Дневник Трансмутации. Часть 2

Между нами и ним внизу расположилась огромная долина с протекающей посредине небольшой рекой ярко-желтого цвета. Вдоль всей реки разбросаны одноэтажные строения в древнеяпонском, а может, китайском стиле, а за ними – большие рисовые чеки, среди которых – утлые хижины под соломенными крышами. На чеках работали люди, низко согнувшись над водой.

По пыльным улицам и дорогам также ходили бедно одетые люди, медленно передвигалась пара быков, запряженных в плоскую тележку и рылись в пыли какие-то птицы, кажется, куры. Все. Постояв так над долиной, мы снова оказались на своем месте».

Весь день сильный ветер, но очень тепло. В течении дня – разные дела по хозяйству, стирка белья, чистка кишечника, а вечером – костер. Ребята-солдатики – Роман и Саша – и их собачки пришли в гости, чтобы попить с нами чай у костра.

Теперь я, Фироксанта, снова продолжаю описывать свой Урок, устроенный мне Орисом.

Итак, теплое и тихое утро началось с Медитации. Все мое нутро было успокоено, потому что внутри меня была полная уверенность в том, что я здесь все равно останусь. Я не могла просто поверить в то, что Орис из-за такой ерунды может сорвать мне, возможно, самое важное во всей моей Жизни событие. Но, вместе с тем, если честно, все же пугала эта моя твердая самоуверенность.

Я старалась не поддаваться ничему и все внутренние процессы сводила к одному: «Господи! Сделай, как ты считаешь нужным! Господи, пусть все будет по-Твоему! Господи, всем своим сердцем я доверяюсь Тебе!..» А между тем, заманчивая возможность побывать и пожить одной в пещера Ориса опять лезла и заполняла все мои мысли.

От всего этого мне чувствовалось намного спокойнее, не уходила почва из-под ног, постепенно приходила душевная уравновешенность. Орис же, как специально, был еще строже и еще неумолимее, чем вчера: в долину на гимнастику не пустил, взглядом избегает, хотя я, как провинившийся пес, так и норовила, так и старалась хоть на мгновение заглянуть в его глаза!.. Мне казалось, что тогда сразу стало бы легче. Но он, коварный, вообще отвернулся от меня, а затем резко так пальцем в сторону Ялты показал, мол: «Вон в Ялту! И никаких уговоров!» У меня от этого, совершенно неорисовского, жесткого взора, все внутри так и оборвалось! Ну, все, думаю, это – конец!..

Я села в палатке и, наматывая на кулак горькие слезы, рыдая, словно белуга, вдруг вспомнила слова из его «Молитвы»:

Когда затмит глаза гордыня

И бесов злых надвинет рать, –

Пошли, Господь, меня в пустыню,

Чтоб смог я там себя познать!»

Как что-то внезапно осенило меня: «Боже! Так это же обо мне!» Моей пустыней станет орисова пещера!.. Я тут же совершенно четко нарисовала себе всю картину, как я сижу у Богоявленского родника, пью воду, как я молюсь ночью в темной пещере, как мне страшно, но я, превозмогая страхи внутри себя, все борюсь с собой, борюсь… Как Орис!

Но тут резкий и строгий свист Ориса, сопровождаемый совершенно однозначным, повелительным жестом, быстро вернул меня к реальности: «Чего, мол, рассиживаешься? – Быстро собирай свои манатки и уматывай отсюда!..» Здесь прошу меня правильно понять, что ТАК думала только я, а ЧТО вкладывал в свои жести сам Орис – этого я не знаю.

Все гуськом отправились в долину, на упражнения.

Тут сильнейшие сомнения снова стали разрывать мое сердце: «Господи, действительно ли Твоя это Воля – идти мне в пещеру Ориса? Или это я сама?.. Господи, ну почему я такая непутевая, несовершенная? Почему я не могу, как Орис, ясно слышать и видеть то, что мне хотят посоветовать Господь, или Фироксанта, или, может, даже Брат Албеллик? Опять эта проклятая моя самость!.. Но в Ялте я ни за что не останусь, я даже не представляю себе, как я там буду жить себе, ходить по городу, что-то делать, в то время, когда все наши – здесь, на плато… Боже, голова просто разрывается на мелкие части от сомнений и всяких мыслей… Нет, надо хоть чуть-чуть помедитировать и хотя бы попытаться, хотя бы попробовать услышать свой внутренний голос…»

Сосредоточиться никак не получалось, в голову лезло только то, что мне хотелось – пещера Ориса, только пещера… Что ж, пещера, значит пещера! Решено: по приезде в Ялту, я сразу же иду в пещеру, к роднику, в тишину и одиночество…

Вещи я собрала с энтузиазмом и быстро, находясь уже под желанием как можно быстрее осуществить свой план. Ничего! Вы себе сидите здесь, дорогие мои, а я и в пещере, через молитвы и медитации, буду тоже находиться невидимо рядом с вами! Хотя, Орис, наверное увидит меня через Астрал… А, ладно, ну и пусть видит! Что он мне сделает? Не запретит же!

Мой план уже полностью захватил меня всю, я уже улыбалась, с нетерпением ожидая приезда машины, довольная своим решением и тем, что все не так уже и кисло… Внутри меня уже вовсю начался процесс смирения, переходящий в самоуничижение: «Все, что там ни будет: холод, ливень, страхи, ужасные посторонние лица (ну, всякие там мафлоки, унги, антики…) – все от Господа с благодарностью приму за свой грех, за свою гордыню, за то, что Ориса обидела и внесла свою грязь в работу всей группы…»

Себя я уже больше не жалела, наоборот, все корила и корила за непокорность, упертость и глупость. Напоследок решила переписать сколько успею из стихов Ориса, написанные здесь на Плато, чтобы в свободное время можно было бы там Душу отвести, почитать, поучить, поплакать… Но тут приехала машина, да так рано, – часа на три раньше, чем в прошлый раз.

Сердце так сильно екнуло, что мне уже пора уезжать. Даже не верилось, что меня уже не будет на плато… Но я тут же успокоила себя, что, возможно, это и к лучшему, что так рано уезжаю, – успею дойти и расположиться в пещере на ночь. Думаю себе: раз мне дают время с запасом, значит, так действительно все и должно быть.

Но полным моим недоумением, чуть ли не полушоком было, когда Орис не разрешил мне брать мою палатку (она была моей единственной надеждой в пещере от дождя, ветра и холода, – я хотела в нее просто закутываться с ногами). И снова гордыня язвительно возопила во мне: «Но она же – моя! Это моя СОБСТВЕННОСТЬ! Какое право ты имеешь не разрешать мне брать ее с собой? Да что это за деспотизм такой, в конце концов?..»

Все это вовсю орала во мне та, другая Эльвира, наглая и нахальная баба. Но я тут же вспомнила, что нужно все делать не по своей воле, а по Божьей… Что ж, думаю, значит, надо мокнуть, надо мерзнуть, надо страдать и отвечать за свои грехи. И спасибо Тебе, Господи, за это, потому что не ведаю ни о себе самой, ни о грехах своих смертных (хотя, нет, это я уже вру, – кое что знаю)… «Так тебе и надо!» – поговаривала в мыслях, а изнутри жалость к себе так и лезет, так и прет наружу слезами…

Когда же моя любимейшая сестричка Анааэлла подошла и стала обнимать меня, чтобы попрощаться, Орис решительными жестами выдал такую бурю эмоций, что все перепугались, как бы он и ее в Ялту сейчас же со мной не отправил (она, бедненькая, после поделилась, что тоже так его поняла, испугалась, – мы-то тогда и не догадывались о всей грандиозности устроенного мне Орисом-Учителем спектакля!).

Тогда же, во время прощания с группой, мне во всей этой драматической ситуации вспомнился то ли сюжет какого-то романа, то ли просто я себя сравнивала – с прокаженными: мол, а как же эти несчастные прокаженные, как они к людям тянутся, а им не то, чтобы обняться, а даже просто быть рядом с другими нормальными людьми, дышать с ними одним воздухом и то запрещалось!

Орис ушел к машине и я со всеми слезно попрощалась, думая, что уже и не увижу их никогда, моих любимых и родных Братьев и Сестер… Когда я подошла к машине, она уже была заполнена отъезжающими, которые приехали с водителем Борей пособирать трав и должна была вот-вот тронуться. Я посмотрела назад: все стояли на горке, махали мне на прощанье, но внутри меня почему-то все было почти спокойно. Думая о пещере Ориса, я уже мысленно со всеми еще раньше распрощалась, повторяя: «Все что ни есть, – УЖЕ есть! И значит, так все было задумано намного раньше, а я лишь только сейчас подошла к этому моменту в своей жизни».

Машина тронулась и поехала. Я сидела рядом с Ауриестаархом и мы вместе смеялись с меня, с моего ошарашенного вида… Где-то в глубине, не буду скрывать, все равно притаилась гадкая какая-то обида, боль, досада за то, что все получилось совсем не так, как мною хотелось… Но я ни единой секунды не винила в том Ориса, а только себя, буквально ненавидя себя за все свои низшие и несовершенные «я», из-за которых я оказалась в этой нелепой и дикой ситуации.

Не прошло и пол минуты, как у солдатского домика нас останавливает Вооулл. Я открыла ему окошко, думая, что он остановил нас для последнего пожатия моей руки, а он молча, как-то таинственно улыбаясь, сунул мне в ладошку записку. Мы потихоньку ехали и я, взяв листочек, продолжала ему махать, а он крикнул мне и водителю: «Да читай ты, читай! Боря, останови машину, пусть она прочитает!..»

Я дважды молниеносно пробежала глазами по записке. Боже! Прошли секунды, а для меня время как бы остановилось, казалось, что прошла целая вечность! Я смотрела в текст, но ничего не могла понять. Было впечатление, что мой разум совершенно отказывается понимать смысл написанного… Наконец, поняла. Но что это за шутки такие у Вооулла? А почерк? Чей это такой знакомый почерк? Никак не могу вспомнить…

Тут Ауриестаарх взял записку из моих рук и прочитал вслух. Фу, вспомнила! Это же почерк Ориса! Я тут же забрала записку и еще секунду всматривалась в почерк, чтобы уже до конца убедиться, что тут нет никакого розыгрыша. Да, точно, он! Вот и подписано: «Орис», – точно, это он!

В моей, опухшей от напряжения последних дней, голове вообще уже ничего не укладывалось… Но ни секунды не медля, я схватила свои пожитки и пулей вылетела из машины, забыв даже попрощаться с людьми. Ауриестаарх смеялся с меня и я вместе с ним.

Помахала отъезжающей машине и, подхватив с земли, рюкзак, побежала вслед за Вооуллом, который, взяв мою сумку, уже направился с ней к лагерю. Я быстро семенила по узенькой тропинке сзади него и, не веря в происходящее, все переспрашивала жестами Вооулла: «Это правда Орис?.. Нет, это точно Орис написал?..»

Останавливалась перевести дух и отдышаться, потому что никак не верилось, что я остаюсь. Это просто как сказка в которую не верится. Смеялись вместе с Вооуллом, который не мог удержаться, глядя на мой пришибленный и ошарашенный вид. Говорит мне: «Орис вообще, на три дня хотел тебя сослать, да, видно, пожалел». И опять останавливались, обнимались, радовались вместе моему возвращению. Я только кивала головой, все еще до конца не веря в происходящее. Казалось, что все это происходит не со мной…

Пришли к лагерю. Орис сидел в надувном кресле-матраце, отвернувшись в другую сторону, грозный и неприступный. Я подошла к нему, улыбаясь во весь рот, и на коленях, жестами и посвистыванием, поблагодарила: «Спасибо! Спасибо тебе, дорогой Орис!»

А сама глаз с него не спускаю, всем сердцем чувствую, что все это неприступное – напускное, фальшивое какое-то. Вижу: его крепко сомкнутые губы слегка разжались и чуть было не улыбнулись, но тут же опять сомкнулись в суровости и он как царь с трона показал перстом на вход видневшегося вдали грота: мол, иди с Богом!» Об этом моменте «изгнания» я еще с десяток раз вспоминала затем в гроте…

А вот и та, драгоценная для меня записка (съела бы ее от радости): «Возможен вариант замены ссылки в Ялту на два дня одиночной отсидки в гроте, без общения. Выбирай! Орис.»

Вооулл с Тригордием с радостью помогли мне перенести в грот самые необходимые для меня вещи: свечи, спички, фонарик, «Евангелие Преображения от Матери Божьей», спальный мешок. Взяла еще тетрадку с ручкой, на всякий случай…

… Грот был, по моим представлениям, совсем не гротом, а каким-то «отелем» или «санаторием», что ли. Я в своих мыслях уготавливала для себя нечто, намного ужаснее, чтоб ночью там можно было с ума сойти… А тут: внутри огромной скалы достаточно просторное и высокое «помещение, чистое, прибранное и по всему полу – толстый слой свеже сорванной травы!

Оказывается, Орис еще в то утро, когда затеял весь этот спектакль со мной, сразу же попросил Вооулла, чтобы никто из группы об этом не знал, подготовить грот в качестве «КПЗ» для меня: накосить побольше травы, почистить дно, убрать камни и уложить их стенкой, собрать дровишек для костра… Ай да Орис, ай да…

В общем, снабдили меня практически всем необходимым. Я же, наоборот, заставила бы на его месте меня и мерзнуть, и голодать, и томиться, и трястись от страха, одним словом, сделала бы так, чтобы поистязать меня по полной программе! А еще страшнее всего для меня было бы, если бы в этом гроте нельзя было ни стать в полный рост, ни сесть, а можно было бы только лежать и смотреть на нависающие над самым лицом низкие и грязные стены. Во! Это была бы просто жуть!

А здесь – красота: огромное, просторное углубление в высокой скале, с очень глубокой и узкой щелью позади, ведущей, наверное, в пещеру, с роем черных мух, мошек, комаров, пауков и ящериц… Я полюбила это место сразу же! Для меня это было просто роскошно, да еще одной, без общения. Тем более, что всю последнюю неделю я просто мечтала сбежать на весь день куда-нибудь в горы и побыть один на один с собой, с девственной природой и с небом…

Мне не очень-то хотелось сразу же начинать обустраиваться и поэтому я просто бросила подстилку на траву, села в «лотос» и попыталась разобраться с собой.

Какой там! Мои заботливые Братья и Сестры еще трижды посещали меня и, ссылаясь на Ориса, постоянно что-то подтаскивали: то плейер с кассетами для медитации, то ватное одеяло с курткой, то еду на два дня (курага, изюм, инжир, миндаль, фундук и фисташки), то свежую воду из родника, то Саша- солдат пришел, просто так, поболтать…

Скажите, ну как тут можно «раскрыться» Душою? Как помолиться от Души? Как наплакаться?..

В «тихий час» (с 15 часов) проспала я долго и еще б спала, если б в 17.40 Тригордий не навестил… Посмотрела кассеты, что Орис дал с собой – эх, жаль, все не то, мне бы сейчас песни иеромонаха Романа послушать, а не музыку Китаро. Ладно, что есть, то есть. Все отложила в сторону. Прочитала последнее Послание Демиурга из книги Ориса. Как-то незаметно отвлеклась и мысли полились потоком…

Я начинала капля за каплей осознавать все свое безответственное отношение к тому, что происходит на плато… Орис правильно писал: «Ты не на увеселительной прогулке». Монотонный гул от роя черных огромных мух ничуть даже не раздражал, даже наоборот, успокаивал. Вспоминались эпизоды всей этой истории. Начинала потихоньку как бы видеть себя со стороны.

Но какая-то гадостная моя сущность изнутри все подзуживала, что, мол, в пещере Ориса тебе бы было тоже не плохо. Чувствовала, что ком подкатывается к горлу от своего бессилия перед этим жалким и еще несовершенным человеческим «я». Я начала обращаться ко всем, кого я знала: к Божьей Матери, Господу, Албеллику, Рамасанте, Фироксанте, чтобы помогли просветить меня, вразумить.

Открыла «Евангелие Божьей Матери» – я знала, что оно сможет помочь мне раскрыть самую себя. От первых же строк Слова Матушки Царицы Небесной у меня, как из ручья, покатились слезы. Я твердо решила работать только с ним, именно работать, т.е. выписывать из «Евангелия» все то, что помогло бы мне осознать происходящее, искоренить свой отвратительный эгоизм.

Первое, что я выделила жирным: «Полное вверение себя в Его Волю», «Да вострепещут сердца и дастся тогда ищущему молитва живая, огненная, сердечная»… У меня этого никогда не получалось и было от этого горько. «Посему славьте Спасителя за малые кресты свои и скорби, ибо даже не ведаете, чего заслужили по грехам вашим тяжким»…

И снова я обращалась к Божьей Матери, чтобы услышала и вразумила меня: «Покаянием извести тленное начало». И так по каждой прочитанной фразе, – плакала, копалась в себе, снова рыдала и опять копалась, каясь и сокрушаясь. Вспоминала слова Ориса: «Всеобщую надо любовь развить в себе. Ко всем!»

Вот этого у меня как раз и не было. Эгоизм и себялюбие выели все мое нутро… Наступил момент, когда я на мгновение увидела свое поведение со стороны и мне стало жутко, что в мои почти 32 года мне было даже невдомек, что за гадкая такая тварь сидит во мне и тянет меня вниз, все подначивает, подтрунивает, науськивает…

Все эти годы я ни на секунду не задумывалась и не разбиралась в этом, а только вскармливала ее в себе. Да! И считала о себе, что я «паинька», ах, какая же я примерная, к Духу устремленная, к Любви и Свету тянусь, плохого избегаю, нехорошо не поступаю… На самом же деле, на поверку, все оказалось сплошной иллюзией, мною же напридуманной!..

Я замочила изюм с курагой и инжиром и решила поесть орешков, солененьких. Челюсти, очень странно, с непривычки плохо двигались, сильно болели десна и зубы, словно побитые, казалось, что пожую еще пару орешков, они и выпадут. Соленые фисташки я выбрала из общей кучи и сосала потихоньку. Наконец-то немного соленого, а то все сладкое, особенно, инжир – сил нет какой он приторный!

Миндаль, арахис и лесной орехи оказались совсем мне не по зубам. Я их пересыпала в стакан и чуть не сошла с ума от количества – пол-литровый пластмассовый стаканчик был полный! Но это ладно, с ума я сошла, когда пыталась съесть содержимое этого стаканчика!

Не буду вдаваться в подробности, но часа два я скулила, жаловалась, сетовала, – мол, лучше бы горячим чаем обпиться, чем эту тяжелую как камень пищу набивать себе в желудок. Особенно тяжким для меня было доедать все это во второй день, – желудок с первого дня был как камнями забит. Наверное, это Тригордий своей «щедрой» рукой насыпал!

Успокаивала себя словами Матери Божьей: «Полнота смиренной веры моей – довольствоваться тем, что Бог пошлет». Да, и я знала, что Орис наверняка спросит, все ли я съела? Как бы я оправдывалась тогда? Ведь ему и солгать-то нельзя, – все видит, все знает! Нет уж, доем, а то опять покажет на Ялту!..

Я сделала из небольших камешков под скалой оградку для каминчика, прямо у выхода из грота. А костер никак не разжигался. Через полчаса наконец-то разгорелся, спасибо, Господи, а то я уже думала, что и этого не дадут мне за мои спесивость и грехи тяжкие.

В лагере тишина – просто мечта! И разговоров не слышно. Я смотрела на огонь и вспоминала 10-ю книгу Ориса, там где он пишет, как нужно обращаться к Ангелу Огня для очищения астрального тела, мыслей и ментального тела, – к счастью, я почти дословно успела выучить это наизусть.

И грусть, и радость появилась, когда я услышала из лагеря заунывный мужской нежный голос – это пел Иеромонах Роман. Вот это было мне по душе! Здорово! Ребята, как же здорово быть одному! Теперь я еще больше понимаю Ориса…