Он понимал, что его будут расспрашивать, и решил не врать, чтобы потом не запутаться самому. Ну или врать только в самом крайнем случае.
– Здесь вы в безопасности. Меня зовут Рихард Верт.
– А я Феликс, – раздалось с другого края комнаты.
– Плетка, – вступила девушка. Она перехватила взгляд Кристиана, направленный на ее татуировку, и коротко усмехнулась. – Так меня прозвали на каторге. Я привыкла.
Голос у нее оказался неожиданно низким, грудным, бархатным. Кристиан никак не ожидал такого тембра от невысокой хрупкой девушки. А про каторгу она упомянула совершенно спокойно – не бравируя этим и не стесняясь этого.
– Кристиан.
– Что с вами случилось? – поинтересовался Рихард.
– Я шел в столицу, в Стреттен.
– Пешком? – Верт удивленно поднял бровь.
– Да.
– Откуда?
– Из Фента.
– Это где пересыльный пункт? – быстро уточнила Плетка.
– Да. Я… я сам из Фента. Хотел записаться в университет в Стреттене, накопил на взнос и пошел. Рассчитывал, что за месяц с небольшим дойду. Но далеко уйти не успел. Сел в трактире играть в кости, – Кристиан вдруг почувствовал, что у него задрожали губы. – Проиграл почти все деньги, потом плащ, нож, перчатки… Потом мне вдруг показалось странным, что у меня почти все время двойки и единички, а у него – пятерки и шестерки…
– Два набора костей, – пояснил Верт. – Обычное дело. Один – без пятерок и шестерок. Второй – без единичек и двоек. Главное – внушить собеседнику доверие и ловко и быстро менять кости.
– Я… я не знал, – всхлипнул Кристиан. – Думал, все честно. Пошутил, что кости заговоренные, и потянулся потрогать… а меня ножом в бок и дубовой скамейкой сзади по голове… а потом ничего не помню. Очнулся посреди поля, там, где вы меня нашли. Даже не знаю, далеко от трактира или нет. С меня еще и башмаки стащили, и кошелек с остатками денег срезали.
Он понял, что вот-вот расплачется, и изо всех сил старался сдержаться.
– А как назывался трактир?
– «Сапог и башмак».
– Далеко, да. Мы проезжали его. Значит, вас еще какое-то время везли. Скорее всего, в повозке, – отвезли подальше, а потом выкинули. Совсем не помните?
– Совсем.
– Главное – вы живы, и ничего особо серьезного нет. Завтра, думаю, вполне можно будет тронуться в путь.
– Рихард! – из-за двери донесся возмущенный голос Эльзы. – Дайте человеку оклематься! Если вы, едва придя в себя, готовы прыгнуть в седло, это не значит, что все такие!
– У нас есть повозка. И еще полдня и ночь впереди, – улыбнулся ей в ответ Верт, но тут же снова перевел взгляд на Кристиана. – Что вы собирались изучать в стреттенском университете?
– Историю и словесность.
– Вот как? Интересуетесь историей? Кого-то читали? Максимилиана Лена наверняка, если увлекаетесь. Гаспара тоже. Еще?
– Леона Старшего и Леона Младшего, – оживился Кристиан, – Оскара, Юлиана…
– Юлиана? – уточнила вдруг Плетка. – Вы владеете старосилийским?
Кристиан растерянно покосился на нее. Он мог бы ждать такого вопроса от аристократа Верта, но никак не от беглой каторжницы.
– Нет, – помотал он головой. – Я читал в переложении Леона Старшего.
– Какое-то ремесло у вас есть? – спросил Рихард.
– Да, я переписчик. Переписывал и книги, и письма под диктовку – и горожанам, и заключенным, – Кристиан осекся и снова покосился на Плетку, но та промолчала, зато Верт снова начал его расспрашивать.
– Вы выросли у пересыльного пункта, наверняка наслушались историй от каторжников – и не знали, что нельзя садиться играть с первым встречным?
Кристиан вздохнул:
– Знал, конечно. Но меня словно заговорили.
– Да, они умеют. Хорошо, что все обошлось. Плащ, башмаки, перчатки и деньги – дело наживное. С ремеслом переписчика вы в любом крупном городе не пропадете. Мы завтра к вечеру будем в Лоттене, там вас и оставим, – Рихард поднялся и, не дожидаясь ответа, шагнул в сторону, но уже у двери обернулся. – Отдыхайте, а завтра утром тронемся в путь.
Верт вышел из комнаты, Плетка и Феликс молча последовали за ним. Кристиан, у которого этот короткий разговор отнял последние силы, закрыл глаза. Судьба и правда давала ему шанс – шанс оказаться в самой гуще событий. Рихард ни словом не обмолвился о принце, но Кристиан был уверен – Феликс и Рихард сопровождают принца Даниэля к месту Небесного суда. Все сходилось.
Почти все.
Грот Небесного суда был за пределами Истарала, на вольной территории, – но попасть туда можно было, только проехав через все королевство и перейдя через северную границу.
А город Лоттен лежал совершенно в другой стороне от этого маршрута. И вряд ли Рихард Верт готов так сильно отклониться от верного направления, чтобы доставить какого-то первого встречного в безопасное место.
Зачем ему Лоттен, если ехать надо строго на север? Кристиан пытался подумать об этом, но на него снова накатила волна слабости и дурноты, и он сдался. Вместо мыслей о непонятном маршруте в голове теперь крутились другие – это шанс, это его шанс. Королева Леонора, конечно, ждет, что Даниэль Нортер попытается приехать на Небесный суд. И конечно, стража по всему Истаралу будет предупреждена. Но вряд ли Нортера ждут так рано. И вряд ли знают его маршрут. Если Кристиан прямо из Лоттена кинется в столицу, прорвется к королеве и расскажет о планах Нортера – его наградят и заметят. И, может быть, он приблизится к своей мечте – должности придворного летописца. Главное – прорваться к самой королеве. Ну в крайнем случае – к принцессе Марианне, та ведь тоже уже взрослая и может принимать решения. Она на два года младше своей сестры. Принцессе Александрине, жестоко убитой больше года назад прямо на улицах Стреттена, было бы сейчас двадцать два. Значит, Марианне – двадцать.
Но как он сможет туда добраться, если у него нет ни единого иста, и даже башмаков больше нет?
Кристиан запутался в собственных мыслях и снова заснул.
Соседняя комната была совсем крошечной, там едва умещались пара стульев, скамейка и маленький стол. Сейчас все – и Эльза, и Рихард, и Феликс с Плеткой – устроились с разных сторон вокруг этого стола.
– Ну что? – Верт посмотрел на Феликса, потом перевел взгляд на Плетку. – Что скажете?
– Похоже, не врет, – проворчал Феликс.
– Если и врет – то очень умело. Для шпиона слишком уж неказист. Речь чистая, явно много читает, – кивнула Плетка. – С книгами по истории хорошо знаком.
– Если так – значит, и за происходящим сейчас следит, – отозвался Рихард. – Значит, понял, кто мы. И что тут делаем. Эльза, может, он притворяется? И сам себя ножом саданул для правдоподобия?
– Нет. Рана хоть и не опасная, но глубокая и очень болезненная, сам себя он так сильно не пырнул бы. И по голове явно всерьез получил.
– Ну, тошноту и слабость изобразить легко.