Эскортница

– Поздравляю! Классно.

Женя – супруга моего старшего брата.

– Да, мы так счастливы! Дима просил тебе не говорить, сам расскажет. Так что сделай вид, будто не знаешь. Алин, и я тоже.

На мгновение теряю дар речи.

– О. Ты? Мамуля, вот это да! Значит, у вас все хорошо с папой? Помирились?

– Да, ребеночек не в первый раз сплотит наш брак и поможет пережить то, что случилось. Мужчина всегда возвращается к чистой женщине, а грязные остаются в своем болоте. Это наша семейная мудрость.

Это будет девятый. Девятый ребенок. Я вторая. Сколько еще спасений понадобится? Родителям всего по сорок. Мама продолжает:

– Мы уже решили, что ремонт сделаем! С Женей сроки почти совпадают, представляешь? Дай бог, все сложится. Так тебя не хватает, милая. Ты моя умничка, когда жила с нами – я же горя не знала! Малыши присмотрены, обед приготовлен. Но у каждого свой путь, я только за образование. Тем более учеба бесплатная.

– Да. Верно.

– Вот и Дима! Да сказала я ей, сказала! – смеется мама. – Держи трубку.

– Але, систер! – Веселый голос брата заставляет приятно сжаться сердце.

Я обожаю этого парня!

– Ничего не знаю! Ничего не вижу! Ничего никому не скажу! – тараторю и хохочу. – Поздравляю, Дим! Какие новости! Я рада, что у вас наладилось.

– Ага, пока ты там дурью маешься, мы занимаемся тем, чем положено в нашей запрещенной общине: разводим детей, как кроликов.

– Нас опять запрещают?

– Да, Клюев судится. Когда ты уже диплом получишь и распустишь нас всех? Мам, да я шучу! Ну что ты так сразу близко к сердцу! Алина, когда приезжаешь? Сейчас, погоди. Выйду на улицу.

– Не знаю. У нас тут практика…

– Мамка тоже в положении, ты в курсе?

До меня доносятся звуки улицы. Щелчок зажигалки. В общине курить нельзя, но брата терпят, потому что он хорошо зарабатывает.

Дима чуть понижает голос:

– С деньгами не очень, мы на кредит еле наскребаем. Суды эти еще…

– С Виолой у тебя всё? Вы расстались?

Виола – большая любовь Димы, они поссорились, и он выбрал Женю, но связь оборвать так и не смог.

Дима молчит.

– Только не говори, что она тоже беременна!

– Да нет же! Я думал уехать. Теперь не знаю, придется оставаться с Женей.

– Блин, Димитрий, надо было думать до того, как жениться! Дурак ты!

– Еще какой. Ладно. Неважно, не бросишь уже. Давай о тебе. Говорят, сессию сдала на пятерки? Наш светлый ум. Когда приедешь-то, москвичка? Я соскучился, систер.

Вздыхаю.

– Приеду, Дим. Я тоже соскучилась. С практикой решу только. Скорее всего, придется общагу драить месяц: над первачами тут издеваются на славу! – пытаюсь пошутить.

– Кажется, я в западне, – вдруг говорит брат серьезно.

– Дима… – Я теряюсь. Мешкаю. Что тут скажешь? Ребенок. Волоски дыбом, если уж честно. Это так… грандиозно. – Не переживай, все будет хорошо. Я постараюсь помочь. Я тебя не брошу.

– Хах. Держись там сама, благородная систер. Не будь неудачницей.

– Как ты?

– Как я. Вот и папа чешет на обед. Поговоришь?

– Нет! – Получается излишне громко.

С отцом я не разговариваю больше года, и не готова пока. Он изменяет маме. Она его прощает и укрепляет брак детьми, их скоро будет девять штук. А я – не могу простить.

– Нет, я спешу. Пора делать в столице крутые столичные дела. До связи, Димка. Помни, что я тебя люблю.

– Отрывайся, грешница!

Сбрасываю вызов и сижу с телефоном некоторое время. Мужчина всегда возвращается к своей чистой женщине. Спасение души – в вере. Я молилась каждый день и верила, пока не зашла однажды к соседке. Ее собака вновь погрызла нашу обувь. Там был папа.

На следующем собрании я не молилась. Не могла. Смотрела на отца с мамой и плакала. Потом нашу церковь вновь пытались запретить, приехали мужчины в дорогих костюмах, расхаживали по территории. И отец, самый крутой человек в то время, прыгал перед ними на задних лапах. Заглядывал в глаза. Пресмыкался.

Я подошла к одному из них и осмелилась заговорить. Спросила прямо, выгонят ли нас на улицу.

Мужчина не стал смеяться. Посмотрел в глаза и произнес:

– Девочка, хочешь совет? Тебе нужно бежать отсюда бегом.

– Как? – спросила я.

– Учись. Получи диплом и приходи ко мне.

Я пришла к нему спустя пять лет, правда без диплома. Секретарь позвонила и сказала, что меня возьмут на практику. Возможно, Осадчий запомнил мою фамилию.

Следующие две недели пролетают в каком-то безумном труде, поиске решения и пути к смирению. Я так сильно нервничаю, что перестаю спать. Часто ночую у Наиры. Мама будто чувствует метания: звонит почти каждый день, чтобы поговорить о чистоте и нравственности. О том, как женщину красит материнство. Я испытываю вину, что не помогаю ей дома, вместо этого торчу здесь.

А потом случается нечто, что надламывает внутренний стержень. Я смутно помню те дни и пока не могу четко сформулировать, как так вышло. Не могу разложить чувства по полочкам. Они смешались, как мелкие крупы. Какие-то там сорта манки. Это часами нужно сидеть, разбирать крупинку к крупинке. Я просто прикрываю их платком. Объясню позже.

Времени нет.