Сны за полночь
А она лежала не в силах пошевелиться, сердце разрывала агония ритма. «Ты отбегалась, красотка, ты пробежала последнюю дистанцию своей маленькой жизни». Глухой удар. Бум! Ещё! Ещё!
Время встало. А на её глазах прямо посреди дороги стал распускаться цветок с лепестками неба. Бум!
Он внимал ей, он смотрел ей в глаза. Бум!
Он наполнился слезами, искрящимися бриллиантами солнечных звёзд. Бум!
Лепестки его разверзлись и замироточили кристаллами слёз, проливаясь на сухой асфальт и впитываясь без остатка. Бум!
Её глаза наполнились солёной миры и оросили землю, питая жизнь сущего. Бум!
Цветок и она были целым и уходили вместе, оплакивая юность, прощая жизнь. Мама, прости! Бум…
Серый дымчатый провал и вот она, вторая картина….
Она в своей старой школе, которую закончила, бог знает, как давно, но она снова юна и выпускница последнего класса. Все экзамены сданы и впереди только праздник в честь выпуска. Она в классе, переполненном такими же, как и она, выпускниками, одетыми в праздничные наряды. Она знала, что за дверью в коридоре их всех ожидают родственники, чтобы порадоваться грандиозному событию вместе.
Она вышла из классной комнаты и сразу его нашла, он стоял напротив двери и улыбался ей. Дедушка, её любимый дедушка, умерший, когда ей было четырнадцать лет, а сейчас стоявший живой живехонек среди прочих родителей. На нём был парадный костюм, который она запомнила ещё, будучи ребёнком. Он обнял её, он был горд внучкой, завершившей важную ступень жизни, и готовящейся к преодолению новых высот. Но грусть была в его блестевших жизнью глазах. Дед наклонился к ней и промолвил:
– Я бы хотел с тобой остаться, дорогая моя, но не могу. Не положено мне находиться здесь больше отведённого времени. Открою тебе один секрет, о котором узнают, только перейдя за черту. Если человек при смерти, то есть в коме, два месяца – то у его души есть шанс вернуться обратно в родное тело; если время отсрочивается больше, чем на два месяца, то тело заселит скорее чужая душа, но вероятнее всего, что душа вовсе не вернётся в тело. А посему смириться необходимо и отпустить с миром любимого близкого человека. Запомни это, дорогая.
Он отпустил её и пошёл по коридору в нарастающую темноту, а за ним последовали другие призраки, другие души, что пришли проведать и поздравить своих любимых чад. Они все растворились в чёрной точке школьного коридора.
Она вновь провалилась в пелену тумана, которая из белёсой переросла в серую марь, насыщаясь багровыми волнами…
Разрушенный город. Серый и безликий. Обескровленный и безжизненный. И Она – женщина с чёрными длинными волосами, растрепавшимися и оплетшими её узкие плечи. Женщина, лица которой не разглядеть из-за кровавой маски, багровыми струйками стекающей на грудь и живот, пачкая руки и помечая ноги, оставляя кричащие отметины на узорчатой юбке и орошая землю, из которой растут уродливые цветы. Женщина пугает её, простирая к ней обожженные до костей руки, и кричит таким диким и разрывающим воздух ором, что цветы, созревшие и насытившиеся кровью, раскрываются и вместо сердцевины у них разверзнутые рты. И они кричат в унисон с Нею. Это крик ужаса. Это песнь агонии. Это предвестие смерти.
***
– Марика, пойдём сегодня в парк? – Ия заканчивала с завтраком, а дочка уже вертелась у окна, заглядывая за занавеску.
– Да, мамуль! Такая погода за окном! А папа с нами пойдёт? – Девочка вынырнула из-под золотистого кружева, отделявшего мир кухни и быта от мира окна.
– Нет, он сегодня занят, – ответила Ия, отправляя в раковину чашку с тарелкой. – Но в другой раз обязательно с нами пойдёт. Он дал слово.
– Раз дал, значит, точно пойдёт. – Марика бросила серьёзный взгляд в сторону коридора, но он быстро сменился просветлением и озарением чего-то восхитительного. – Мамуль, а мы можем взять с собой новый фотоаппарат? Он такой классный и снимки получатся лучше, чем на старом. Можно его взять с собой?
– Я как раз и хотела тебе предложить включить в нашу прогулку эксперимент с новым фотоаппаратом. – Женщина улыбнулась, наблюдая, как дочь поспешно надевает туфельки. – Но ты меня опередила.
– А можно я тоже сделаю несколько снимков? У него такой классный дисплей, на нём всё-всё видно, – протараторил детский голосок. – Можно-можно?
– Я думаю, что ты уже взрослая девочка и справишься с новой техникой в два счёта.
– Ура! Здорово! – воскликнула довольная девочка и притопнула ножками. – Одевайся скорей, мамуль!
Сентябрь был её любимцем среди остальных месяцев. Его спокойная и миролюбивая душа, гармонично объединявшая лето и осень, покорила её в раннем детстве. Этот месяц хранил секрет бытия и мира, он предрекал близящийся сон природы, но не подгонял, а, напротив, кристаллизовал каждый день прозрачной благодатью солнечной любви. Ни один из его братьев не мог дать такого совершенства. Сентябрь как будто был создан для постижения внутреннего мира и согласия с самим собой. А сколько красок он умещал в своих тридцати днях!
Десятилетняя Марика переняла от матери эту необъяснимую и волнующую любовь к первому месяцу осени, так же неосознанно втягивая и задерживая в лёгких сладковатый и насыщенный воздух, жадно касаясь узорчатых прожилок листьев. Её любимым занятием каждый год было собирание созревших желудей и каштанов, которые в изобилие произрастали в городском парке и пополняли её коллекции.
Вот и сегодня девочка прихватила с собой довольно объёмный пакет, предвкушая знаменательные находки и довольно поглядывая на увесистую сумку-торбу на плече матери, в которой лежал и ждал своего звёздного часа новенький фотоаппарат. Ия оделась легко – воздушная блуза, светлые джинсы и туфли; погода сегодня была фантастически чудесная и щедрая на тепло и солнце, а небо растеряло все облака до единого. Дочка последовала маминому примеру и пошла на прогулку в льняном, цвета молока, платье с накидкой и в чёрных лаковых туфельках на крохотных каблучках.
Сейчас уже и не верилось, что эта кроха пять лет назад принадлежала кому-то ещё, кроме Ии и её мужа Марка. Увидев в приюте маленькую девочку с грустными серыми глазами и светлым ёжиком волос на голове, которые со временем отрасли в мягкие пшеничные локоны, Ия сразу поняла, что это её дочь, которую она так хотела родить и подарить этому миру. Марк сразу согласился, чем удивил и обрадовал жену. А малышка приняла их в своё сердечко, не сразу, на то были свои причины, но приняла.
Фотография была одним из хобби в жизни Ии, ей нравилось ловить жизнь в силки объектива, а потом рассматривать на глянцевых снимках застывшие моменты земного кино. А дочка была центральным персонажем и главной героиней её фотоохот.
– Мамуль, смотри какие большие! – На детской ладошке перекатывались пузатые кругляши жёлудей. – Вон под тем дубом нашла. Там их много-много!
– Тебе пакета не хватит. – Улыбнулась Ия, поймав объективом ладошку.
– У меня есть карманы на платье. Я в них положу. – Не сдался находчивый ребёнок.
– Глупышка, всё равно все жёлуди не унесёшь. – Объектив зафиксировал и поймал детскую спинку с развивающейся косичкой. – Подожди, у меня же есть сумка, в неё положим.
Ия с удовольствием присоединилась к азарту дочери и, отбирая самые красивые и пузатые жёлуди, причём непременно в шляпках, кидала их сумку-торбу, а Марика, наполнив свои кармашки жёлто-коричневыми плодами дуба, переключилась на мамину сумку, набивая её до отказа сентябрьскими сокровищами. Дома их отсортируют, и большая часть пойдёт на поделки и декорирование, которые были другими хобби Ии, а малая и самая драгоценная часть находки по праву войдёт в громадную коллекцию девочки.
Ия сделала несколько последних снимков дочери, довольно сжимавшей в руках переполненный пакет с желудями, после чего они отправились домой.
***
Марк вернулся домой через час после их возвращения с прогулки. Марика утащила его к себе в комнатку и хвасталась новыми звёздами своей разросшейся коллекции желудей. Ия подогрела обед мужу и варила в турке кофе, она предвкушала просмотр свежих снимков на компьютере, ей не терпелось скорей рассмотреть все детали. Но прежде будут кофе и Марк.
Муж вскоре вернулся, сообщив, что дочка ещё не скоро появится из своей комнаты, она увлечена находками и провозится с ними ещё минимум час. Меж тем Марк нежно обнял Ию за талию, прижал к себе и поцеловал в губы, смакуя и растягивая уединение.
– А ты пахнешь сегодня особенно. – Он уткнулся носом в её золочёные волосы. – Утром ты пахла сном, а сейчас от тебя исходит пленительный аромат. Волнующий.
– Может это духи или кофе, что сейчас убежит из турки, если ты меня не отпустишь. – Ия вовремя высвободилась из мягкого объятия его рук, коричневая пенка уже угрожала сбежать с краёв медного сосуда.
– Нет, Рыжик, это не духи и не кофе.
У Ии с рождения были густые, чуть вьющиеся волосы чудного лисьего цвета с золотистым переливом. Когда Марк её впервые увидел, то так и назвал «рыжиком». С тех пор это забавное прозвище стало вторым родным именем Ии.
– Это сентябрь, дорогой. Так пахнет только сентябрь, – отозвалась она.
Ия разлила по двум миниатюрным чашечкам густой напиток, добавила в мужнину чашку пару ложек сахара, а свой кофе сегодня предпочла не сластить. Пока Марк доедал обед, она крохотными глотками пила «эликсир вечной жизни», так она называла кофе, и смотрела сквозь дымку, исходившую из его пока ещё нетронутой чашки, как он ест и смотрит на неё.
После кофе они уединились в спальне и лишь спустя час, Ия смогла наконец-то добраться до заветных фотографий. Марк задремал в кровати, а Марика так и не показалась из своей спаленки.
Фотографии были загружены в папку с названием «Сентябрь 5», так для себя Ия отсчитывала каждый год, нумеруя месяцы с того момента, как в её жизни поселилась дочь. О прошлой жизни девочки она знала многое и предпочитала не поднимать болезненные воспоминания ребёнка лишь за исключением одного единственного дня в году – дня, когда Марика потеряла свою первую семью. По лихому совпадению этот злосчастный и трагический день в жизни девочки выпадал как раз на середину сентября.
Она полагала правильным для себя и дочери, что нельзя забывать прошлое, даже если оно причинило боль и отложило печаль в душе.
«Никогда не забывай о них, никогда», – каждый раз Ия повторяла дочери в этот роковой день года. – «Они – неотъемлемая часть тебя; они – твои корни, которые судьба отсекла, но сохранила в памяти. Я никогда не буду ревновать тебя к той части твоей жизни, потому что ты у меня есть. А тебе повезло, жизнь одарила тебя двумя любящими матерями. Никогда не забывай её, ведь она тебя любила и любит. Только уже с небес».
«Мамочка, а ты не уйдёшь на небеса, как моя первая мама? Ты не оставишь меня?». Этот детский страх пугал Ию, но она отгоняла его, как могла словами, мыслями, надеждами. Неисповедимы пути Господни.
Марика родилась и росла вместе со своим младшим братом Яном в дружной молодой семье в одной крохотной стране, находящейся в самом восточном углу Европы.
Папа работал на угольной шахте, добывая «чёрные камни», а мама водила пятилетнюю Марику и её трёхлетнего братика в садик, где работала воспитательницей. Всё было просто и ясно для этой семьи. Пока не случилось непоправимое. Пока не пришла война в эти мирные и тихие земли. Разразился конфликт с соседней страной, а потом пошло-поехало и уже никто не мог припомнить, с чего все началось. Города по очереди подвергались бомбежкам, умирая в жутчайших агониях.
И вот, в то злосчастное утро сентября, настала очередь городка, где беззаботно жила Марика. Ия знала лишь то, что сработали сирены, оповестившие жителей о воздушной тревоге. Мать схватила дочь и сына и бежала в сторону бомбоубежища, но что-то отвлекло их. Женщина наказала дочке бежать что есть сил в убежище, обещая, что она и брат догонят девочку следом. Но, увы, кроме Марики никто из них так и не переступил заветную спасительную дверь. Отец девочки погиб, будучи погребён вместе с другими горняками в шахте.
Никаких фотографий не сохранилось, городок сгорел под огненным дождем страшных бомб. А девочка, поскитавшись несколько месяцев по семьям и приютам, попалась на глаза иностранке-журналистке, которая разглядела в ребёнке больше, чем сиротство и одиночество, и удочерила её.
Эти солнечные фотографии на мониторе компьютера вызывали у Ии невольную улыбку. Вот Марика нашла первый жёлудь – её лицо излучает радость от находки и предвкушение чего-то большего; вот к девочке подбежал бродячий пес и лизнул её в нос, пока она увлечённо копошилась в падшей листве под дубом. А вот дочка высунула язык и дразнит маму, призывая присоединиться к ней в поисках заветного сокровища. Вот фотография и самой Ии, её сделала девочка с разрешения мамы. Но эта фотография не вызвала улыбки, скорее она нагоняла страх.
Позади справа за спиной Ии стояла та самая женщина из сна, в чёрной от копоти одежде, ошмётками свисавшей по всему телу. Призрак тянул к ней обгоревшие руки, а лицо без глаз искажала гримаса ужаса. Нечто угрожающее и беспокоящее навалилось на женщину с той стороны монитора. Ведь она помнила, что на этом снимке не было никого, кроме неё, когда Марика с гордостью продемонстрировала своё мастерство на дисплее камеры, да и при сброске фотографий на компьютер также ничего подобного не было замечено. Так откуда же взялась эта женщина у неё за спиной? Женщина из её кошмарного сна?!
***
– Куда это ты собралась в тридцать семь лет, в столь ранний час, мой непоседливый Рыжик?
Муж шутил, но беспокойство в его глазах сверлило её насквозь, ему нужен был вразумительный ответ. Марика стояла в цветочной пижаме с сонным личиком и тоже не понимала, почему мама второпях собирала дорожную сумку.
– Марк, я туда и обратно, – быстро проговорила она, стараясь не смотреть в глаза мужчине. – Надо для редакции кое-какой материал захватить.
– Ты уже не работаешь у них, Ия, ты лет пять у них не работаешь. Какая редакция? Какой материал? – Он перехватил её руку, утрамбовывавшую косметичку с гигиеническими средствами вглубь сумки. – Рыжик, что случилось?
– Я им снова понадобилась, дорогой. – Она мягко высвободила руку. – Мне предложили поработать внештатным сотрудником. И это моё первое задание. Ты же знаешь, я давно хочу вернуться к работе.
– Но ты, же работаешь! – удивлённо возразил Марк.
– Работа социологом – это не моё, милый ты это прекрасно знаешь. Ну, позволь мне начать, обещаю, если всё пойдет во вред семье, то я откажусь от них, обещаю.
– Ты и так уже всё решила. Зачем спрашиваешь? – сухо произнёс мужчина.
– Потому что я тебя люблю и мне важно твоё мнение и твоё одобрение. – Она обняла его и поцеловала.
– Езжай, но только не долго. Мы тут от тоски закиснем, – улыбнулся Марк, сдавшись обаянию жены, и обратился к дочке. – Да, зайчонок?
– Да! Мамуля, когда ты вернёшься? – Девочка прижалась к наклонившейся Ии.
– Очень скоро, дорогая. Я всего на пару деньков. Туда и обратно. Не скучайте.
Это было не задание редакции, собственно, и возвращаться в журналистику она не собиралась. Просто пришлось прикрыться этой ложью, чтобы не выдать истинную цель поездки в уголок Европы, иначе бы Марк её не отпустил. Пять лет назад он ни слова против не сказал, когда она ввела в их дом маленькую пугливую девочку, первые месяцы спавшую под кроватью. Он сразу смекнул, что к чему, он полюбил её равно, как и Ия. А сейчас всё могло бы стать иначе, он бы не понял её страхов, её желания разобраться в прошлом, бьющем кулаками в их настоящее. Она решилась на этот отчаянный шаг ради него и их девочки, ради их спокойствия и жизни.
Доля правды всё-таки была в её словах, в редакцию она обратилась за помощью, раздобыть точный адрес проживания первой семьи Марики. Двое её бывших коллег с радостью помогли ей, предоставив бумаги со скудной, но драгоценной информацией. Она давно планировала эту поездку и, какое совпадение, заполучила заветный адрес накануне прогулки с дочерью. Нерешительность и раздумья отсекла устрашающая фотография призрака.
Добраться до заброшенного городка можно было только на машине, Ия, выйдя за пределы аэропорта, сумела договориться с одним водителем за двойную плату. Он согласился доставить её в мёртвый город, а после забрать, но оставаться там и ждать пассажирку не желал.
Километры лесов, полей и узких ухабистых да широких покатых лент дорог были позади. Стороной пролетела неведомая, бурлящая негодованием, река, изрыгая предостережения тем, кто осмелился устремить свой бесшабашный путь в запретное место. Машина бесшумно пересекла невидимую границу давно покинутого городка, словно боясь нарушить покой здешнего места недостойным рёвом мотора. Ия рассчиталась с водителем и оговорила точное время его возвращения, задерживаться дольше задуманного у неё не было ни малейшего желания.
Ранее ей немного удалось разговорить своего спутника, пожилого мужчину, оказавшегося весьма немногословным собеседником. С жутчайшим акцентом он поведал своей пассажирке о некоторых странностях пульсировавшего некогда жизнью города. После того, как разрушенное поселение было оставлено людьми, случайно забредшим путникам являлись зловещие знаки, а иной раз и призраки сгинувших горожан. Народ окрестил это место «проклятым» и прекратил всякие попытки совать нос в эту землю, обходя её за много километров стороной. Поговаривали, что зашедший сюда мог потерять разум или жизнь, или пропасть без вести совсем. Ия не придала этим страшилкам особого значения, ведь любому покинутому и запущенному месту приписывают «странности» и злосчастия, а попадают в неприятности люди, как правило, сами по своей неряшливости и беспечности.
Тишина и безмолвие в мёртвом городе стали её первыми хозяевами. А дальше взгляд женщины выхватывал всё новые детали и тревожился видом трагедии, застывшей вместе со временем. Дома без стёкол, с разбитыми дверьми и крышами, с облупившейся фасадной краской, с посеревшим и отсырелым кирпичом. Дома наполовину уцелевшие и наполовину разрушенные, дома оставившие только фундамент в горестное напоминание о себе, а порой только яму-воронку. Ни деревца, ни травинки, ни птицы, никого. Земля-скорбь, кладбище без ограды, крестов и надгробий, без опознавательных знаков. Хотя зачем нужно обозначение тому, что своим прошлым колет сознание до кровавых ран?
Ия достала листок с адресом дома, где проживала Марика с семьёй, и пробираясь по погребённой под песком, кирпичом и листьями дороге, направилась в искомом направлении. Она не знала, что именно хочет найти, но надеялась, что интуиция и удача ей помогут в этом.
Дом нашёлся, но заходить в него не имело смысла: всё, что осталось от некогда крепкого трёхэтажного строения – половинка щербатой стены с зубьями-обломками этажей, да мешанина из бетона и кирпича вперемешку с останками полуистлевшего быта в ложе фундамента.
«И что дальше? Что ты надеялась здесь найти и понять? Будто груда обломков что-то объяснит. Какая наивность и глупость, Ия!».
Что-то трепетало на ветру, придавленное обломком кирпича, что-то тонкое звало её к себе, требовало её рук, её внимания. Она подошла и вытащила сильно измятую чёрно-белую фотокарточку с улыбавшимися счастливыми людьми. Молодой мужчина со светлыми волосами обнимал одной рукой женщину завораживающей красоты с темными длинными локонами, другая рука мужчины прижимала к груди маленького темноволосого мальчугана, щедро выплескивавшего свой заразительный лучистый смех за пределы картонки. Меж взрослыми стояла и держалась за женскую руку светловолосая девочка, она сдержано улыбалась, но её вдумчивые серьёзные глаза смотрели сквозь бумагу и время. Эти глаза так любила Ия, эти глаза цвета мокрого камня, глаза её дочери Марики, глаза ребенка с фотографии прошлого.
Застывшая картинка неожиданно ожила, люди на фотографии задвигались и стали приближаться к той, что находилась по другую сторону от них. Ия в ужасе бросила фотокарточку и отпрянула от неприятного «чуда». Но внезапно её накрыл шум сирен, а ослепительная вспышка света вынудила прикрыть руками глаза.
Когда она убрала ладони от лица, то ошалела – город снова жил! Вокруг суетились люди, хватая вещи и в панике убегая по целой и чистой дороге. Дома стройными и целыми рядами дышали утренним теплом, а небо пересекали стайки птиц. Это невероятно, но она попала в прошлое, вернее, в «то самое» утро. И дом целый и невредимый сбоку от неё, и люди покидали его в спешке. Воздух рвали сирена и голос, вещавший о приближавшейся смерти.
– Мамуль, пойдём. – Ию дёрнул кто-то за край куртки. – Мне страшно. Что случилось?
Рядышком жалась малышка Марика, ей было пять лет этим утром, но глазки по-взрослому ждали успокаивающего ответа, мальчик с фотографии, братишка Марики, трёхлетний Ян держал сестру за руку и плакал, напуганный суматохой и чудовищными завываниями городской сигнализации.
– А где ваша мама? – вырвалось у Ии.
– Мам, ты чего? Ты же здесь с нами! Мне страшно, мамуль! – Марика схватила Ию за руку.
– Прости, малышка. Я тоже напугана, но я вас выведу, мы дойдём до убежища, и всё будет хорошо, – проговорила Ия, всё ещё растеряно осматриваясь по сторонам.
– А папа? – Девочка ждала нового ответа.
– И папа спасётся, – наврала ребенку Ия, – он в шахте глубоко и его никакие монстры не достанут.
Они пошли вслед за бегущими людьми, отдавшись массовому течению истерии и паники, но, не разрывая рук и не размыкая их столь зыбкую связь. Ия всё надеялась, что мать детей вот-вот появится, и они вместе достигнут заветной двери спасения, но женщина пропала.
Ян споткнулся, упал и заревел ещё сильнее, шнурок на правом ботинке развязался и стал причиной этой досадной остановки. Ия прижала его к себе и успокаивала, пока малыш не притих, но времени оставалось слишком мало. Тогда она взяла Яна на руки и побежала вперёд.
– Беги, Марика! Беги что есть мочи, родная! Не останавливайся, не отставай, беги! – кричала Ия, задыхаясь от бега и ноши.
Девочка бежала чуть впереди, а Ия подгоняла её криком, прижимая мальчика, сердечко которого дрожало и колотилось гулкой дробью. Она стала уставать от этого бешеного галопа, а в боку закололо острой резью. Но останавливаться нельзя! Ни на секунду, ни на вдох!
Показалось низкое здание, в нутро которого ныряли беглецы, туда же и неслась Ия с мальчиком на руках, подгоняя срывавшимся голосом бежавшую рядом девочку. Бок разрывало от адской нестерпимой боли, бежать она более не могла, пришлось перейти на ходьбу. Сирены истошно вопили, а небо задрожало от рёва крылатых монстров, сбросивших первый заряд смерти.
Ещё чуть-чуть, дверь близко, Марика уже достигла её, нырнув в спасительные недра убежища. Раздираемая болью в боку и взбунтовавшимися лёгкими, душившими горло в наказание за бег, Ия дошагала до металлической массивной двери и перевалилась через порог. Дверь тут же закрылась, укрывая её и мальчика от взрывной волны первой разорвавшейся бомбы.
– Мамуля! – Марика была рядом.
– Иди ко мне, родная моя! – Ия плакала, забыв о боли в теле, прижимая дочь и сына. – Боже, ты жива! Мы живы! Успели!
Она очнулась в темноте всё ещё плача и прижимая руки к груди. Она была одна в том самом убежище с разверзнутой дверью, за которой лежал мёртвый город. Потрясённая она вышла за пределы бункера, всё ещё ощущая в теле дрожь и боль от бега. Сумерки уже сковывали день; часы, проведённые на улицах городка, ушли в неизвестность для Ии.
Она вновь увидела ту женщину из сна. Это была та красивая брюнетка с фотокарточки и стояла она напротив убежища в светлой блузе и узорчатой юбке, только крови на ней не было. Спокойствием было наполнено её лицо, устремленное на Ию.
– Я спасла их! Я сделала то, что не удалось тебе, – выкрикнула Ия. – Твой сын свободен, а твоя дочь любима и желанна для нас, как родное дитя. Ты можешь быть спокойна. Разве ещё нужно что-то? Скажи!
Тишина и еле слышные щелчки часовых стрелок. Глаза Ии потемнели, а в лисьи переливы кудрей закрались прямые локоны черноты.
Женщина, стоявшая напротив, женщина с рыжими вьющимися волосами безмолвно смотрела на неё, потом развернулась и неторопливо пошла прочь, за правую руку её держался темноволосый мальчик.
Она летела в самолете и предвкушала будущий поход с дочкой в парк. Сколько листьев они соберут для домашнего букета, сколько каштанов отыщут под лысеющими деревьями, сколько замечательных снимков сделают друг с другом на новый фотоаппарат.
Потому как нет прочнее и нерасторжимее нити меж двумя. Меж матерью и её ребенком. Аминь.
НЕ ГОВОРИТЕ С ЗЕРКАЛАМИ
Знаете ли Вы? Зеркало – не простая стекляшка, в которой Вы можете, рассматривая свою внешность, поправить макияж или оценить новый наряд. Зеркала связуют прошлое и будущее. Время на поверхности их подчиняется иным законам и перетекает под тонкой прозрачностью бурными морями и тихими ручейками, постепенно затуманивая и мутя чистоту зеркал.
