии, точным наукам, грамоте, стрельбе из любого вида оружия, фехтованию и этикету. Учись усердно, так как задача будет связана с высшим обществом и ты никак не должен среди них выделяться. Я приеду в поместье через пару месяцев для проверки твоих успехов в обучении. А до тех пор из поместья ни шагу!» Проходимец облегчённо кивнул: «Только я обещал Епископу отдать кинжал: по этому кинжалу он может узнать человека, от которого я получил этот дар». Княгиня на миг задумалась: «Как быстро сможешь отдать ему этот кинжал?» Проходимец: «Тут недалеко. За час управлюсь». Княгиня: «Хорошо, отдай Епископу кинжал и немедля в поместье!» Карета остановилась, княгиня вышла у замка, что-то сказав возничему, и карета неспешно покатилась дальше.