За окном шел на посадку самолет. Все-таки это красиво – офис в аэропорту с видом на летное поле.
– Черт, Калинина! – вспылил вдруг начальник. Бывший начальник. – У нас, между прочим, не принято брать людей на работу второй раз. Хотя почти все ушедшие потом просятся. И ты – первый сотрудник за десять лет, кого я готов без колебаний взять обратно! А ты пялишься в окно.
– Спасибо. Отдайте мне, пожалуйста, трудовую.
Самолет за окном коснулся полосы и покатился, тень от крыла заскользила по земле, словно перечеркивая что-то.
– Да черт с тобой, держи! – трудовая книжка полетела на стол.
– Спасибо.
– Нина, точно все в порядке? Может, просто отпуск нужен? Или там… премия?
– Все в порядке, спасибо. Просто хочу сменить работу. Я могу идти?
– Да катись ты! – рыкнул в ответ уже бывший начальник, но тут же добавил, – ты меня поняла?
– Поняла. Я правда очень это ценю. Счастливо!
Добытая трудовая книжка отправилась в сумку, к паспорту и кошельку.
Если бы в начале марта кто-нибудь сказал Нине, что в последний день месяца она выйдет из офиса с трудовой книжкой в руках, уволившись по собственному желанию, – Нина покрутила бы пальцем у виска. Тогда, в начале марта, она удивлялась ранней весне – и весело шла с работы домой, радуясь пятничному вечеру и стараясь не поскользнуться на своих неизменных высоких каблуках, потому что все уже таяло, и дорога была не дорога, а сплошной каток.
– Ай, молодая-красивая, дай погадаю, всю правду скажу, – окликнула ее у метро горластая цыганка со стаканчиком мелочи в руке.
– Не, спасибо, не надо.
Нина весело улыбнулась в ответ, как обычно, и чуть ускорила шаг, чтобы побыстрее пройти мимо стайки цыганских детей, – но гадалка вдруг замерла, а потом решительно взяла ее за руку, и Нина отчего-то не посмела вырваться.
– Ну-ка стой, девочка.
– Денег у меня с собой нет, – отрезала Нина.
– Денег я сама кому хошь могу дать, – беззлобно отозвалась цыганка. – Стой, девочка, дай руку.
Нина с усмешкой протянула ладонь.
– Ну, рассказывайте.
– Думаешь, врать буду? Дурочка. Ты сама с собой для начала разберись… чего ищешь-то? Мужчины липнут, а любишь ты все равно одного, другого, кого сама же и отпустила по дурости, —так? Давно любишь, – гадалка, прищурившись, посмотрела на руку, – треть жизни, да?
– Да, – вдруг серьезно согласилась Нина.
Десять лет из двадцати девяти – это и правда почти треть.
– Что ж вы так, – покачала головой цыганка, – вот же, шли же вместе пути… Ладно, не рассказывай, все бывает, что уж теперь. Пути у вас теперь разные и жизнь – разная. А вот смерть…
– Что? – встрепенулась девушка.
– Смерть у вас… да тут сам черт ногу сломит, – гадалка посмотрела на нее, потом почти приказала, – покажи-ка вторую руку. О как!
– Да что там такое? – не выдержала Нина.
– Смерть кому-то из вас приготовлена внезапная, но быстрая.
– О господи, – выдохнула девушка. – Какая?
– Авиакатастрофа, – спокойно сказала цыганка. – Я могу, конечно, рассказать про нежданный удар судьбы-злодейки, про небо высокое и беду в дальней дороге, но, по большому счету, вариант тут только один, и я его четко вижу.
– Понятно. Кому?
– А вот этого-то, девочка, я и не вижу. И никто не увидит, раз я не вижу. Кому-то из вас двоих. Одному. Так бывает, – ответила она на недоуменный взгляд Нины, – так иногда бывает, судьба путается, да вы же ее сами и спутали – шли ваши дороги вместе, какого черта вам надо было расходиться? А сейчас и не поймешь, чья она из вас, смерть-то.
– И что мне теперь делать? – тихо прошептала Нина. Самой себе, не гадалке, но вслух.
– Что-что, дурочка. На самолетах не летай. Машин, поездов, пароходов можешь не бояться, – цыганка еще раз скользнула взглядом по ее лицу, потом по обеим ладоням. – Я б тебе сказала, вам обоим бы сказала, что не надо никогда спорить с судьбой, но теперь уже поздно. Теперь тебе осталось только от этой судьбы уворачиваться. Авось и увернешься.
– Спасибо.
– Не благодари, дурочка. И в сумку свою не лезь, нет у тебя денег, только на маршрутку до конца месяца, на кошачий корм да на набойки новые.
Нина не нашлась, что ответить.
Она успела поймать кофе в тот самый момент, когда темная пена уже готова была хлынуть из турки на свежевымытую плиту. Она вообще всегда и везде успевала. Сейчас тоже надо успеть – вариантов нет.
Собраться на работу – двадцать минут. Маршрутка еле тащилась по напрочь забитому Ленинградскому шоссе, пассажиры начинали нервничать, Нина не дергалась – она ездила издалека и поэтому всегда выбиралась на работу с хорошим запасом времени. И в пробке можно было просто смотреть в окно и думать.
Одна случайная цыганка у метро ничего не значит. Ничего.
Три разные гадалки в разных концах города – это уже почти наверняка.
Поверишь тут во что угодно, когда три совершенно разных человека разными словами говорят тебе одно и то же.
Она потеряла целых два дня времени. Точнее, она потратила два выходных, чтобы убедиться.
Маршрутка, выбравшись из пробки, протиснулась к Международному шоссе. Нина вынула из кармана мобильный телефон, нашла там полученное несколько лет назад сообщение, которое почему-то хранила до сих пор. Единственное за десять лет, вообще единственное, – после взрыва в московском метро. «Нина, добрый день! Надеюсь, с тобой все в порядке?». Холодные, сдержанные слова. Не заполошное «Нинка, чучело, ты цела?!.», как он мог бы написать, если бы…
Так, стоп, никаких «если бы».
И теперь точно решила, что делать.
В рабочей почте за выходные скопился настоящий бардак. Как всегда.
«Нина, привет, наш невозвратный Франкфурт можно выписывать, деньги у меня…»
«Уважаемая Нина Николаевна, просим Вас рассмотреть возможность предоставления группового тарифа по маршруту…»
«Ниночка, спасайте! Я прощелкала тайм-лимит на наши билеты! Они теперь что, слетели, да, совсем?!.»