Труп в летнюю ночь
– А я так радовалась, когда они нам такой дешевый ценник выкатили. Сережа этот с женой своей. Вот дура! Могла бы понять, что не бывает так хорошо, что непременно подвох будет!
– Давайте не будем торопиться, – влезла Вера. – Подождем обеда, возможно, Галя нас удивит.
– Этого-то я и боюсь, – засмеялась я. – Том, кстати, Сережа этот с женой его, Женей. Ты их давно знаешь?
– Второй раз в жизни вижу. Первый – несколько недель назад, когда он к Ваньке приезжал, и они договаривались обо всем. А что?
– А ты никаких странностей за ними не замечала? – мне не давал покоя тот нож в Жениной корзине.
– Каких странностей? Да нет, вроде. Ну, любят люди походы, мало ли, у кого какие тараканы. Это, конечно, немного странно в наше время…
– А откуда Стрельцов знает этого Сережу? – продолжала допытываться я.
– Ой, да не помню я. Вроде бы в девяностые, Ваня тогда только начинал карьеру свою. И Сереже помог как-то. Я не уточняла подробности. Да что случилось-то?
– Пока ничего, – я задумалась. – То есть, Сережа – не мент. В смысле, не из прокуратуры, или как там у них, я не слишком разбираюсь. Короче, не из правоохранительных органов.
– Нет, мне показалось, что он как раз наоборот…
– Как это – наоборот? Из преступников?
– Ну, не то, чтобы из преступников… Ян, да не знаю я. Вот вернется Ваня, иди его и расспроси. Мне и без прошлого Сергея проблем хватает. Или ты что-то видела?
– Янке теперь вечно преступления мерещатся, – влезла Вера. – Снова ищет сюжет для своего детектива.
– Ян, ну вот не начинай ты тут хотя бы! – возмутилась Тома. – Имей в виду, что я против, чтобы из моей свадьбы тут устраивали триллер. Вполне достаточно, что Ваня превратил ее в балаган!
– Ничего я не устраиваю! Я же не виновата, что оно само меня находит.
– Все! Я решительно запрещаю тут говорить про убийства, преступления и прочий криминал! – решительно отрезала Тома. – Ищи сюжеты для своих романов в другом месте и в другое время. А здесь у меня свадьба! О, господи!
Последняя фраза Томы адресовалась не мне. Со стороны Вериного домика, который виднелся сквозь заросли каких-то кустов, раздался грохот.
– Ой, это Миша, наверно, – заволновалась Вера и бросилась к своему домику.
– Что там еще? – Томка вытаращила глаза, и мы последовали за Верой, прямо через кусты, сокращая дорогу.
– Там у нас ремонт, – сообщила я на ходу. – Миша там за ночь немного поломал мебель, вот они с утра с Пашкой подорвались все это чинить.
Мы ворвались в дом и застали там чудную картину. Я бы ее назвала «На развалинах Колизея» или «После нашествия хана Батыя на рязанские земли». Я не видела, как выглядела эта комната до того, как тут поселился Михаил, но подозреваю, что вряд ли она сильно отличалась от нашей. Но сейчас она являла собой жалкое зрелище. Словно тут прошелся торнадо, разметав все, что встретил на своем пути.
Посередине комнаты живописной грудой возвышались кровати, вернее их расчлененные останки: спинки, ножки, лежаки, два полосатых матраса, все, как и положено запчастям – отдельно. Рядом валялся на боку стул о двух ногах, а у окна, изящно покосившись, стоял стол, подогнув одну из ножек в приветственном реверансе. И только тумбочка в углу умудрилась сохранить свою девственностью, тьфу, целостность, и гордо взирала на весь этот апофеоз безумия.
Посреди обломков стояли Миша, Павел и Сергей, а в углу под обломками копошился какой-то хлипкий мужичонка, в котором я признала вчерашнего Юрца, ликвидировавшего затор в нашем туалете.
– Боже, что это? – Вера остановилась в дверях, и мы с Томкой вынуждены были топтаться за ее спиной, заглядывая внутрь поверх ее головы. Впрочем, внутри мы бы все равно все не поместились. И так было не очень понятно, как мужчины-то туда влезли.
– Михаил, ты бы поосторожнее, – укоризненно говорил Сергей Михаилу. Тот виновато сопел и по традиции не знал, куда засунуть свои руки.
– Да Михаил тут причем? – усталый Павел грустно разглядывал обломки кровати. – Ежу понятно, что он несовместим с этой, с позволения сказать, мебелью. Она просто на него не рассчитана.
– Сергей, – решительно заявила Вера. – Скажите, а тут есть какая-то другая мебель? Я могу доплатить…
– Вера! – запротестовал Миша.
– Помолчи, Миша, – отмахнулась Вера. – Я не собираюсь жить в этих руинах. И тебе не позволю. Сергей, ну не может быть, чтобы у вас на базе не нашлось ничего более надежного, что ли?
– Так это… посмотреть надо. Мы мебель с той части базы свалили в сарай, надо туда сходить, может, чего и подберем, – Сергей с сомнением оглядел Михаила.
– Ну так того, этсамое, пойдем тогда, – засобирался Миша.
– Погодите! Сначала идите позавтракайте, – распорядилась Вера. – Паш, Миш, вы же наверняка голодные.
– Вряд ли Галина стряпня им поможет, – пробурчала я себе под нос, разглядывая Сергея и его рубашку. Не очень свежую светло-коричневую рубашку, немного заляпанную в области живота. Пятна были подозрительно бурого цвета. Цвета засохшей крови.
– Видела его рубашку? – тихо спросила я Веру.
Под навесом, напротив ресепшена, куда мы с Верой уселись в ожидании наших мужиков, еще сохранялась прохлада. Времени было часов девять, прохлада раннего утра уже спала, и солнце жарило как проклятое – август в этом году в средней полосе России выдался на удивление жарким.
– Видела, да? – я повернулась к Вере.
– Да… то есть нет, ох, Ян, перестань выдумывать, – Вера взяла со стола забытую кем-то газету, свернула из нее подобие веера и принялась обмахиваться.
Из открытых дверей ресепшена вывалились горланящие пацаны и, обгоняя друг друга, побежали по дорожке к домикам. Нас они по счастью не заметили. Следом вышла Томка (она все же решила посетить место, называемое столовой, чтобы самолично оценить весь размах бедствия), сопровождаемая будущей свекровью. Лицо у Томки было вытянутое и скорбно-вежливое, и было непонятно, то ли Томку так впечатлила Галя и Галина стряпня, то ли это Томка была в образе благонравной невестки. Обе они, и Тома, и Валентина Николаевна, остановились тут же у крыльца и принялись о чем-то разговаривать. Пашка с Мишей все еще не появлялись.
– Что там так долго можно делать? – проворчала я. – Или твой Миша решил там все съесть? Прямо вместе с Галей.
Дверь опять скрипнула, и мы с Верой как по команде повернули головы. На крыльце появилась Виолетта. Она остановилась, скользнула по стоявшим рядом Томке и бабушке глазами и тут заметила нас с Верой. Ручаюсь, девочка даже в лице изменилась, в круглых, равнодушных глазах мелькнуло что-то, похожее на охотничий азарт, и Виолетта, быстро перебирая тонкими ножками, направилась к нам. Вернее, к Вере. Подойдя к ней, Виолетта остановилась и принялась бесцеремонно ее разглядывать.
– Тебе чего? – не очень вежливо спросила я. Но Виолетта даже ухом не повела. Словно я не к ней обращалась.
– А вы – красивая, – сообщила она Вере и уселась рядом. – Хочите, я венок вам сплету из ромашек. Я умею.
Я сдавленно хрюкнула, а Вера оторопело уставилась на девочку.
– Спасибо, не надо, – вежливо отказалась она.
– А я все равно сплету, – угрожающе пообещала Виолетта.
Вера ничего не успела ответить, потому что в дверях столовой наконец-то показались наши благоверные. Вера, обрадовавшись то ли появлению Миши, то ли возможности отделаться наконец от Виолетты, шустрым зайцем рванула к мужикам – я, признаться, даже не ожидала от нее такой прыти.
– Миш, ты как? – Вера с вопросительным беспокойством пыталась заглянуть Самсонову в глаза.
– Хорошо, – ответил Миша.
– А еда, ты наелся? Как вам каша?
– Каша – во! – Миша выставил вперед руку с поднятым вверх большим пальцем. – Отменная каша. Тетя Галя нам с Пашей еще бутеров порубала!
Мы с Верой переглянулись. Какие там метаморфозы произошли с Галей после общения с Михаилом, оставалось только догадываться. А может она всем рубает бутерброды, кто до конца осилил ее шедевр поварского искусства – манную кашу. Я прямо представила себе, как Миша с Пашкой предъявляют Гале в качестве доказательства чистые тарелки, и Галя расплывается в счастливой улыбке, берет тесак и рубает бутерброды. С сыром, колбасой, красной икрой…
– Ян, – Пашкин голос выдернул меня как раз из того момента, когда Галя, широко улыбаясь, протягивала мне разрезанную поперек половину батона, густо намазанную жирным сливочным маслом и красной икрой. – Янка, слушай, я тут в город смотаюсь, буквально на часик.
– В какой город? – не поняла я.
– Ну в этот, в Можайск.
– А-а-а-а, слушай, Паш, – я дотронулась до Пашкиной руки. – А тебе как столовка?
– Столовка как столовка, – Пашка пожал плечами и снова вернулся к прерванному разговору. – Так я съезжу?
– Зачем?
– Ну-у-у, – протянул Пашка. – Томка сказала, они там в винном магазинчике оптом вина на свадьбу прикупили. Коля сейчас поедет заберет. Так я могу с ним. Помочь там или еще чего…
– Или чего? – я склонила набок голову.
Что-то мой любимый темнил. Видно, было по его бегающим глазам, что что-то тут явно не чисто.
– Ваня с Томой что, алкашки целую машину заказали? Прямо целый Колин минивэн, да?
– Ну не целый… Ну ты сама спроси. Тома, – Пашка окликнул Томку.
Та махнула рукой, мол, обождите – она опять разговаривала с кем-то по телефону.
– Бараново? Вася, какое Бараново? От Бородино надо было поворачивать. Налево, да… Нет, не Бараново, Вась, да откуда мне знать, где это Бараново находится, черт! – в трубке послышались гудки. Томка сердито посмотрела на телефон, потом на нас. – Да Васька Карасев опять там чего-то напутал!
– Том, – осторожно сказал Пашка. – Скажи Янке, что Коля сейчас за спиртным в Можайск поедет.
– Поедет, – подтвердила Томка.
– Вот, а я помогу.
Я опять недоверчиво посмотрела на Пашку. Он вздохнул и признался:
– Модем посмотрю. Интернет мне здесь нужен. Ну не могу я на десять дней выпасть, понимаешь? Богдан уже звонил, но по телефону хрен разберешься. Да и связь здесь, – Пашка махнул рукой.
Я посмотрела на него. Несмотря на ранее утро, он был такой замученный и уставший. Ну пусть съездит, мелькнуло у меня в голове. Проветрится хоть немного. Опять же отдохнет от здешних визгов и криков.
– Да ладно, – буркнула я. – Поезжай, конечно. За своим модемом.
На Пашкином лице расплылась глупая счастливая улыбка.
– Янка, милая, я быстро.
– А! – я отвернулась, но Пашка повернул меня к себе и звонко чмокнул в щеку.
– Не дуйся. Лучше пойдем, проводишь меня до Колиного железного коня. Он обещал, что домчит с ветерком.
Ну-ну, подумала я про себя. Стрельцовы горазды обещать прокатить с ветерком, видимо, у них это семейное.
Мы обогнули с Пашкой ресепшен и направились к некоему подобию парковки, где стоял Колин минивэн и заляпанный грязью внедорожник хозяев турбазы. Коля копошился у машины, проверяя колесо.
– Вот, смотрю, чего-то сдуваться стало проклятое, – озабоченно пояснил он нам. – Сейчас поднакачаю его и поедем.
– Коля, ты долго еще? – одно из стекол машины опустилось, и показалась встрепанная Эвелинина голова. – Чего опять возишься? Мы уже устали ждать!
– Мы? – тихо спросил Павел.
– Так вот, Лина с нами собралась тоже, – виновато пробормотал Коля, поддергивая треники. – И дети еще.
Елик и Ерик, словно ждали этих слов. Они, как черт из табакерки, высунули из открытого окна свои одинаковые белобрысые головы. И включили звук.
Пашка изменился в лице.
– Ну, любимый, я пойду, – мне было немного стыдно за злорадные нотки в своем голосе, но я ничего не могла с собой поделать. Сбежать решил, хитрый какой. Вот и получай теперь по полной программе.
– Чего? – не расслышал Пашка.
– Я пойду, – поорала я, пытаясь перекричать вождей краснокожих. – А тебе счастливой поездки!
Последний мой крик потонул в визге Елика или Ерика и сирены Эвелины:
– Коля, сколько тебя можно ждать!
Время до обеда пролетело почти незаметно. Пашка с семьей Ванькиного брата отбыли в Можайск, Ваня уехал в Москву встречать Светку с Олли, а Миша с Сергеем перетаскивали какие-то кровати из огороженной части турбазы, где вовсю шел ремонт. Ну а мы втроем, я, Томка и Вера, предоставленные сами себе, наконец-то наслаждались тишиной и покоем.
Место, куда привела нас Томка, было просто изумительным. Почти сразу же за нашим с Пашкой домиком начиналась узенькая тропка, которая вела прямиком к водохранилищу, но не к пляжу и не к узкой кое-где сохранившейся и не заросшей кустарником береговой линии, а к живописному обрыву, немного опасно нависавшему над водой.
– Ух ты, высоко, – Вера подошла к самому краю и завороженно уставилась на спокойную темную гладь воды внизу.
– Да, – подтвердила Томка. – Метра три здесь, не меньше. Я это место еще вчера приметила, когда вас с Ванькой ждала. Так меня они все достали, Эвелина эта, дети… и я пошла побродить и вот, как-то совсем неожиданно вышла сюда.
Я тоже подошла к краю обрыва. Обзор отсюда был великолепен. Хорошо просматривался пляж, где мы вчера жарили шашлыки, оказалось он совсем недалеко, вот только дойти до него по берегу было никак – кустарник подступал почти к самой воде.
– А сюда только по той тропинке, что от нашего дома ведет, добраться можно? – зачем-то поинтересовалась я.
– Да нет. Через лесок от пляжа тут вполне себе хорошая протоптанная дорожка есть. Пара минут – и ты уже там.
Мы отошли наконец-то от края и пристроились под росшими здесь же сосенками, в теньке и прохладе. Детские визги до сюда не долетали, и создавалось впечатление, что мы одни на всем белом свете. Красота, да и только. Немного, конечно, смущала бродившая недалеко от нас Виолетта, которая время от времени бросала быстрые и странные взгляды на Веру, отчего та ежилась и поводила плечами.
– Что она там интересно делает? – в конце концов спросила Вера у нас с Томкой. – Что-то мне не по себе от того, как она на меня посматривает.
Я посмотрела на Вилку, бродившую по полянке метрах в тридцати от нас.
– Цветы собирает, кажется, – ответила я Вере.
– Да? А зачем? – подозрительно спросила Вера.
– Венок тебе плести будет. Ты же у нас красивая! – засмеялась я. – Вот и получай корону первой красавицы из рук поклонницы.
– Том, я ничего не хочу сказать плохого про семью брата Вани, ты пойми меня правильно, – деликатно начала Вера. – Но тебе не кажется, что девочка какая-то странная? Ну, блаженная, какая-то, что ли. Ты извини…
– Кажется, не кажется, – буркнула Томка. – Ремня там дать всему семейству, начиная с разгильдяя Коляна и заканчивая пацанами. Вот все странности как рукой снимет. Нарожали детей, а воспитывать не умеют. Я вообще не понимаю, чего рожать, если дети тебе не нужны?
Я поежилась. Интересно, мне кажется, или все, как сговорились, только и делают, что поднимают тему рождения детей и их воспитания?
– Ну, может, они просто любят своих детей? А воспитание – это такая тема сложная, Том. Каждый же по-своему хочет. И кто знает, как правильно? – задумчиво протянула Вера.
– Я знаю! – зло отрезала Тома. – Я этому в институте пять лет училась. Нельзя бессистемно потакать всем детским капризам, это плохо прежде всего для самого ребенка. А Эвелина эта… либо орет и раздает подзатыльники, либо сплавляет их на свою мать несчастную. Которая как раз им всем в попу и дует. Вот и вырастила сначала непутевого Коленьку, а теперь этих головорезов и Виолетту. Она, Вер, не только тебя пугает. Она всех пугает. То этот паук отвратительный, прости господи, не котенок или там хомячок милый, а это мерзкое страшилище. То поведение ее…
Мы дружно посмотрели на Виолетту, которая уселась посреди полянки и перебирала собранный букет голубых цветочков.
– Ну, тут же еще генетика, – проговорила я. – И индивидуальные качества ребенка. Вот свекровь твоя будущая, она же не только разгильдяя Колю вырастила, она еще и Ваньку воспитала. А он вполне себе хорошим мужиком получился.
– Ты не путай. Ваня сам себя воспитал, – вздохнула Тома. – Когда отец их погиб при исполнении, Колька еще мелкий был, а Валентина Николаевна совсем растерялась. А Ваньке было двенадцать, и ему сразу пришлось взрослеть. Так с тех пор и тянет все это семейство, как наказание какое-то.
У Томки зазвонил телефон.
– Только не говори, что Вася опять свернул не туда, – заржала я. Вася уже звонил нам раз пять, и мы начали подозревать, что он провалился в какую-то параллельную реальность и никогда не найдет дорогу к нам.
– Вася! Господи, куда тебя на этот раз занесло? – заорала Томка в трубку, а мы с Верой зажали ладонями рот, чтобы не расхохотаться в голос. – Куда? Какие Крылатки? Не было там никаких Крылаток! У тебя что с навигатором? Погоди, я сейчас найду хозяев, пусть они тебе объясняют!
И Томка решительно поднялась с места и пошла в сторону тропинки, ведущей на базу, по пути ругая Ваську и его талант ориентирования на местности.
Я же села, обхватила коленки руками и уставилась перед собой. Все-таки место здесь было сказочным и, как ни странно, настраивало на романтический лад. Ничего, сказала я себе, сейчас приедут гости, мы немного пообживемся, привыкнем к временным бытовым неудобствам. Кто знает, может быть, потом, мы будем с удовольствием вспоминать этот отпуск и Томкину свадьбу. Ну, подумаешь, манная каша на завтрак, перебои с горячей водой и разваливающаяся мебель. На фоне бесконечного неба, расстилающегося передо мной, и стаек птиц, пикирующих над обрывом, все это казалось каким-то несущественным. И даже странный нож уже не очень меня пугал, мало ли, может у хозяев тут где-то есть подсобное хозяйство, и они по утрам мочат там кур, которые потом Галя ощипывает и варит в своих адских котлах? Да и дети, когда находились далеко, тоже не вызывали особого раздражения. Ну, подумаешь, дети…
– Это вам! Надевайте! – раздался голос Вилки прямо над моим ухом.
Виолетта стояла прямо возле нас и требовательно протягивала Вере венок из полевых цветов.
– Спасибо! Очень красиво! – вежливо ответила Вера, и я заметила в ее глазах панику.
– Вы надевайте! – потребовала девочка, глядя на Веру исподлобья.
– Я потом, как-нибудь, обязательно, – залепетала Вера, бросая на меня испуганные взгляды.
– Ну что же вы? – Вилка сжала губы, а потом резко подалась вперед и нахлобучила венок прямо Вере на голову. – Вот! Теперь вы совсем красавица! – уверенно заявила она, делая шаг назад и любуясь своим шедевром. – Так и ходите! И не снимайте! А я пойду, посмотрю, как там Казимир, он, наверно, скучает…
И Вилка отвернулась и, быстро перебирая своими худенькими ножками, засеменила в сторону домиков.
– Поздравляю, – хихикнула я, разглядывая ошарашенную Веру.
– С чем? – сдавленно прошептала она.
– С титулом первой красавицы! Так и ходи теперь, в веночке. А то она на тебя своего друга Казимира напустит.
– Да ну тебя! Ян, ты серьезно? Мне теперь надо ходить так? Я не хочу Казимира, – Вера явно была не на шутку напугана.
Тут откуда-то из-за леса, из глубины турбазы – по всей видимости со стороны ресепшена – до нас донеслись гудки машины.
– О, кого-то прибыло в нашем дурдоме! – обрадовалась я. – Пошли посмотрим, кто там приехал. Может, Вася наконец-то нашелся? Или еще кто.
Вера вздохнула, сняла венок, но, немного подумав и бросив тревожный взгляд туда, куда удалилась Виолетта, снова напялила его себе на голову, и мы пошли встречать новых гостей.
9.
Возле ресепшена стоял видавший виды ниссан с треснувшей старой фарой, обе передние дверцы были распахнуты, отчего машина напоминала одноглазую птицу, застывшую в полете. За дверцами с обеих сторон копошились две фигуры – нам с Верой видны были только ноги. Мужские волосатые, со стороны водительского сиденья, и женские в кокетливых шлепанцах на высоком каблуке – со стороны пассажирского. Мужчина и женщина явно пытались что-то достать из машины.
– Только не говори мне, что эти тоже тебе беседку привезли, – обернулась я к догнавшей нас Томке. – Это вообще кто такие?
Томка пожала плечами, но тут мужчина наконец вышел из-за дверцы машины, огляделся и, увидев нас, вернее, Томку, приветливо махнул ей рукой.
– А, это же Костик, – и Томка, совершенно искренне улыбаясь, поспешила ему навстречу.
– Какой Костик, что за Костик? – я засеменила следом, пытаясь приноровиться под размашистый шаг своей подруги. Вера шла сзади.
– Да я тебе рассказывала, Костик, Ванин друг, ну тот, у которого тир, мы еще зимой к нему стрелять ездили. Хороший мужик, а жена у него… Янка, Вера, она вам точно понравится. Мы с Ваней у них несколько раз в гостях были, я там отдыхала душой и телом. Лена такая женщина душевная, заботливая, сердце золотое, такая…
Томка не договорила и остановилась, словно с разбегу врезалась в невидимую стену. Потому что с другой стороны машины показалась Костикова жена. Низенькая, с короткими крепкими ножками, обтянутыми леопардовыми лосинами, и в таком же леопардовом топике, из которого вываливались две арбузоподобные груди. Короткая шея была унизана золотыми цепочками разной длины, а конец самой длинной украшен чудовищно большим крестом. Крест этот уткнулся в ложбинку между грудей, помимо воли притягивая к себе взоры всех присутствующих.
– Ну раз ты, Тома, говоришь, что душевная женщина, мы с Верой тебе поверим, так и быть, – пробормотала я и чуть отодвинулась назад, потому что Костикова жена, обладательница золотого, со слов Томки, сердца и золотого креста, выкатила из машины невероятно огромный золотой чемодан. Вера позади меня сдавленно охнула.
– Добрый день! – Костикова жена улыбнулась во весь рот, блеснув золотым зубом, заморгала густо накрашенными ресницами, мохнатыми, как ножки Казимира, и ее нарисованные черные брови поползли вверх. Она протянула мне, как самой близкостоящей, пухлую руку в золотых перстнях и с характерным южным выговором произнесла. – Оксана.
– Вот тебе и душевная женщина Лена, – поддела я Томку. Мы снова вернулись к берегу водохранилища и устроились в теньке.
– Да откуда ж я знала, что Костик не с женой, а с этой мымрой приедет, – досадливо поморщилась Томка. – Ваня чего-то упоминал, что, мол, Костя задурил, связался с какой-то то ли кассиршей, то ли продавщицей…
– Консультантом из бутика модной одежды из Европы, – важно поправила я Томку, вспомнив, как Оксана нам представилась, перечисляя все свои регалии и заслуги, и мы с Верой, не выдержав, покатились со смеху.
– Да хоть вокзальной буфетчицей, – Томка явно была не настроена смеяться и казалась расстроенной. – Ванька еще сказал, что, ну перебеситься, типа, за Костей такого не замечалось, а тут… может, кризис среднего возраста?
Она вопросительно посмотрела на нас.
– Да тебе не все равно? – примирительно сказала я. – Ну эта Оксана не фонтан, конечно, но за исключением любви к невинно убиенным синтетическим леопардам и презренному металлу вроде ничего такого опасного за ней не замечается…
– Ты не понимаешь! – перебила меня Томка. Ее голос звучал взволновано. – У Лены и Кости дети. Двое. Мальчик и девочка. Чудесные, не как эти Эвелинкины упыри. А теперь что же… Костя выходит и детей бросил. Представь себе только, Пашка бросил тебя с ребенком!
Томка гневно сверкнула глазами, а у меня сердце ухнуло, оборвалось и полетело куда-то вниз. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, а в глазах темнеет. Если бы не мы лежали на травке, то я бы, наверно, упала.
– Ты чего, Янка, так побледнела? – Вера испуганно взглянула на меня. – На солнышке перегрелась?
– Тетеньки…
Знакомый детский голос заставил нас обернуться. Над нами стояла Виолетта, в таком же венке, какой она сплела и Вере, только Верин уже подзавял, а у Виолетты был совсем свежий. Узенькое личико девочки было не просто печальным, на нем отразилось такое горе, что даже Томка испугалась.
– Вилка, что случилось?
– Тетеньки, – опять жалобно начала Виолетта. Ее лицо еще больше вытянулось, а из глаз покатились крупные прозрачные слезы. – Казимир сбежал…
До обеда нашего полку еще прибыло. Во-первых, вернулся Ванька, доставив прилетевших из Хельсинки нашу однокурсницу Светку с ее финским мужем. Олли был типичным скандинавом, сдержанным, немногословным. Впрочем, даже если бы Светкин муж и был болтливым, вряд ли он смог бы это продемонстрировать, запас его русских слов ограничивался совершенно стандартными «здравствуйте», «как дела» и почему-то «на здоровье» и вряд ли превышал один десяток. Светка же, говорливая и смешливая, составляла с ним забавный контраст.
Во-вторых, семейство Коляна тоже успело к обеду, выполнив свою миссию по закупке спиртного на свадьбу. Когда я увидела Пашку, вывалившегося из минивэна, мне захотелось обнять его и плакать – настолько измученным он выглядел.
– Паш, ну ты как? – я бросилась к нему, пока Колян вместе со встречавшим их Ванькой и Сергеем разгружали багажник под вопли Елика и Ерика.
