Подарите Наташе семью

– У меня все замечательно, просто хотела узнать, как твои дела.

Я развернулась и ушла. Вот так сходила к маме. Она даже цепочку не сняла, даже на порог не пригласила.

Как ни странно, у человека есть способность ко всему привыкать, и я привыкла к скандалам и побоям. Смотрю на его вечно пьяную физиономию и сама напьюсь. Сразу будто на одном языке разговаривать начинает и живется легче.

«25-е число, сегодня пенсия, опять драки» – думала я, подходя к дому. Ноги совсем не шли, хотелось развернуться и уйти в другую сторону. Возле подъезда стояла скорая помощь, я даже внимания на нее не обратила.

Дверь в квартиру открыта, куча людей, скорая, милиция.

– Что случилось? – спросила я.

–Ваша мама умерла, – ответили соседи.

Я залетела в комнату, она лежала на носилках.

– Что случилось?

– Инсульт, обычное дело в таком возрасте.

– Инсульт? Я посмотрела на нее, когда проносили мимо. Голова была окровавлена и большая вмятина в черепе.

– А это что?

– По всей видимости, когда случился приступ, она стояла и упала. Вот и проломила череп.

Все это было сомнительно. Я посмотрела по сторонам в поисках своего мужа. Он сидел на кухне и наливал следователю чай. Без эмоций, его мать выносят, она умерла, а он сидит, чай пьет. «Добил, скотина» – одна мысль была в голове. Потом появилась еще одна, еще более страшная: «Я осталась одна, следующая моя очередь».

Без пенсии стало жить намного сложнее. Теперь мои деньги уходили на выпивку, я не сопротивлялась, отдавала все и сразу. Я хотела жить. Ему все было мало и мало. Еду я носила из садика, но и там было не густо. Времена были такие, многие дети только в садике и питались, потому что дома нечего было есть. Поэтому отходов было мало, а котлеты вообще редко когда оставались.

– 5 лет сидишь в своем садике – возмущался муж, копейки получаешь. Шла бы в магазин, там больше платят.

Так мне хотелось сказать, что если ты пойдешь работать, будет намного легче, но боялась и молчала, а он все равно бил.

Как то получилось так, что, кроме овсяной каши я ничего не принесла, даже хлеб весь съели. Подогрела, сижу, жду, когда он заявится неизвестно откуда. Кстати, овсянку я с тех пор не ем.

– Ты что, издеваешься? – Сергей открыл крышку кастрюли. Я, что, по-твоему, Шерлок Холмс, чтобы овсянку есть?

«Надо же, думала я, стоишь, еле на ногах держишься, все деньги забираешь, а я где их еще возьму?

– Что молчишь? А может, тебя на панель заслать, у тебя раньше хорошо получалось мужиков обслуживать и деньги там платят, а хотя кому ты сейчас нужна? – он засмеялся диким хохотом.

Я молчала.

– Овсянка, сэр, овсянка, сэр, ха-ха-ха. А ты сама ела свою овсянку? – Он резко наклонился ко мне и смотрел в глаза. Страшный, вонючий, я зажмурила глаза.

– Я так и знал, не ела, – Сергей схватил горячую кастрюлю.

– На, жри! И бросил ее на меня.

Кастрюля, конечно, отскочила, но каша оказалась на мне и предательски затекала под халат. Я соскочила со стула и пыталась ее вытряхивать, но она прилипала к телу, оставляя ожог.

– Что, горячо? – он дико смеялся.

Я забежала в ванную, пыталась смыть ее , но она смывалась вместе с обожженной кожей. Когда я вышла, он ходил по комнате, размахивая сковородой и что-то напевал.

– Что, отмылась овсянка? Я мясо хочу, мясо!

– Где я тебе его возьму?

– А меня это не волнует!

Он начал замахиваться сковородкой. В любое другое время я бы убежала к Алексеевне и попросила бы у нее в долг, но не сейчас. Грудь горела, я ревела от страха и от боли, терпение мое кончилось.

– Ну че, давай.

– Нет.

– Что ты сказала? – его дикая улыбка превратилась в какой-то оскал бешеной собаки. Да я сейчас врежу, от тебя мокрое место останется.

Он замахнулся сковородкой, но я ее перехватила и ударила его первой, от удара он упал…

Первой в комнату вошла следователь, женщина лет 30, ухоженная, серьезная. Медиков еще не было, оперативники пошли за понятыми.

– Что случилось? – спросила она.

Я молчала, испугалась не того, что Сергей мертв, а того, что из-за этого гада я буду сидеть.

– А это что? – Она показала на мои ожоги с кашей.

– Обожглась.

– Чем?

– Кашей овсяной.

Она зашла на кухню, прошлась по комнате. Я так и сидела на полу у дивана, а возле меня лежала сковородка.

– Понятно…, -сказала она,– и, конечно, ты сама обожглась?

Я взглянула в ее лицо. «У нее добрые глаза» – решила я.

– Давно бил?

– Со свадьбы.

– Зачем терпела?

– Некуда было идти.

В коридоре появились понятые. Следователь запнула сковородку под диван так, что никто не видел и пошла к ним.

– Господа понятые, прошу заметить и подтвердить: мужчина в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения упал и стукнулся головой об угол стола, имеется характерное повреждение, там самым пробив себе череп. Установлен факт несчастного случая.

Людмила Алексеевна, как пообещала, помогла мне поступить в педагогический институт на заочное отделение. Сессии сменяли работу, работа- сессии. Время шло…

Я частенько вечерами стала приходить к дому мамы. Просто садилась на качели напротив ее окон и качалась. Я видела ее силуэт на кухне, она всегда сидела одна…

Я сидела и мечтала, как наберусь смелости и позвоню в дверь, как она откроет без цепочки и обнимет меня, мама все-таки… Но смелости не хватало, я боялась опять получить холод от нее и обидные слова.

Учеба шла хорошо и работа тоже. Наконец-то я стала такой, чтобы мама могла мною гордиться. Я решилась идти. Звонок в дверь. Тишина. Я так переволновалась, что слышала стук своего сердца в этой тишине. Еще звонок. Слышу шаги, шаркающие. Я уже представляла, что не буду ее слушать, а просто обниму и все. Дверь открылась, но там не мама. Соседка тетя Валя открыла дверь.

– Наташенька, ты ли это?

– Да, а где мама, почему вы?

– Во- время ты пришла, худо твоей маме.

Я тихо зашла в ее комнату, она лежала на кровати, такая маленькая, беззащитная, спокойная. Возле нее лежал мой старый плюшевый медведь.

– Мам, – я села на полу возле кровати и взяла ее за руку.

– Наташа? – она повернула голову в мою сторону. На бледной морщинистой щеке поплыла слеза. Я обняла ее руку и, и так мы сидели долго.

– Мама, я поступила в институт и буду воспитателем. Ты рада? Я хорошо учусь, почти отличница и работаю няней. Дети меня очень любят и слушаются.

Она молча смотрела на меня, ей тяжело было говорить, да мне не нужно было ее слов, я в глазах видела радость.

Когда мама уснула, я зашла на кухню. Тетя Валя уже сделала чай и ждала меня.

–Хорошо, что ты пришла, она ждала тебя. Ты же пропала совсем, ни адреса, ни телефона не оставила. Ой, мы тут подъездом скинулись, держи – она протянула мне конверт, – похороны нынче – дорогое дело, а мы уж подумали, что сами хоронить будем.

– Все так плохо?

Да, Наташа, это – конец. Она тебя ждала попрощаться. Видела медведя. Говорит, он тобой пахнет, просила рядом поставить, вдруг ты не успеешь. А ты успела. Ох. Боже, боже..

На ночь я осталась рядом с мамой. Утром ее не стало.

Больше 10 лет прошло с тех событий, а я так и не поняла, почему она меня не любила, а если любила, почему не показывала это? Ведь именно любви мне не хватало, любви и семейного тепла. Ведь именно любви и тепла я искала на стороне. Мама, мама. Почему мы так и не поняли друг друга?

Закрыв альбом, я вышла на балкон. Этот приступ ностальгии дал понять, какая глупая и бессмысленная жизнь у меня была последние 40 лет.

Весеннее холодное солнце слепило глаза, на деревьях уже набухали почки, маленькая птичка пела мне свою птичью песню

У дороги рабочие меняли баннер на билборде, вместо надоевшей, уже пожелтевшей машины появлялись чьи-то лица. Я решила подождать, пока они закончат работу. Через 15 минут с огромного баннера на меня смотрели две пары детских глаз, добрых, глубоких, наивных, еще верящих в любовь.

«Подарите Антоше и Маше семью. Дом ребенка №2» – гласила надпись.

«Подарите семью» – как правильно звучат эти слова, ведь на самом деле, не важно, тобой рождены дети или нет, ты можешь подарить им семью.

– Алло, дом ребенка №2, отдел опеки и попечительства, я Вас слушаю.

– Здравствуйте, я готова подарить семью Антоше и Маше…