Родительская тетрадь

А они чёрта с два сгинут.
А они обойдут капканы —
и воткнут топоры в спину,
если помните про Галана.
А они уползут в схроны
да и пересидят где-то.
Выйдут оборотни в погонах
или даже при партбилетах.

Матереют теперь, звереют,
воют в городе и в деревне.
Не таятся ни днём, ни ночью,
и рисуют крюки волчьи.
Не смотри, что они сами
называют себя псами.
Брешут, точно, да что толку?
Видишь: волки – и есть волки.

Кто щадил их и кто плодил их,
столько лет охраняя норы?
Кто им дал осквернять могилы?
Кто им пули даёт и порох,
смолоскипу и керосина?
Хто бажав створити як краще?
Тихо, тихо кажи! Нащо?
Де загине твоя дитина?

Кто говорил

Мужчина любит борщ. И мотоцикл.
И внедорожник с колесом на дверце.
Чихает разве только от пыльцы.
От разговоров с ним тепло на сердце.

Мужчина ясноглаз, светловолос.
Он искренен. Настойчив – без нахрапа.
Он строит дом, корабль или мост
И снежным соснам пожимает лапы.

По льду – с восторгом, на санях с горы
летит, ликуя, и не знает страха.
По вечерам сквозь тёмные дворы
гулять с ним ходит добрая собака.

И вдруг от пары слов его в груди
запнулось сердце. Обратилось в камень:
игрушки по машинам рассадил
и походя назвал бойовиками.

И при отъезде – что-то про АТО,
завидев сквозь метель часы вокзала.
– Кто говорил с тобой об этом? Кто???
– В садочку вихователька казала…

Стою немая. Поздно объяснять,
что всё не так и люди не такие.
…С утра туман. Мужчине скоро пять.
Вчера он из Москвы вернулся в Киев.

Через повешение

Пятнадцатый час
в Запорожье не могут снести Ильича.
И Днепр холодит
пожелтевшую челюсть плотины.
Но вот подцепили за шею – и тросом…
Кричат!
Сбылась голубая мечта копача
дармового бурштына.

Болтаясь на тросе, он смотрит с прищуром
в туманную даль.
Не место, не время в петле размышлять
о грядущих допросах.
Но время однажды свернется петлёй.
И вернётся февраль.
И мiсто: Крещатик.
Промёрзлые доски.
Верёвки.
…А лучше – на тросах.

«Ой мама родная…»

Ой мама родная
дай войны холодной
выйду на село
гляну как услышу
три снаряда в крышу
рядышком легло
мама да не плачу я
что ж она горячая…

Чу

Чудь белоглазая ждёт,
когда тронется лёд.
Колокол в голос рыдает
над новгородским вече.
Разве упомнишь,
какой нынче век и год?