Души прекрасные порывы. Сборник прозы и поэзии

– Я хочу, чтобы ты мне сказал.

– Давай, ты теперь, а я подержу, – сказал пухлый.

Пытка повторилась. Конев пытался ухватить полиэтилен зубами. И тут он вспомнил это етитское имя мастера.

– Романцев, – прокричал Конев на вдохе, когда пакет сняли. – Олег Иванович.

– Ну вот, стоило выебываться? – спросил пухлый ласково. – Давай, Саша, пиши.

Рыжий достал бумагу и стал что-то писать. Конев смотрел на него.

– Не смотри на меня, – прервался рыжий.

– Вы же сказали, смотреть.

– А теперь говорю, чтобы закатал бельма…

Пухлый отвесил подзатыльник. Но легкий. Скорее, для порядка. Рыжий закончил писать и положил эту писанину перед Коневым.

– Подписывай, – подмигнул он. – Давай. С моих слов записано верно, и автограф.

Конев стал читать. Почерк был мелкий, корявый, буквы лезли друг на друга. Будто писал первоклашка. Но смысл дошёл быстро. Романцев вёл публичную пропаганду против действующей власти. Конев, наслушавшись этих речей, решил устроить акцию. Он изготовил на своём станке взрывное устройство…

– Да что за хуйня? Какое устройство? – закричал Конев.

– Устройство ты заложил под трибуну, но его нашли, – сказал рыжий. – Ну, и надпись оставил. Это типа вишенка на торт, хехе.

– Какой торт? Зачем бы я туда вообще пошёл, если бы бомбу подложил?

– Так ты, наверно, камикадзе, падла! – сказал пухлый. – Бери ручку.

– Нет, – ответил Конев.

Стул вылетел из-под него будто сам по себе. Конев больно ударился копчиком. Он попытался встать, но не успел. Удары посыпались со всех сторон. Словно били его не двое, а четверо или семеро.

– Я – Тайсон, я – Тайсон, – повторял пухлый, молотя кулаком по ребрам.

Конев сумел перевернуться на живот. И неожиданно всё закончилось.

– Давай интернет, – послышался голос рыжего.

Пухлый принёс штуковину с проводами. С Конева стащили брюки и трусы.

– Ты гляди, какие у него огромные шары.

Один провод прицепили к крайней плоти, а другой к мошонке. Рыжий покрутил маленькую ручку на штуковине. Боль была страшная. Будто засветили кирпичом или ботинком или палкой с гвоздями. Конева выгнуло, на пару секунд он потерял сознание, а когда очнулся, почувствовал, как изо рта что-то вытекает.

– Надо напряжение убавить, – сказал пухлый. – А то все причиндалы ему спалим.

– Погоди, – ответил рыжий. – Слышь, будешь подписывать протокол допроса?

– Дайте воды, – прошептал Конев.

– Эй, ты дурак, что ли? Ты же под напряжением. Какая вода?

Конев почувствовал запах паленого. Он боялся дотронуться до мошонки, боялся посмотреть туда. У него тряслась голова, тряслось всё тело, но голова особенно сильно.

– Давай, подпиши и пойдёшь…

– Куда? – спросил Конев удивленно.

– В камеру, не домой же. Ты что, ебанись! Ты же диверсант!

Рыжий покрутил ручку. Конева трясло мелкой дрожью, у него закатились глаза, изо рта поползла новая порция пены. Это повторилось несколько раз. Потом рыжий и пухлый устроили перекур. Они стояли у окна и тихо разговаривали.

– Саш, не хочешь в субботу в баню сходить? – сказал пухлый.

– Только вечером. Мне утром надо детей к тёще отвезти в деревню, – ответил рыжий.

– Ну, ясно, что вечером.

– Слушай, а ты слышал про Ковалёва?

– Что такое?

– Ну, он листовки напечатал, что-то там про черножопых, и отправил какого-то слабоумного расклеивать. А сам в машине сидел. А тот листовки скинул и убежал. Ковалёв за ним побегал, побегал. Короче, взял эти листовки и пошёл сам ночью клеить. А тут его пэпээсники прихватили. У него с собой ксивы не было. Короче, сам чуть не пошёл за экстремизм…

– Хаха, вот мудак-то.

Потом они вернулись к Коневу.

– Ну, что, гнилой урод, будешь подписывать?

Конев взял ручку. В голове у него всё перепуталось. Эти стояли над душой и смотрели. Но он взял себя в руки насколько мог и быстро вывел поперёк текста: «Старые разъебанные суки».

    (Из сборника «Сжигатель трупов»)

Владислава Броницкая

Родилась 07.11.1975 в г. Харькове. Ранее публиковалась на интернет-ресурсах. Лауреат сайта «Российский писатель» – 2016 в номинации «Новое имя».

«Мою страну стирали морем бед…»

Мою страну стирали морем бед
До выжженных имён, и вырванных страниц,
Разбитых алтарей, украденных побед,
Оплеванных могил и вспоротых границ.
Пусть нет её, пусть больше нет её,
Ни смыслов, ни надежд её, ни вер…