Земля перестанет вращаться

– Да ничего интересного. Шла домой из магазина, и вдруг по малой нужде приспичило, решила в ближайших кустиках присесть, а там труп… В общем, еще и по-большому чуть не сходила со страху. – Опять машину подкинуло, теперь после того, как одно из колес попало в выбоину на асфальте – дороги в этой части города оставляли желать лучшего. Митя продолжил: – Покойницу тетка узнала. Сказала, видела несколько раз возле остановки. Привлекла к себе внимание дредами. Они сами по себе интересны, а у нашей девочки еще и зелеными были. Она стояла всегда одна, уткнувшись в телефон…

– Которого мы ни при ней, ни поодаль не обнаружили.

– Как и кошелька.

– И если бы не эта чертова струна, можно было бы подумать, что убийство было совершено с целью ограбления.

Эта чертова струна…

Восемь месяцев назад в городском парке на территории закрытой на реновацию летней веранды-«ракушки», где бабушки нынешней молодежи вальсировали и пели под гармонь, был обнаружен труп мужчины. Он был задушен. Но не руками, а, как предположил судмедэксперт при осмотре тела, толстой проволокой. При более тщательном изучении тела он увидел на шее вертикальные бороздчатые полоски. Совсем небольшие, длиной в пару миллиметров. И внес уточнение – рифленой. Поскольку место преступления являлось еще и строительной площадкой, то это никого не удивило. Опера принялись искать орудие убийства, но ни один из найденных обрывков проволоки не подходил. Однако при повторном осмотре территории обнаружилась струна. Гитарная. Басовая, то есть самая толстая. Никаких следов на ней, ни крови, ни отпечатков пальцев. Но она валялась черт-те где, была поклевана птицами и, возможно, потаскана животными, что неудивительно. Однако эксперт сказал, что борозды на шее, скорее всего, появились из-за того, что эта или подобная струна была накинута на шею покойного.

То был наркоман. Ширялся в заброшенных местах парка. Любил «ракушку». Там выступал когда-то. Играл на синтезаторе и гитаре. Пел. Потом жизнь пошла под откос и закончилась там, где когда-то била ключом.

Кто убил наркомана-музыканта, следствие до сих пор выясняло. Если бы Багров и коллеги стремились лишь к высокому проценту раскрываемости, упекли бы кого-нибудь за решетку. Но главное – наказать виновного, а не отчитаться, так ведь? И дело все еще висело…

Как и еще одно. Когда Багров думал об этом нераскрытом деле, сердце его обливалось кровью. Погибла девушка. Юная. Милая и талантливая. Ее тоже задушили. И совершенно определенно струной. Она была обернута вокруг шеи покойной. На струне обнаружилась кровь, частички кожи, но не было отпечатков. И это понятно. Затянуть толстую проволоку на горле кого-то, не поранившись, невозможно. Значит, нужно надеть перчатки, чтобы это сделать. Плотные. Тот, кто задушил девочку, нашел кожаные. На проволоке остались частички свиной кожи…

И вот еще одна жертва! Постарше. Но все равно молодая. У которой впереди была вся жизнь.

На шее струна…

Но нет телефона и кошелька.

Багров был уверен, что это не убийца забрал ценное. Кто-то из ошивающихся на месте алкашей наткнулся на труп и умыкнул то, что покойнику уже не пригодится. Да, он мог бы вызвать полицию по украденному телефону, но зачем?

Глава 3

Паша считал себя человеком добрым. Окружающие его люди разделяли это мнение. «Мухи не обидит» – это про него. Паша за жизнь свою не только физической боли никому не причинил, даже голоса ни разу не повысил. Жена считала это трусостью, мама слабохарактерностью и только дочь – достоинством. Для нее Паша был лучшим мужчиной на земле. А она для него… Центром вселенной!

Его детка… Дашенька. Он полюбил ее еще до того, как она появилась на свет. Да буквально сразу, как узнал, что станет папой, так и полюбил… Комочек плоти. Без ручек, ножек, не говоря уже о прочем. То есть Паша не знал доподлинно, какого пола родится ребенок. Но почему-то был уверен – женского. Он себе сразу представил бутузика с розовым бантом на макушке. Этот самый бант он начал цеплять на волосы своей девочки, когда они были еще пухом. Жена ворчала, мама крутила пальцем у виска, обе считали, что ребенку, который едва сидит, больше подойдет чепчик. А Дашеньке нравилось. Когда она видела себя в зеркале с бантом на голове, заливалась смехом. Правда, вскоре она этот бант сдирала и начинала то теребить, то тащить в рот.

Даша росла славным ребенком: некапризным, приветливым, сообразительным. Болела редко. Но ее матери не нравилось, что девочка не имеет друзей. Другие дети друг к другу в гости ходят, играют вместе или просто гуляют, а Даша сидит дома одна, рисует, книжки читает (до того как научилась читать, листала) да своим куклам платья шьет. Она не понимала, что у дочери есть друг. Настоящий. Единственный…

И это ее отец.

Все свободное время Паша проводил с Дашей. Они и гуляли, и играли, и ходили вместе в гости. Да не к детям, а к взрослым. Двум дядям Сашам. Первый был двоюродным братом Павла, второй другом. Оба Саши не нравились супруге, и она не желала видеть их в своем доме (хотя каком своем, если они жили с Пашиной мамой в ее квартире). А вот Даша к обоим прониклась симпатией. С ними ей было весело. Дядя Саша любил выпить и «под мухой» играл с девочкой не в прятки, салки, а тем более дочки-матери и больницу, а в космонавтов, пиратов, циркачей. Иногда в зоопарк – папин брат изображал разных животных, а Даша угадывала, кого именно. Второй Саша, его она называла дядечкой Сашечкой, потому что друг отца был таким крохотным, что походил на подростка, развлекал ее песнями и частушками. Он знал их такое количество, что ни разу не повторился, исполняя их. Он тоже выпивал, но редко. Но когда принимал на грудь, не мог остановиться. Пил столько, что терял человеческий облик. В такие дни Паша дочь с собой к дядечке Сашечке не брал. Ходил один. Проверял друга. Потому что заставить его остановиться не мог никто. Саша сам, пропившись дня четыре, максимум неделю, завязывал и держался от трех месяцев до полугода.

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты! – ругалась Лена, жена Павла. – Связался с алкашами, позоришь себя!

– Но папочка же не алкаш, – вступалась за Пашу дочка, тогда еще совсем маленькая, четырехлетняя. – Он вообще не пьет.

– А думают, что синячит вместе с дружками.

– Кто так думает? – недоумевала Даша.

– Все! – безапелляционно заявляла ее мать. – Нет бы с соседом Петровым подружился, он уважаемый человек – председатель ТСЖ, так нет, связался с шушерой какой-то…

– Почему с шушерой? Дяди Саши хорошие.

– А ты откуда знаешь? Уж не водит ли твой папаша тебя к ним в гости? – сурово говорила мама и грозно смотрела на мужа. – Ты мне ребенка к ним таскать не смей, понял?

Паша кротко кивал. И в такие моменты Дашу охватывал ужас. Неужели он лишит ее игр с дядей Сашей и частушек дядечки Сашечки? Но Паша каждый раз успокаивал дочь, и они продолжали ходить в гости к друзьям Паши, но тщательно скрывали свои визиты не только от мамы, но и от бабушки, чтоб та не проболталась по простоте душевной.

Как ни странно, именно эти попивающие мужики стали самыми близкими Дашиными людьми. После папы, конечно. И, пожалуй, бабушки. Потом следовали дяди Саши и только за ними мама.

Нельзя сказать, что Даша ее не любила. Просто держалась на расстоянии. Жена Павла была женщиной властной, кичливой и крикливой. Все должно было быть по-ее. Муж – вкалывать как проклятый, пробиваться в начальники, дочь – учиться на одни пятерки и блистать талантами. Все для того, чтобы женщина могла хвалиться перед коллегами, соседями и родственниками. Паша же с Дашей, как будто назло ей, звезд с неба не хватали. Муж как работал мастером смены, так и продолжал это делать, дочь неплохо успевала, но получала и четверки, и даже тройки. И, главное, обоих это устраивало. А Лену нет! Поэтому скандалы в их доме вспыхивали часто, и всегда их инициатором являлась супруга Павла. Когда Лена начинала орать, он просто уходил в туалет, запирался в нем и читал газеты, сидя на крышке унитаза. Он не пытался возражать жене, знал, что его все равно не услышат. А дочка с матерью спорила. Что-то ей доказывала. Но последнее слово все равно оставалось за матерью. Или бабушкой. Та, если оказывалась свидетелем скандала, не вмешивалась до тех пор, пока у нее от ора невестки мигрень не начиналась. Тогда-то мать Павла и затыкала Лене рот:

– Не нравится муж, иди, найди другого! У тебя, такой умницы-красавицы, поди, отбоя от поклонников нет!

Бабка знала, куда бить. Дело в том, что Пашина жена Лена не блистала ни умом, ни красотой. Кроме этого не было в ней того женского шарма, что делает некоторых дурнушек пикантными, интересными, очаровательными – в общем, желанными.

Паша познакомился с Леной в заводской столовой. Оказались за одним столиком, потому что свободных мест больше не было, разговорились. Девушка понравилась ему в общении, а вот внешне не очень. Серенькая. Разве что глаза хороши. Ему всегда черноглазые нравились. А у Лены очи как две вишни были.

Она сама его пригласила вечером погулять. Паша не отказал. И они провели время просто чудесно. Лена тогда очень старалась казаться легкой, милой, веселой, понимающей. У нее получалось. Или же просто Паша плохо разбирался в женщинах?

Он не собирался вступать с ней в романтические отношения. Дружить – да. Помогать по малости. Но Лена, засидевшаяся в девках, во что бы то ни стало решила заполучить Пашу. Холостой, непьющий, работящий, да еще и мягкотелый. Если за такого серьезно взяться, можно в люди вывести: сначала в мастера цеха, затем в начальники. Тогда она еще не знала, что тихушник Паша крайне упрям и заставить его делать что-то против воли невозможно.

В кровать Лена его затащила спустя два месяца после знакомства. И вскоре сообщила Паше, что беременна. Он, как честный человек, сделал ей предложение.

Маме невестка не понравилась: невзрачная, необразованная, склочная. Но она радовалась тому, что Паша наконец женился. Ему было тридцать четыре года на тот момент, уже не мальчик. Да и внуков женщине хотелось.

Через шесть с половиной месяцев после свадьбы родилась Дашенька… Пашина отрада.

В двенадцать лет у девочки, на радость матери, открылся талант. У нее появился ГОЛОС! Именно так, с больших букв. Потому что пела она и раньше – ходила в хор. Но была одной из многих. И вдруг стала солисткой. Руководитель хора поставил Дашу вместо заболевшей «примы» и был крайне удивлен тому, что она поет гораздо лучше ее. Ведь он всех прослушивал, прежде чем принять в хор, и Даша не выделялась среди других. И вот спустя два года она обрела соловьиный ГОЛОС.

– Обязательно наймите девочке педагога по вокалу, – советовал Елене руководитель хора. – Талант нужно развивать.

– Конечно, обязательно, – заверяла его радостная мать. Наконец-то у нее появился повод для гордости.

– Я дам вам телефон отличного преподавателя. Он просто волшебник.

Лена позвонила тому, но, услышав, сколько «волшебник» берет денег за свои услуги, чуть не захлебнулась гневом. Одно занятие стоило, как… как… кроссовки! Причем не рыночные китайские. А вполне себе неплохие. А заниматься следовало как минимум два раза в неделю. Грабеж!

– Пусть Саша с ней позанимается, – предложил Паша.

– Какой еще… – усмехнулась Лена. – Уж не твой ли братец?

– Нет, другой Саша.

– Алкаш?

– Он не пьет уже больше полугода. То есть перешагнул свой рубеж. Говорит, все, завязал окончательно.

– Даже это не делает его педагогом по вокалу, – запальчиво возразила Лена.

– Это нет. А диплом его говорит о том, что Саша получил прекрасное образование по классу вокала.

– Кто? – уничижительно протянула жена.