Его величество случай

– А ты решил, что она, как Дункан Маклауд, бессмертна?

– Честно говоря, да… – Он нервно заправил непокорную русую прядь за ухо. – Вернее, я всегда был уверен, что она всех нас переживет…

– Радуйся, твои мрачные пророчества не сбылись!

– От чего она умерла? Сердце или что?

– А тебе не по фигу? – зло прищурилась Ева, став сразу жутко некрасивой, даже отталкивающей.

– По фигу, конечно, просто… – Он потерянно посмотрел на сестру. – Бабушка ведь… А мы не знаем…

– Бабушка! – передразнила его Ева. – Забыл, как тебя эта бабушка из дома вышвырнула…

– Так за дело же…

– Подумаешь, с парнем в подъезде целовался…

– Это сейчас «подумаешь», а десять лет назад…

– Даже десять лет назад этим уже никого нельзя было удивить… А тем более оскорбить!

– Все равно, – упрямо возразил он, – все равно…

– Еще скажи, что тебе ее жалко!

Дусик ничего не сказал, он лишь шмыгнул носом.

– И не вздумай реветь! – разозлилась Ева.

– Не буду, – прошептал он, незаметно вытирая пальцем выступившие слезы.

Ева страдальчески закатила глаза – она не могла видеть, как брат плачет: сразу вспоминала, как рыдал он десять лет назад, стоя перед бабкой на коленях и умоляя простить его. Но старуха прощать не умела, поэтому Дусику пришлось уйти…

Только спустя год брат объявился. Худой, больной, жалкий. Он бродяжничал, занимался проституцией, по случаю подворовывал. Ева сняла ему квартиру, отмыла его, откормила, подлечила, дала денег. Для этого пришлось втихаря продать одно из своих колечек. Ведь Дусика нужно было где-то поселить, а то мыкался по каким-то углам, ночевал у таких же беспутных дружков. Ева попыталась уговорить бабку позволить Денису вернуться в дом, но все ее старания были напрасны: переступать порог квартиры ему так и не дозволили, а деньги, полученные от сестры, парень быстро пропил – за год совсем непьющий Дениска стал заправским алкоголиком, спасибо, хоть на наркоту не подсел.

Потом он опять пропал и вновь объявился. Только на этот раз в менее потрепанном виде, оказалось, пристроился в какой-то заштатный гей-клубешник стриптизером. К счастью, там он недолго ошивался, через полтора года его заметил некий продюсер, известный в тусовке своим пристрастием к хрупким голубоглазым юношам, и ввел в мир шоу-бизнеса. Три года Дусик был на подтанцовке у одного поющего гея, искусно выдающего себя за гетеросексуала (чему немало способствовало его семейное положение и наличие двоих детей), а недавно запел сам. И несмотря на то, что пел Дусик (ныне Дэнис) слабенько, его дебютный сингл стал хитом, а альбом вошел в двадцатку самых продаваемых.

Можно сказать, что Дусик хорошо устроился, и, скорее всего, он не добился бы такого успеха, не выгони его бабка из дома, ведь на тот момент он учился на экономиста и, хотя имел отвращение к экономике и слабые к ней способности, собирался им стать… Но разве мимолетный успех (Ева не сомневалась в его скоротечности) компенсирует многолетние страдания?! Разве он помогает забыть ту боль, которую испытал Дусик, когда любимая бабушка вышвырнула его из дома, будто лишайного котенка, только за то, что он, по ее мнению, поступил непотребно? Нет, нет и нет! И пусть с того ужасного дня прошло уже десять лет, Ева до сих пор не может простить Элеоноре ее непримиримость, жестокость, ханжество… Даже теперь, когда старуха умерла, она не смогла отпустить ей грехи – Ева была истинной внучкой своей непримиримой бабки.

– Когда похороны? – подавив всхлип, спросил Дусик.

– Мне по хрену, я на них не пойду!

– Зря ты так… Бабка была неплохим человеком… Просто она никогда не меняла своих решений…

– Я тоже их не меняю! – огрызнулась сестра. – Десять лет назад я решила, что поквитаюсь с ней за тебя…

– И ты поквиталась, – устало проговорил Дусик. – Выжила ее из собственной квартиры…

– …и даже не приду к ней на похороны! – закончила свою мысль Ева. – Если хочешь узнать, когда старую мымру закопают, спроси у кого-нибудь другого!

После этих слов Ева резко поднялась с кресла, схватила сумку и, не попрощавшись, выскочила из студии. А Дусик, проводив сестру взглядом, вернулся к своим тумблерам, но, перед тем как погрузиться в игру целиком, подумал: «До чего она похожа на бабушку!»

Аня

Аня стояла на площадке первого этажа напротив квартиры шестьдесят два и все никак не решалась позвонить. Во-первых, старуха, проживающая в ней, была сущая ведьма, и лишний раз на нее нарываться не хотелось, а во-вторых, не было никакой уверенности в том, что ведьма знает ответ на интересующий Анюту вопрос. Но больше спросить было не у кого, и Аня собрала в кулак все свое мужество и надавила на звонок. Сначала за дверью не было слышно ни звука, но спустя минуту раздался старческий голос:

– Кто тама?

– Извините, пожалуйста, за беспокойство…

– Сейчас милицию вызову! – предупредительно прокаркала бабка.

– Не надо… Я просто хотела узнать… Кто будет Элеонору Георгиевну хоронить? Вы не в курсе?

– Ты кто?

– Это Анна, я к ней ходила, из собеса…

Договорить Аня не успела, дверь резко распахнулась, и на пороге показалась костлявая старуха в двух очках, надетых одни на другие.

– Помню тебя, – сказала она, снимая одни очки и пристально вглядываясь в Анино лицо. – Нюркой тебя звать… помню… Так чего тебе?

– Я хотела спросить…

– Громче говори, я плохо слышу.

– Хотела спросить, – закричала Аня во все горло, – кто будет хоронить бабу Лину…

– Вот орать тоже не обязательно, – проворчала старуха. – Я не глухая, просто недослышиваю… Доживешь до моих лет, узнаешь, что это такое…

– Так что там с похоронами? – не очень вежливо перебила ее Аня.

– Это у тебя надо спросить, ты в собесе работаешь, – окрысилась бабка, после чего захлопнула перед ней дверь.

Аня отошла на безопасное расстояние от старухиной квартиры и, прислонившись спиной к перилам, задумалась. Где же узнать? У кого? Наверное, надо было действительно в собесе поспрашивать – раз бабуля была одинокой, то ее похоронами займется государственная организация, но коль бабу Лину убили, то, наверное, труп еще в морге, и тогда он может там пролежать гораздо дольше положенных христианским обычаем трех дней…

Так и не решив, что делать: то ли в собес идти, то ли в милицию, то ли прямиком в морг, Аня зашагала по лестнице вверх. Ей хотелось в последний раз постоять у дверей любимой квартирки, где, несмотря на убогость, пахло дворцом и где она бывала по-настоящему счастлива.

Когда она поднялась на четвертый этаж, первое, что бросилось в глаза, – это яркая бумажная лента, наклеенная на замок квартиры (опечатана, значит), а второе – лента-то надорвана… А это значит, что в квартиру кто-то проник!

Ане стало жутко. Но вместо того чтобы в панике бежать вон из подъезда, она сделала шаг к двери. Была не была! Если убьют, значит, такова судьба, тем более цепляться за жизнь в ее положении просто глупо – умрет, никто и не заплачет…

Стоило ей прикоснуться пальцами к ручке, как дверь распахнулась – скорее всего, в квартире было открыто окно.

Аня вошла, настороженно оглядываясь по сторонам. В прихожей она никого не обнаружила, как и в кухне, которая просматривалась даже с порога… Но Аня сразу поняла, что в квартире кто-то есть, так как в ней появился запах, но не тот, что был при бабуле (он испарился сразу, как хозяйки не стало), другой… Анюта нервно поводила ноздрями, принюхиваясь. Хм… Пахло мужчиной, причем не абы каким – абы какие смердели перегаром и «Примой», – а богатым, мужественным и… полным: к аромату изысканного парфюма и дорогого табака примешивался легкий запах пота…

От этого ей почему-то стало спокойнее, и Аня смело вошла в комнату.