Сказки старого волшебника, или Самая звёздная ночь в году

Но импозантный старик – для юной части Гранамы – уже шёл прочь от цветастых палаток с яркими вывесками и не менее разнообразным товаром. Он чётко видел тех, кого искал целый год.

Тремя золотистыми звёздочками лучились юные души, ещё не очерствевшие и способные внима?ть чудесам. Как раз то, что нужно старому волшебнику. Трое подростков четырнадцати лет, учащихся в одной школе, но не особо ладящих друг с другом да и с остальным миром.

Янус видел их золотистыми бусинами, нанизанными на леску, – такими украшают запястье руки. Но судьба и кое-что свыше иначе представляли будущее этих отроков. Янус с горечью подумал: утром следующего дня леске – прошлой жизни, прописанной до самой смерти в Гранаме, – суждено порваться, дабы бусины покатились в разные стороны. И даже Янусу невдомек, куда.

Но пока эти юные сердца продолжали биться в унисон со старым городком, пока они ещё находились в летаргии устоявшегося режима Вельтаврии и всего мира, не подозревая, да и откуда, что злой рок выставил на шахматную доску их судеб коварного ферзя. И ферзь первым делал свой ход.

"Если ты не разбираешься в деревьях,

можешь заблудиться в лесу,

но, если ты не знаешь сказок,

можешь потеряться в жизни".

Сайбириян Элдер

Юный пижон

С раннего детства, с момента как себя помнил, Влас считал себя непревзойденным сочинителем и рассказчиком. Правда, злые языки поправляли громкие звания, давая им, куда приземлённые и язвительные прозвища: Завиратель, Выдумщик, Хвастун и даже Выпендрежник.

Что ж, поэта обидеть может каждый. Но Влас видел в этих кривотолках только одну истину – ему завидовали. А то как иначе? Разве люди станут чесать почем зря языки? Разве только, чтобы выпустить наружу яд зависти.

Впервые Власу захотелось придумать что-то своё, когда ему исполнилось четыре года. То, что читала ему из книжек мама или рассказывал нудно-монотонным голосом отец – не устраивало малыша. В этих историях чего-то не доставало, какой-то искры. Истории не отличались оригинальностью, выдавая лишь скучные события из реальности. А мальчишеской душе жаждалось чего-то такого этакого! Вот так и появился сначала Человек-Тень, двойник самого Власа, а затем и целый мир, в котором творились чудеса, которым в реальном мире места никогда бы не нашлось.

Чем старше становился мальчик, тем дальше раздвигались границы чудесного мира, и богатела коллекция удивительных животных и странных людей.

– Но такого не бывает, сынок. Это же выдумка какая-то, – мягко поучала мама, нежно любившая чадо, но боявшаяся недоброй людской молвы. – Любая история должна быть правдивой. А в твоей где же правда?

– Но почему птица не может говорить, как мы? – недоумевал сынишка. – Может, птицы тоже думают, что мы глупые и не можем летать, как они. Но мы же летаем!

– Разумеется, мы можем летать, сын, но на самолетах, а не на крыльях, как птицы, – вступал в дискуссию меланхолик-отец.

У него всегда всё было категорично в сером цвете, из-за чего Влас не любил слушать что-либо из отцовских уст.

– А птицы – примитивные существа, кричат да гадят. Куда им до людей, – продолжал бубнить Власий-старший. – Так что, сын, оставь ты эти свои… э… выдумки. Ни к чему хорошему они не приведут.

– А что же тогда приведет к хорошему? – искренне удивлялся мальчонка.

– Только трезвая оценка реальности!

Ох уж эта фразочка. Когда отец не знал, как лучше уйти от щекотливого вопроса, то заканчивал одинаково – бросал свою коронную заумную мину. Она взрывалась, но эффекта не давала, да и как могла: ну какой ребенок поймет, что такое трезвая оценка реальности? А Человек-Тень в ту пору детства ощущался куда трезвее всяких папиных реальностей.

Друзей у Власа почему-то никогда не было. То ли изъян был в его фантазиях, которым никто из малышей, словно под копирку воспитанных, не верил, то ли проблема в их родителях, стремившихся ограждать своих чад от мальчика с опасным и буйным воображением, которое до добра не доведет. В школе ситуация не поменялась: косые взгляды, едкие смешки, зловещие перешёптывания и обидные прозвища следовали за парнишкой, болезненно наступая на пятки. И тогда он смирился с непониманием и ограниченностью окружения. Что ж, пусть так, но когда-нибудь он вырастет и, в конце концов, мир не сошелся клином на Гранаме. Вельтаврия насчитывала много городов и уж в одном из них ему наверняка местечко да найдется.

Когда Власу исполнилось девять лет, в доме появился новый малыш, забравший всё внимание взрослых. В тот период старший сын оказался чуть в сторонке и особенно углубился в свой мир, где Человек-Тень скрашивал его вынужденное одиночество.

Поначалу Влас едва не возненавидел Владика, младшего брата, но тот так умильно тянул к нему крохотные ручонки и смотрел с таким невинным любопытством, что обида на старших и тем паче на младенца исчезла сама собой. С того момента Влас принялся каждый вечер рассказывать братишке свои истории и неважно, что карапуз ни словечка не понимал, зато внимательно смотрел на старшего брата.

– Далеко-далеко, дальше, чем Вельтаврия, лежит страна, в которой все равны, – довольный вниманием аудитории в лице братика, вещал Влас. – Животные, люди и даже растения – все ладят друг с другом и понимают речь каждого. И в той стране нет ни президента, ни короля, ни парламента или партии, все живут свободно, без руководства и подчинения.

Идею о равенстве сочинитель услышал от бабушки, та помнила времена, когда «всё было иначе», и частенько рассказывала внуку истории на религиозную тему, что в нынешнее время не поощрялось ни в школе, ни дома, ни где бы то ни было. Но бабушка была старенькая и упрямая, а потому считала своим долгом делиться накопленным багажом знаний с потомком. Идея очень понравилась Власу, и он привил её в вымышленной стране, выбрав в слушатели неразумного и агукавшего младенца, зная наверняка, что тот не выболтает лишнего.

Но Владик быстро рос и развивался, и неудивительно, что первым произнесённым им словом стала «Тень», что немало смутило родителей и вызвало гордую улыбку старшего сына. Однако ж, это становилось опасно, и Влас вынужденно менял концепцию рассказа, больше делая уклон на говорящих тварей и меньше на равноправие.

– Расскажи ещё, ещё! – требовал звонкий голосок трёхлетнего Владика.

Темноволосая, как и у обожаемого брата, головка лежала на подушке, где простеньким принтом повторялись улыбающиеся умильные медведи – любимые звери маленького мальчика.

– Хорошо. Но лежи тихо и молчи. Чтоб ни словечка, – ставил главное условие Влас, приступая тут же к повествованию.

Малыш быстро кивал и радостно стискивал губы, дабы не нарушить просьбу.

Хорошо, что комната мальчиков отделялась от спальни родителей кладовкой и санузлом, иначе бы к Власу непременно возникли вопросы по поводу доносившегося шума в виде смешков, перешептываний и неожиданных возгласов, заканчивавшихся «тс-с-с!». Но мама с папой ни о чем таком не подозревали, мирно засыпая в одно и то же время, а вот дети самым дерзким образом нарушали режим, задерживая отход на боковую порой на час.

– Прежде, чем войти в ту страну, необходимо спросить разрешение у Человека-Тени, – начинал свою историю юный рассказчик.

– А если Человек-Тень не даст разрешения? – забыв про обещание, тут же подключался Владик.

– Значит, ты в неё не войдешь. Всё просто. А за то, что ты меня не слушаешь, я тебя накажу.

И Влас принимался щекотать непослушного мальца, а тот заливался пронзительным смехом и вертелся, как юла. Но оба были довольны, ведь каждый знал: правило – условность, и нарушить его не преступление. А озвучивалось оно для проформы, потому что у всего должны быть правила, а иначе никак, иначе мир рухнет. Во всяком случае, так учили младших старшие в Гранаме.

Когда оба выбивались из сил, нахохотавшись до слёз и красных лиц, рассказ возобновлялся.

– И в той далекой стране каждый день случаются чудеса.

– А какие они, эти чудеса? – переспрашивал младший братишка.

В жизни Владика всё протекало гладко и однообразно, исключение из этого единообразия состояло в вечерних рассказах старшего брата. Вот где никогда события не повторялись. И вскормленный фантазиями Власа мальчуган с нетерпением ожидал скорейшего прихода ночи, что само по себе служило сигналом к чему-то интригующему и явно запретному, раз об этом никто не должен был знать. А что ещё так не сплачивает, как тайна? И говоря о Владике, можно с уверенностью сказать, что он боготворил брата.

– Всякие. Например, вода в озерах и реках всегда теплая, и потому там могут жить не только рыбы, но и люди.

– Не может быть, Влас! – изумлялся малыш. Глазки становились до того круглыми, что Владик даже напоминал Феликса, домашнего кота. Только усов не хватало. – Я сам проверял в ванне: под водой плохо дышать.

Он говорил так важно и безапелляционно, что Влас еле сдерживался, чтобы не возобновить проказу с щекоткой.

– А вот там – можно! – торжественно заявлял он и щурил глаза, что добавляло интриги. – Под водою построены целые города, да там даже свой подводный транспорт есть.

– Ух ты! – восхищенно выдавал Владик, моргая глазками. – Но как же там дышат люди?

Как говорится, техническая сторона вопроса интересовала мальца больше, чем красивая декорация.

– У них есть специальные аппараты, но не тяжелые бандурины, которые таскают на спине аквалангисты, а маленькие, малюсенькие коробочки, почти со спичечный коробок, которые крепятся у рта.

– Я тоже хочу такую коробочку, Влас!

– Я бы тоже не отказался от неё… Но это очень далеко, вряд ли люди из той страны смогут поделиться с нами.