Мессалина: Распутство, клевета и интриги в императорском Риме

По крайней мере на первый взгляд, Мессалина выбрала подходящее время, чтобы родиться в семье римской элиты. Однако римская аристократия все еще приходила в себя после столетия гражданских раздоров и пятидесяти лет гражданских войн, предшествовавших единовластию Августа.

В 146 г. до н. э. Рим получил неоспоримое господство над Средиземноморьем. Разрозненные города-государства, составлявшие в то время Грецию, полностью капитулировали после захвата и разграбления Коринфа. Весной того же года был полностью разрушен Карфаген, так долго соперничавший с Римом за морское превосходство. Но даже когда Карфаген сгорел, победоносный римский военачальник Сципион Эмилиан размышлял о потенциальных последствиях неоспоримого господства для Рима. «Славный миг, Полибий, – якобы заметил он, – но есть у меня ужасное предчувствие, что однажды та же участь постигнет и мою собственную страну»[23 - Полибий, «История», 38.21. Соответствующий фрагмент в русских изданиях Полибия отсутствует. Пер. с англ.]. Его комментарий оказался удивительно прозорливым.

Вознаграждение за политический успех теперь принципиально отличалось от того, что имели в виду аристократы VI в. до н. э., когда создавали республиканскую систему распределения власти. Тогда ценность государственной должности заключалась в уважении и почете, которые общество оказывало кандидату. Теперь же за должностью магистрата в Риме автоматически следовала должность «промагистрата» в провинции[24 - О характере и развитии этой должности см.: Badian and Lintott, "pro consule, pro praetore" in The Oxford Classical Dictionary.]. Она давала лицу, занимающему ее, право командовать армией и прямую власть, причем его решения сенат мог контролировать только в ретроспективе, после того как истекал год его полномочий[25 - О полномочиях и судебном иммунитете промагистратов см.: Plescia, 'Judicial Accountability and Immunity in Roman Law' esp. pp. 51–56, in American Journal of Legal History, vol. 45, no. 1. Знаменитый пример промагистрата, которого привлекли к ответственности после возвращения из провинции, – в «Речах против Верреса» Цицерона.]. Он мог вести завоевательные войны, обогащавшие его войско и делавшие его по возвращении богом в глазах публики. А если он был готов допустить чуточку коррупции, то можно было заработать большие деньги. По мере того как ставки росли экспоненциально, система сдержек и противовесов, предназначенная обуздывать индивидуальные амбиции, под напряжением давала трещины. Влиятельные политики начали собирать личные армии и слагать с себя полномочия. Заключались и разрывались союзы, а частные разногласия, спровоцированные эгоистическими устремлениями отдельных людей, разрешались на полях сражений по всему Средиземноморью.

На эту арену и ворвался будущий император Август в 44 г. до н. э. Тогда он был известен под именем Октавиана, ему было девятнадцать, и он, по собственному утверждению, был законным наследником как состояния, так и политической должности своего погибшего двоюродного деда и приемного отца, Юлия Цезаря. Когда Цезарь был заколот в мартовские иды группой сенаторов с Кассием и Брутом во главе, Октавиан проходил военную подготовку в Аполлонии, городе в Балканском регионе, тогда называвшемся Иллирия (на территории современной Албании). Как только весть об убийстве Цезаря дошла до Октавиана, он сразу отправился на корабле в Италию.

Именно с этого момента, а не с рождения в 63 г. до н. э. начинает Октавиан Res Gestae – описание своей жизни и достижений – «Деяния божественного Августа», и начинает с таких примечательных слов: «В 19 лет я по своей инициативе и на свои средства снарядил войско, с помощью которого я вернул свободу государству, угнетенному господством (одной) клики»[26 - Август, «Деяния божественного Августа», 1. Пер. с лат. А. Л. Смышляева.]. Кто именно входил в эту «клику», по-видимому, зависело от личных интересов Октавиана в тот или иной момент.