Сказки русской матрёшки о волшебных промыслах

Маленькая балерина и гусевский хрусталь

Наступило утро. Хмурые тучи тяготили небо. В окна бил косой дождь.

Настю разбудила Василинка, которая шершавым язычком вылизывала щеку девочки. – Да ты моя миленькая, соскучилась уже? Хочешь поиграть? – поглаживая кошечку, заговорила Настя.

Бабушка Вера тем временем что-то усердно искала в дорожных сумках возле шифоньера. Лицо ее было раскрасневшимся.

– Бабуль, что-то случилось? – спросила внучка.

– Ничего, ягодка моя, так, лекарства кое-какие ищу, – отозвалась бабушка.

– Ты что, заболела? – заволновалась Настя

– Нет-нет, моя хорошая! Чуточку сердечко щемит, сон я опять нехороший видела, – ответила бабушка Вера.

– Опять та девочка приснилась? – расспрашивала внучка.

– На сей раз другая, – сказала бабушка. – Вот же мой пузырек утешительный, в самый угол внутреннего кармашка запрятался! – старушка открыла склянку и положила в рот пару желтых таблеточек.

– А может, и не из-за сна сердечко шалит, – рассуждала бабушка Вера. – Вчера в саду вон как переусердствовали. Может быть, вовсе из-за смены погоды.

Настя уныло вгляделась в окна. – Ну вот, досада, какая! Я хотела на пруд погулять. Что мы весь день тут в доме делать будем?

– Никуда наш пруд не денется, не переживай, Настенька, – сказала бабушка. – Сейчас позавтракаем, я к соседу нашему схожу, по поводу телевизора поинтересуюсь. А ты пока почитаешь, надо ведь когда-то начинать. Какая книжка у тебя первая по списку?

– Конек Горбунок, – безрадостно ответила внучка.

– Так это же сказка Петра Ершова, да какая интересная! Уж больно я ее любила в детстве. У меня даже маленькая шкатулочка была с картинкой того самого Горбунка.

– А что за шкатулка, бабуль, расскажи, – заинтересовалась Настя.

– Черненькая такая, лаком покрытая. На крышечке в зеленом лесочке нарисован крестьянский сын Иван с ослепительным пером жар-птицы в руках, а рядом резвый маленький конек, – поведала бабушка.

– Видела я сегодня ее ночью под шкафом, точно! – радостно воскликнула Настя. Внучка взахлеб стала рассказывать бабушке Вере про дивный сон, про сверкающую дорожку, про девушку-рептилию, хранилище чудесных шкатулок и подарок.

– Подумать только! – изумленно покачала головой бабушка. – Везет же некоторым ясноглазым ягодкам! А я вот только сумки под шифоньером нашла.

– Жалко только, бабуль, что подарки во снах остаются. Мне бы очень хотелось их домой увезти на память!

– Возьми-ка ты, да нарисуй свои подарки. Я с охотой посмотрю, думаю, мама с папой тоже. Ты же альбом с красками взяла с собой?

– Взяла, бабуль. Попробую. Мне самой захотелось нарисовать ночные прогулки и дары волшебных матрешек.

– Только давай договоримся, сначала чтение!

– Договорились, бабулечка. Василинка свидетелем будет.

Позавтракали хозяйки старенького дома в маленькой кухоньке и разошлись. Бабушка к МихМихычу ушла, Василинка на печку запрыгнула дремать в лоскутном одеяле, а Настя книжку из рюкзака достала, завернулась в пушистый плед и улеглась в кровати.

Прочла Настя две странички, чувствует, что в сон ее клонит. Видно дождь хорошо убаюкивал. – Что, если я матрешку сейчас открою? – подумала девочка.

Откинула она подушку, лежит там куколка уже в голубых нарядах. Платье и платочек в белых крупных листочках, похожих на пушистые перышки. Взяла Настя игрушку, повернула раз, повернула другой, да не тут-то было. Не открывается матрешка! Сбегала на кухню, ножичек принесла, подковырнула чуточку с напором, никак! Смотрит, а улыбающееся личико вдруг грустным стало. – Прости меня, куколка, не хотела я тебя обидеть, – произнесла девочка и положила матрешку назад под подушку. – До вечера!

Пришли бабушка с МихМихычем. Шумно сразу стало, весело. С телевизором вместе долго возились, антенну самодельную делали из лимонадных баночек и вешалки-плечиков, каналы настраивали. Потом МихМихыч рассказывал про рыбалку на пруду. Затем сбегал к себе в дом, улов из карасиков принес. После этого вместе рыбу чистили и жарили. Под конец смаковали и над рыболовными байками смеялись. Так день и пролетел. Вечером же Настя бабушке «Конька Горбунка» читала, бабушка внимательно слушала и аккуратно внучкины запинки поправляла.

Легли спать. Настя дождалась, когда бабушка уснет и с нетерпением матрешку открыла, легко так и быстро, как в предыдущие ночи, не то, что днем. Только растворилась ее куколка, как будто не было ее совсем. Поискала Настя в постели, поискала под подушкой, под кровать заглянула, нет нигде. И так ей грустно стало, хоть плачь. Тут еще маму с папой вспомнила, затосковала. Вроде вот только днем с ними по телефону беседовала, а все равно не хватает их.

Не спится никак. Поднялась Настя, достала с полочки телефон, вставила наушники и включила музыку. Расположилась удобнее в кровати. Вдруг любимая песня в наушниках прервалась, и полилось тихое мелодичное адажио Чайковского «Лебединое озеро». Эту музыку Настя узнала бы где угодно! Русский балет в Михайловском театре Санкт-Петербурга девочка полюбила всем сердцем в одной из поездок с родителями.

Сняла девочка наушники, а музыка продолжает звучать, теперь только возле печки. Положила Настя телефон обратно на полочку, слезла с кровати и к печке тихо подошла. А музыка уже в сенях играет, как будто убегает от нее. Взяла девочка фонарик с кухни, отодвинула засов, вышла в сени. Темно кругом, воздух сырой, жутковато. Красивые звуки адажио легкой волной переместились в чулан. Ей бы в дом вернуться, в теле дрожь, страшно, а музыка гипнотизирует и не отпускает.

Толкнула девочка старую скрипучую дверь чулана и видит в темноте голубоватый свет на крохотном оконце. Подошла ближе, а это хрустальная статуэтка балерины! Крутится на толстом стекле подножки, воспроизводит чудесную музыку Чайковского и таинственно переливается. Сама тонкая и прозрачная, стоит на одной ножке в стеклянно-кружевной юбочке, руки в стороны развела.

Протянула Настя руку к балерине, коснулась пальчиками хрустальной статуэтки, и засверкало стекло сотней голубых искр. В тот же миг рассыпался хрусталь, и перед Настей появилась белокурая голубоглазая девочка в расшитом бисером топе, воздушной юбочке-пачке из фатина и легких атласных пуантах, хрупкая и неземная, словно нимфа.

– Ух, какая ты! – воскликнула в восхищении Настя.

Маленькая балерина улыбнулась и грациозно подала ручку: – Привет! Я – Анжелина.

Затем она схватила за руку Настю и, потянув ее к выходу, произнесла: – Фи-фи-фи, бежим скорее отсюда, не нравится мне этот чулан! Ведь ты же мечтала пруд посмотреть!

Невероятно, но засовы и двери сами бесшумно открылись перед девочками. Выпорхнув за балериной на крылечко, Настя не поверила своим глазам! Капельки дождя выстроились хрустальным мостиком от крылечка вдаль к лесному бору. Ночь была ясной, лунный свет играл бликами наперегонки со звездами в прозрачных каплях дождевого мостика. Пахло свежей листвой и еловыми ветками.

Девочки быстро преодолели мостик. Хрустально-дождевые ступени плавно спустили их к воде.

Пруд казался темным и задумчивым, позади него легли тени высоких неподвижных деревьев. По воде бежала яркая лунная дорожка, вблизи которой плескалась серебром легкая рябь.

– Настенька, присядь вот здесь, – попросила Анжелина, указывая на нижние ступени мостика. – Я хочу, чтобы ты посмотрела, как я танцую.

Маленькая балерина неторопливо ступила атласными пуантами на лунную дорожку зеркальной поверхности пруда. Послышались волшебные звуки симфонии Чайковского, маленькая балерина встрепенулась и полетела. Ее плавные и отточенные движения грациозно и улыбчиво, застенчиво и тревожно рассказывали красивую и печальную повесть о девушке-птице. Ах, как красиво Анжелина балансировала в воздухе, как ловко выполняла фуэте!

Настя сидела, затаив дыхание. Она будто снова очутилась в Михайловском театре, наблюдая с волнением в свете прожектора луны балет маленькой Одетты.

– Браво, Анжелина! – воскликнула радостно Настя по окончании танца, хлопая в ладоши. – Ты была великолепна!

Маленькая балерина запыхавшаяся, но счастливая, поблагодарила девочку и тут же, взяв за обе руки, потянула ее за собой в пруд.

– Нет-нет, Анжелина, – улыбаясь, запротестовала Настя. – Ты волшебница, тебе не страшно, а я сразу утону.

– Пойдем со мной, не бойся! Не утонешь! Я покажу тебе чудо русского стекла, настоящую хрустальную империю! – произнесла балерина. Она прочертила по воде ножкой круг, в тот же миг образовалась большая воронка, которая унесла девочек, словно водная горка в аквапарке.

Через доли секунды они очутились внутри большого собора с резными каменными колоннами, мозаикой и большими живописными полотнами на стенах. Всюду стояли белые ступенчатые витрины с подсветкой, заполняя собой внутреннее пространство собора. В витринах были экспонаты удивительных стеклянных изделий знаменитого Гусевского хрусталя, как пояснила Анжелина. Здесь были шлифованные и гравированные хрустальные кубки и штофы, деликатно расписанные золотым орнаментом; рюмки, бокалы, креманки из бесцветного хрусталя с алмазной гранью; многопредметные сервизы с широкой цветовой палитрой; преогромное количество ваз и стеклянных статуэток.

– Лучшие стеклодувы России с ювелирной точностью работали над созданием этих прекрасных творений, – поведала маленькая балерина. – Умели они поймать солнечные лучики и заставить их сверкать в хрустале.

– Настенька, посмотри вот сюда! – показала Анжелина на стеклянный букет цветов в зеленой вазе. – Это моя любимая композиция.

Настя подошла ближе к витрине. Там стояла ваза с волнистыми полосами и золотистыми блестками в толще зеленого стекла, в которой распустились точно живые разноцветные хрустальные цветы на изогнутых бесцветных стеблях с вытянутыми зелеными листьями.

– Очень красивая, – восторженно произнесла Настя.

– Не менее красива ее легенда. Послушай, – сказала балерина. – У одного мастера тяжело заболела дочь, у нее было воспаление легких. Девочка бредила от высокой температуры, видела лето, цветы, луг, на котором любила играть. Чтобы облегчить страдания единственной дочери, мастер за одну ночь сделал из остатков стекла и хрусталя великолепный букет и преподнес дочери. Девочка радовалась, глядя на цветочную сказку. Болезнь стала отступать и дочь выздоровела.

Закончив свой рассказ, Анжелина вздохнула, посмотрела с грустью на Настю, взяла за руки и промолвила: – Настенька, тебе пора возвращаться к бабушке. Возьми мой подарок – фигурку стеклянного лебедя, как маленькое напоминание обо мне и этом прекрасном месте.

Неожиданно маленькая балерина виртуозно закрутилась в быстром фуэте, закружила Настю и вернула под ночное покрывало старенькой комнатки.

Барышня в ладошке и тульские самовары

Жалобный плач разбудил Настю. Бабушка Вера размахивала руками, приговаривая: – Жела, Желочка, остановись, поезд едет! Слезы катились из закрытых глаз спящей пожилой женщины.

Внучка, не раздумывая, выпрыгнула из постели и подбежала к бабушке. – Бабулечка, миленькая, просыпайся! – позвала Настя, тормоша бабушку Веру за руку.

Пожилая женщина открыла глаза. – Приснится же такое! – отчаянно сказала она и села в кровати.

Раздался громкий стук в дверь. Издалека послышался протяжный голос МихМихыча: – Девчонки, соседки! Кто вчера со мной на рыбалку просился? Кто позавчера норку бобра хотел посмотреть? Вы-хо-ди-те!

– Забыли! – в один голос произнесли хозяйки избушки. – Уже идем!

Наспех собравшись, выбежали они на крылечко. А утро раннее, такое пригожее! Земля еще спала, но первые солнечные лучики уже ласкали ее сквозь слабую пелену тумана. Свежий воздух и запах мокрой травы бодрил.

Пожелав МихМихычу доброго утра, отправились все вместе через сад к пруду. Кругом были тишина и покой. Природа еще не проснулась: птицы, деревья и травы, все будто замерло. Миновали сад. Прошли по высокой мокрой траве поле, перешагивая сонные ромашки. Вышли к водоему. Остановились у кромки воды и замерли: здесь было целое царство кувшинок! Так и хотелось дотянуться до крупных цветов, а не получалось, далеко сидели они на своих темно-зеленых ковриках.

– Дед МихМихыч, а где же норка бобра? – поинтересовалась Настя.

– Видишь, вон там, вдали возвышается горка из веток, – показал МихМихыч в конец пруда. – Это и есть его норка. Ее хаткой еще называют. Строит свою хатку бобер из веток разной длины и толщины, обкусывая их, чтобы выровнять. А потом уплотняет илом и глиной. Хатка бобра может быть высотой до 3 метров!

– Уж не бобер ли нашу избушку строил? – улыбнулась бабушка, слушая рассказ соседа. Все рассмеялись.

– Дед МихМихыч, а где вход в хатку? – продолжила расспрашивать Настя.

– А вот вход, Настасья, запрятан под водой, – пояснил МихМихыч и протянул Насте и бабушке удочки.

Около двух часов провели они на берегу пруда, радуясь каждой пойманной рыбешке, утреннему солнышку, маленьким стрекозкам, снующим вокруг. После рыбалки были в гостях у МихМихыча, пробовали отменную костровую уху. Позже гуляли по деревне, долго стояли на деревянном мостике у почти заросшей речушки, рассматривали развалины старенькой церквушки.

Постепенно подкрался вечер. Вернулись домой. Василинка радовалась приходу хозяек, ластилась возле ног. Перед сном бабушка Вера снова попросила Настю почитать «Конька Горбунка». Мало-помалу, а книжку внучка дочитала.

Как только бабушка засопела, Настя тут же подушку откинула. Смотрит и радуется, лежит ее матрешка в красных нарядах, глазками мигает, как живая. Девочка игрушку в руки взяла, осторожно верхнюю половинку сняла, куколка сразу же исчезла, оставив на руке шарообразного жучка – безобидную божью коровку.

– Ой-ей, привет букашечка, – произнесла Настя.

– Я, между прочим, важная барышня! – чопорно произнесла божья коровка, недовольно шевеля усиками.

– Простите-простите, – улыбнулась девочка. – А как вас зовут?

Приподняла божья коровка красненькие, усыпанные черными точками надкрылышки, раскрыла пару прозрачных задних крыльев и закружилась, перевоплотившись в крохотную, весьма упитанную краснощекую девчушку в ярко-красном сарафане из атласной камки.

– Меня величают Кларой, – представилась щекастая девчушка, удобно разместившись в раскрытой Настиной ладони. – Тошно мне в своей светлице, вот к тебе и прилетела. Сказки да песни нянины слушать наскучило, петь и плясать под балалайку слуги Гаврилы тоже. Батюшка, любимый Сидор Тимофеевич, в дороге дальней, отправился на Нижегородскую ярмарку. Он у меня знатный купец, торговец самоварами.

– Мне понравилось чай из самовара пить, – поделилась Настя. – В гостях у деда МихМихыча.

– У кого-кого, ты сказала? МихчаМыхрыча? – переспросила Клара. – Имя, какое чудное!

– Михаила Михайловича, – засмеялась Настя.

– На всем белом свете нет ничего вкуснее, чем чая из наших самоваров! – гордо произнесла краснощекая девчушка. – Вот, отведай.

Щипнула она легонько Настину ладошку, и появился возле девочки-букашечки малюсенький столик с белоснежной скатеркой с кисточками, на котором стоял толстый мельхиоровый самовар, чашки с блюдцами узорчатые, тарелка с крендельками и пампушками да мед липовый. И все-все это умещалось на Настиной ладони!

Приоткрыла гостья крошечный краник на самоваре, налила полные чашки душистого чая и разлила по блюдцам.

– Чай наш истоплен на сосновых шишечках, а потому-то ароматный такой, вода в нем особенная, живая и целебная! Эти шишечки вовнутрь самовара засыпают в специальную трубу-кувшин, лучиной поджигают и раздувают сапогом, – объяснила Клара.

Взяла Настя свободной рукой блюдечко размером с десятикопеечную монетку, лизнула язычком капельку чайную, вкус потрясающий!

– И, правда, так вкусно! Спасибо, – поблагодарила девочка Клару.

– Вот, а я что говорила! – сказала барышня. – А хочешь, поведаю тебе, что знаю о русских самоварах? Мне батюшка столько всего сказывал.

– Хочу.

– Так послушай. Самовар в доме – это благополучие, семейный уют и достаток. В Россию самовар завез царь Петр I из Голландии. Там самовар кличут «чайной машиной». Первый самовар у нас сделали на Урале из меди, а первую мастерскую по его изготовлению – в городе Туле в 1778 году.

– Понятно, – отозвалась Настя.

– Так вот, только не перебивай, – попросила Клара. – Самовар делают семь мастеров. Первый – наводильщик, он сгибает и спаивает медный лист в форму. Второй – лудильщик, он вылуживает самовар изнутри. Третий – точильщик, который точит самовар и полирует. Четвертый – мастер, который делает ручки, ножки и краны. Пятый – сборщик. Шестой – чистильщик. А последний – мастер по дереву, деревянные шишечки к крышечкам готовит. Детали по домам мастера делают, а собирают самовар уже в мастерской.

– Я и не знала, – сказала Настя. – Клара, а какие самовары твой батюшка продает?

– А всякие! Яйцевидные с петлеобразными ручками, прямоугольные, многогранные, декорированные серебром и даже дорожные со съемными ножками. Но, говаривал батюшка, будто царский самовар самый изысканный, будто украшен он накладными львиными головами, колпачок-заглушка у него в виде ангела, а кран – голова хищной птицы!

– Ого! – удивилась Настя.

– Еще чаю налить? – спросила Клара.

– Ага.

– Тайну свою хочу тебе открыть, – шепнула вдруг барышня-букашка. – Некому больше. Маменька в родах еще померла, кухарке и горничной не скажешь, а нянька батюшке разболтает, он у меня лютый! – Приказчика сын мне нравится, Микитка. До того нравится, что сил никаких нет!

– Мне вот тоже мальчик один нравится из класса, Сережей зовут, – поделилась своим секретом Настя.

– Мы с Микитой во садочке встречаемся, – хвастливо произнесла Клара.

– А мы с Сережей в школе на тренировках, – сказала Настя.

– Микитка мне все леденцы цветные в коробочке жестяной таскает.

– А меня Сережа постоянно ирисками угощает.

– Приятно мы с тобой чаю с секретами попили, да только пора мне, батюшка, не дай Бог, раньше времечка вернется, несдобровать! – подытожила гостья. – Оставь себе самовар мой мельхиоровый на память о нашем чаепитии.

Открыла тут она тонкий краник самовара, зажурчал чарующей струйкой чай душистый, коснулась губами Настенька капельки волшебной и заснула крепко-накрепко.

Свистуличница и филимоновские игрушки

Следующий день посвятили покраске дома и забора. Всю работу взяли на себя Настя с МихМихычем. Бабушка Вера только иногда выходила на крылечко с советом и возвращалась обратно в дом, нездоровилось ей. Окрасить избушку решили в зеленый цвет, а забор чередовать желто-зеленым цветом. МихМихыч по стенам дома широкой кистью и валиком водил, а Настя средней кисточкой колышки забора медленно красила сверху вниз.

Улучила она момент, когда бабушка в дом ушла, подбежала к соседу и шепчет: – Дед МихМихыч, дело у меня к тебе важное. Только ты меня не выдавай. Бабушка меня беспокоит. Ночью ей сны плохие снятся, девочки какие-то неживые. А рассказывать она ничего не хочет. Может, ты что придумаешь? Позови что ли ее к себе под каким-нибудь предлогом, да расспроси. Надо бабушке как-то помочь!

Выслушал внимательно МихМихыч девочку, клятвенно обещал посодействовать.

Малярную работу ближе к вечеру закончили. Деревенский домик такой яркий стал, словно игрушечка деревянная. Настя, довольная, сделала несколько фотографий на телефон и маме с папой отправила.

Поужинав, девочка новую книгу достала, «Серебряное копытце» Павла Бажова. С выражением бабушке несколько страничек почитала. Чаем на ночь ее напоила, таблеточек желтеньких подала. Так внучка пожилую женщину и успокоила, усыпила.

На ночь окна открытыми оставили. Легкий ветерок играл в ветвях яблони, шелестя листочками. Совсем рядом стрекотали кузнечики. Настя села в кровати, отодвинула подушку и взяла в руки матрешку в черно-розовых одежках. – Ну, здравствуй, кубышечка! Ты не представляешь, как мне не терпелось с тобой познакомиться! Еле-еле ночи дождалась!

Вскрыла девочка куколку, и рассыпались половинки игрушки на мелкие сушеные ягодки земляники.

– Хм, и что мне с вами делать? – удивленно посмотрела Настя на ягоды в своих ладошах.

Неожиданно в окно влетела дивная пташка и расположилась на подоконнике. У нее было густое пушистое оперение розовато-серого окраса. Крылышки, горло и хвост птички были черными. В крыльях проглядывали белые и желтые полоски. Голову пташки украшал большой хохолок.

Сначала пернатая гостья мило защебетала: – Доброй ночи, Настенька. Я – свиристель Ефросинья. – А потом как громко засвистит, закричит: – Отдай мне ягодки, голодна я сильно!

Испугалась Настя, быстро высыпала ягоды на подоконник.

Склевала пташка всю еду и произнесла: – Спасибо, милая. Иди за мной, покажу я тебе кое-что.

Слетела птица с подоконника в избушку, пронеслась к печке и стала клювом стучать в дверь. Настя из комнаты вышла, фонарик с кухонного стола взяла, и дверь птице открыла. Выпорхнула пернатая гостья проворно в сени и тут же исчезла. Девочка в сени вышла, фонариком поводила по сторонам, нет нигде розовой пташки. Только громоздкие тулупы на гвоздях да ветошь разная деревенская тени мрачные отбрасывает. Тут сверху что-то скрипнуло и отворилось. Настя со страху даже присела.

– Хи-хи-хи, трусея! – из-за чердачной дверцы выглянуло веселое личико голубоглазой девчонки с медовыми косичками. Она ловко спустила Насте деревянную лесенку. – Залезай ко мне. Игрушки тебе разные старинные покажу.

Любопытно Насте стало. Успокоилась она и резво взобралась на чердак. Посветила кругом. На большом плетеном сундуке сидела девочка примерно одного возраста с Настей в сером шерстяном платье с кармашками и сереньких чулках в лаптях, запрокинув нога на ногу. Вокруг нее была разная ненужная рухлядь в пыли.

– Здорова, – хлопнула Настю по плечу голубоглазая девчонка, спрыгнув с сундука. – Меня Фроськой зовут. У меня тут в коробе клад свистулек филимоновских. Хошь, покажу?

– Привет, Фрося, – несмело произнесла Настя. – Покажи, пожалуйста.

Девочка ухватила крышку короба за металлическую петлю и с легкостью откинула назад. – Посвети-ка своей палкой с солнцем, – сказала Фроська, показывая на фонарик.

Направила Настя фонарик ближе в открытый сундук, а там полный короб игрушек глиняных, ярких и веселых. Изумилась Настя, каких только фигурок там не было! Барыни, всадники, коровы, олени, медведи, петухи, всех не пересчитать.

– Вот, гляди, любуйся! Сокровища мои свистуличные! Между прочим, сама слепила! – похвалилась Фроська. – А свистят как, заслушаешься!

Стала девчушка хватать из короба то одну, то другую, то третью разноцветную игрушку и дуть, посвистывая то обрывисто, то протяжно.

– Теперь твоя очередь, держи! – подала Фроська глиняную уточку Насте.

Дунула Настя в желто-малиновую полосатую уточку, запоем раздался приятный, чуть звенящий свист. И такое чудо на глазах свершилось, трудно поверить! Преобразился старый чердак в незатейливую комнатушку – светелку. Стол и лавка деревянная, кровать с лоскутным одеялом и подушками с вышивкой, светильник из железной посуды с ватно-сальным фитильком под потолком – вот и весь интерьер.

– Пойдем, научу свистульки делать, – позвала Фроська, взяв за руку Настю.

Подвела она Настю к месту специальному на полу деревянном, где лежал глиняный стожок, словно горка пластилина покатая. – Снимай тапки, блин топтать будешь, – скомандовала Фроська.

Настя послушно тапочки в сторону отложила и встала на глиняную горку, как девчушка с косичками сказала. – Вот теперь топай, сколь душе угодно, – засмеялась Фроська. – А я свистеть буду. Как свист остановится, бросишь топать, поняла?

Настя кивнула головой в ответ. Засвистела Фроська в одну из своих свистулек, и начала Настя прохладную синевато-черную глину ногами месить.

– Фрося, а где ты глину берешь? – спросила девочка, остановив свист курносой свистуньи.

– Где-где, в колодце! – ответила Фроська. – Ведром из подкопов тятя мой вытаскивает, в корыто сваливает и водой заливает денька на два. Потом лопатой переворачивает и похлопывает раз несколько. Тятька мой гончар, посуду в деревне делает. Родом он из деревни Филимоново Тульской области, тамо гончарничать научился. В тамошней деревне все только этим жили. Меня вот свистульки делать научил.