Исповедь отшельника

– Уже «ваш», вон как…

– И женщины, которые оказались тут, вовсе не…

– Да понял, понял. Только ты сама еще пять дней назад называла их слабачками. И не понимала, как можно дать мужику над собой систематически издеваться.

– Я и сейчас не до конца понимаю. Но знаю точно, они позволяли это не потому, что бесхребетные, затюканные, никчемные. Среди нас, конечно, и слабачки есть, но их меньшинство.

– А остальным просто нравится боль? Они мазохистки? – фыркнул Артур. – Хотя мне не важно. Это твоя задача – разобраться в психологии жертв домашнего насилия. Но ты уж давай побыстрее с этим покончи. Пока журналы и интернет-порталы пишут о новом фильме Мэтра, ты, как исполнительница главной роли, должна мелькать, мелькать, мелькать… Понимаешь?

– Понимаю.

– И я пытаюсь договориться с Мэтром об ужине с тобой. Пока он ответа не дал, но я добьюсь своего.

– Не сомневаюсь в тебе, Артурито. И через двое, максимум трое суток я буду вся твоя.

– Лады.

Они сердечно распрощались, и Соня отключилась.

С Артуром Гаевым они познакомились в институте кинематографии. Соня там училась, он тусовался. Когда-то парень сам был студентом этого вуза, но вылетел с третьего курса и отправился в армию. Отслужив, к учебе не вернулся. Папа, артист еще старой школы, не самая яркая звезда советского кино, пристроил своего незаконнорожденного сына, который появился на свет, когда родителю уже исполнилось пятьдесят пять, на «Мосфильм». Но Артур регулярно наведывался в альма-матер, чтобы позажигать. Ему нравились атмосфера и девочки, что учились в вузе. Жуткий бабник, он переспал чуть ли не с каждой третьей студенткой. Любил высоких, статных барышень, но не брезговал и «инженю». Сам Артур был зеленоглазым красавцем с черными негритянскими кудрями. Но ростом не вышел. Той же Соне он едва доставал до подбородка. Но это не помешало молодым людям закрутить роман. Роман был почти серьезным. То есть Артур не потерял интерес к Соне после первого секса, а продолжал встречаться с ней на протяжении трех месяцев. Рекордный срок для него. Расстались друзьями. По обоюдному согласию. Артуру надоело скрывать от подруги свои интрижки, а ей делать вид, что ни о чем не знает.

Соня стала первой клиенткой Гаева, когда он открыл свое небольшое агентство. С тех пор прошло пять лет, и они до сих пор сотрудничали и дружили.

– Значит, вы актриса, – услышала Софья и вздрогнула.

Резко обернувшись, она увидела Лору. Женщина стояла у молодой туи и теребила одну из ее веточек. Одета она была в старую куртку и кошмарного вида спортивный костюм. Лора, как говорят, заявилась в центр в пижаме и тапках и носила все дни то, что ей дал завхоз, она же одна из обитательниц, то есть вещи, оставленные предыдущими «сестрами» (они так себя называли – сестрами по несчастью). В отличие от других женщин Лора не изъявляла желания вернуться домой хотя бы за документами, деньгами, телефоном или предметами первой необходимости. И не потому, что боялась. Каждую из сестер по просьбе сопровождали до дома. Иной раз с охраной. А Лора вообще не покидала территорию центра. И здесь ей оставалось провести всего сутки. Ее срок истекал уже завтра.

– Почему-то я так и думала, что вы не одна из нас, – продолжила Лора. – Предполагала, что журналистка, которая хочет написать правдивую статью о бедолагах, битых мужьями…

– Я буду играть одну из вас, – выдавила из себя Соня. Она пока не знала, хорошо или плохо то, что ее раскрыла именно Лора.

– Ага, ясно… – Лора оторвала веточки и поднесла к лицу, чтобы понюхать. – Система Станиславского. Погружение в роль. Отождествление себя с героем.

– Надеюсь, вы никому не расскажете о том, что узнали обо мне?

– Не беспокойтесь, – хмыкнула Лора и отбросила веточку со словами: – Ничем не пахнет, как пластмассовая.

Она собиралась уйти из внутреннего дворика, но Соня остановила ее.

– Не убегайте, пожалуйста, – попросила она. – Поговорите со мной немного.

– О чем?

– Все равно.

– То есть исповеди моей вы услышать не хотите?

– Конечно, хочу, – не стала спорить Соня. – Но вы не раскроетесь передо мной. Если вас даже Назаров не смог вывести на откровенность, то у меня вообще никаких шансов. Поэтому я просто предлагаю поболтать о чем-то нейтральном.

– Например?

– О туях. Это семейство кипарисовых. Их завезли к нам из Америки и Восточной Азии.

– Вы только что залезли в Википедию с телефона?

– Нет, просто читала когда-то об этих растениях и запомнила. У меня память фотографическая.

– Везет вам, роль долго учить не надо.

И все же ушла. Соня, помешкав секунд десять, бросилась следом.

Когда она оказалась в коридоре, то чуть не оглохла. Где-то кричали. Причем это делали как минимум человек пять-семь. Среди женских голосов звучал и мужской, но он был Соне незнаком.

Звуки доносились из фойе, туда она и направилась.

Лора, как оказалось, последовала в том же направлении. Ей было не чуждо любопытство.

Столкнувшись с ней в дверях, Соня шепотом спросила:

– Что там происходит?

– Семейная драма.

Но Соня уже и сама видела это. У входа в руках охранника бился мужчина. Он был высок, широкоплеч, но худощав. Одежда на нем не по размеру, висит и при этом коротка. Редкие соломенные волосы всклокочены. Довольно симпатичное, но чересчур вытянутое, узкое, безбородое лицо покраснело. Что неудивительно, ведь мужчина прилагал невероятные физические усилия, пытаясь освободиться от профессионального захвата секьюрити по имени Славик. Напротив, примерно метрах в двух от него, в том же положении находилась Тамара. Только ее сдерживали два человека: Зоя и Лидуся Кокорина. Но поскольку последняя была очень худой и мала ростом, Тома вырывалась из ее лапок и бросала свое тело вперед. Однако настойчивости Кокориной было не занимать, и она неизменно хватала «сестру» за локоть и висла на нем, как обезьянка на ветке.

– Отвали от меня, урод, – рычал безбородый. – И вы, курвы… Руки прочь от жены моей!

– Не трогай Пашу! – верещала Тома, обращаясь к Славику. На товарок она, казалось, не обращала внимания. Цепляется что-то к ее рукам, мешает, все равно что вьюн какой или водоросль. – Отпусти его, слышишь?

Соня поняла, что в центр явился муж Тамары, чтобы вернуть ее домой. Его, естественно, пускать в помещение не хотели. А Томе мешали воссоединиться с Пашей «сестры». Они знали, что он будет продолжать колошматить жену, чего бы ни обещал. Все они проходили через это, и не раз.

Но Тома смогла вырваться. Стряхнув с себя Зою и Лиду, она кинулась к супругу. Коротко чмокнув его во вспотевший лоб, повисла на плече Славика. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не доктор Назаров. Привлеченный шумом, он выбежал в фойе, на ходу застегивая белый халат – очевидно, собирался домой, когда ор услышал.

– Всем замолчать! – громыхнул он. Впервые Соня услышала от психиатра реплику, произнесенную на повышенных тонах. – Тамара, отпустите Вячеслава.

– Но он моему Пашеньке руки выламывает, а Пашенька, между прочим, художник и ими творит.

– А я слышала, что он маляр, – фыркнула одна из «сестер». – Причем два месяца назад уволенный со стройки…

Никто этой реплики не услышал, кроме Сони и, пожалуй, Лоры.

– Вячеслав, отпустите Павла, – продолжил Назаров. – Вы делаете ему больно.

– Сам виноват, – угрюмо проговорил охранник, но руки разжал, – я по-хорошему просил…

– А теперь спокойно объясните мне, что тут происходит.

Снова поднялся галдеж, и на сей раз Назаров не смог утихомирить народ своим рыком. А все потому, что почти все «сестры» решили высказаться. Их возмущало то, что одна из них дала слабину и желает в очередной раз простить своего мужа-дебошира.