Подарок Мэрилин Монро. Смертельный аромат №5

Последняя мысль: «Он вколол мне снотворное, но зачем?..»

Точнее, нет, та мысль была предпоследней.

А последняя приходит вместе с резкой болью, удушьем, теплом опорожняющихся кишечника и мочевого пузыря, темнотой, судорогами.

«Они хотят имитировать мое самоубийство…»

Когда сил терпеть больше нет, вот совсем ни капельки не остается – боль вдруг оканчивается.

Барбара выходит из петли, опасливо смотрит на «освободителей», на прикуривающего сигарету Флетчера.

Невероятно – почему-то люди не обращают на нее никакого внимания.

– Просто вы мертвая, док. И я тоже мертвый.

Обернувшись (Гарри, садовник, все-таки не стоило ему выкидывать такие штуки с его больным сердцем), Барбара видит собственное тело, болтающееся в петле, и кричит от ужаса:

– Нет! Я не хочу умирать, нет!

Гарри пожимает широкими плечами:

– Так вроде мы и не такие уж и мертвые, док. Все оказалось не очень страшно. Я, наверное, погорячился со своими обвинениями. Вас заставили. А потом тоже не пощадили. Нам, конечно, здорово не повезло. Но ничего, правда все равно рано или поздно станет известна. Пусть мы умерли, но пленки-то остались!

– Какие пленки? – машинально поинтересовалась Барбара, наблюдая за «освободителями». Они, снимая перчатки, пристально оглядывали кабинет, явно пытаясь понять, насколько естественным выглядит «самоубийство». – Какие пленки, о чем ты?

– Пленки, на которых записаны ваши разговоры с Мэрилин. Есть и запись, где этот агент берет вас за горло, заставляет убить Монро. Катушки спрятаны в надежном месте. И о них никто не знает, ни эти агенты, ни полицейские! Я кое-что сделал перед тем, как первый раз отправиться в полицию… Да уж, не стоило мне так сокрушаться по поводу грузовика. Теперь-то я уже понимаю: спасти Мэрилин не было никаких шансов. У этих ребят, которые брали вас за горло, все схвачено, в том числе и в полиции…

На какой-то момент Барбаре стало любопытно: что за записи, как у Гарри получилось их сделать?

Но в следующую секунду часть дома словно растворилась в воздухе. И там, где находилась стена, появилась странная необычная панорама.

Барбара увидела тропинку, пролегающую в сочной изумрудной траве, а еще сбоку было озеро, и вдалеке махали руками какие-то люди… Видневшийся вдали мужчина напоминал отца: высокий, худой, улыбающийся…

Папочка не произнес ни слова.

Но Барбара каким-то странным образом поняла, что он мог бы сказать.

Что произошедшее с ней – это не страшно, а радостно.

Что вот-вот можно будет увидеть всех своих родных. И еще того, кто ближе всех родных и чья любовь всегда все принимает и прощает. И вот это – самое главное. А все остальное – суета…

* * *

«Катя совсем с ума сошла со своей любовью. Не понимаю, как можно быть настолько безответственной, ни на что не обращать внимания! К ней в дом залазят какие-то ненормальные, бьют ее по темечку – а ей все равно. В ванной вдруг обнаруживается видеокамера – опять-таки, по барабану! Да, все люди – разные, и реакция на события у них разная. Я, конечно, та еще паникерша и пока не разобралась бы в происходящем – в этом доме ни за что не осталась. Катя всегда была и легкомысленнее, и спокойнее. Пока на неприятности можно не обращать внимания – она и не обращает. Но что будет, если проблема станет слишком серьезной?.. Катерина только смеется: «Мой Мишутка меня спасет!» А на самом деле ее Мишутка дурит ей голову! Но у Кати было настолько счастливое лицо, что я так и не решилась ей ничего рассказать. Не смогла… Майкл – двуличный подлец! За ужином так и увивался вокруг Катьки: «Дорогая, хочешь еще шампанского? Давай я положу тебе салата!» Он принес ей цветы, огромный букет роз. Вот что чувство вины с мужиками делает! Кате – цветики в утешение, а сам тискает на пляже «самую сладкую девушку в мире»!»

Вздохнув, Лика Вронская выбралась из постели, подошла к окну.

Слишком много новых впечатлений для одного дня.

Слишком много каких-то непонятных моментов, вызывающих тревогу.

И… слишком сильно тянет к Андрею…

В этом хороводе мыслей заснуть просто невозможно.

«Я не смогу сделать благоразумный выбор. Никогда не умела, так и не научилась. А после тридцати люди уже принципиально не меняются», – Лика уселась на подоконник, обхватила руками колени и невольно залюбовалась красивым освещением участка.

Цитрусовая ночь…

Прямо над бассейном повис грейпфрут луны, желтый диск отражается и в глади воды. А небольшие лампочки, закрепленные на ветках деревьев, высвечивают яркие оранжевые шарики. Апельсины, апельсины… Если есть рай на земле – то он здесь, засаженный апельсиновыми деревьями…

«После прогулки к океану Стивен пригласил меня на ужин, – вспоминала Вронская. – Отказалась (не хочу близких отношений) – он заговорил о боулинге, дискотеке, экскурсии. Любой каприз, в общем. Мне кажется, он неплохой человек, и я нравлюсь ему. У нас много общего, и Стивен выглядит таким надежным, заботливым. Только вот он – не Андрей, и…»

Внизу, в холле, явственно послышался шум.

Затаив дыхание Вронская соскользнула с подоконника, высунула голову за дверь, прислушалась.

Не показалось.

Там, внизу, явно кто-то ходит…

Быстро натянув джинсы, Лика на цыпочках вышла из спальни и, закусив губу, стала осторожно спускаться вниз по лестнице.

Ступени, обтянутые ковровым покрытием, не издавали ни звука. К скрипящим деревянным перильцам («Ну ты видишь, сюда и дизайнера приглашать стыдно! – жаловалась Катя, показывая дом. – Кухня убогая, перила отвратительные. Дом старый, срочно нужен кардинальный ремонт! Те небольшие отделочные работы, которые мы провели, никакой погоды не делают».) Вронская на всякий случай прикасаться не стала.

Когда Лика оказалась на лестничном пролете, откуда можно было рассмотреть весь холл, ее сердце тревожно забилось.

В дальнем углу, почему-то с фонариком, перемещался Андрей…

– Эй, ты чего не спишь? – неожиданно для себя самой шепотом поинтересовалась Лика. – Что-то случилось, света нет? Но подсветка на участке вроде как работает.

Катин брат поманил пальцем:

– Иди ко мне!

Ночь, красивый, безумно притягательный мужчина, чувственный голос, какая-то недвусмысленная фраза…

С пылающими щеками Лика приближалась к Андрею.

В эти доли секунды, казалось, все органы восприятия работали на двести процентов, даря миллионы разных ощущений, эмоций, запахов.

Как приятно касаться босыми ногами мягкого ковра.

Андрей изумительно пахнет. Очень необычная туалетная вода, в ней сплелись в одну мелодию аккорды из сухих листьев и свежескошенной травы, сладких тропических фруктов и горьковатого лайма.

Его кожа в полумраке кажется такой смуглой, а голубые глаза – прозрачными, хрустальными.

Как здесь непривычно тепло – из раскрытого окна в комнату закатываются волны жаркого ветра.