Труп в летнюю ночь

Я осеклась и повернула голову к Павлу. Он лежал, откинувшись на тощую подушку, и смотрел в потолок. Как мне показалось, очень сердито смотрел, с незнакомым, чужим для меня выражением. Но мне теперь почти все время так казалось, когда разговор случайно или нарочно касался детей.

– Ладно, – перевела я разговор на другое. – Что, спать?

– Ага, – согласился Пашка. – Давай. А то день сегодня долгий такой.

Правда, прежде чем лечь, мы все же опять сдвинули непокорные кровати, кое-как угнездились, и Пашка тут же заснул. Я даже не успела как следует уткнуться ему под руку, как привыкла, а он уже засопел, и следы усталости и раздражения исчезли с его лица, превращая его опять в моего любимого Пашку. Я же еще какое-то время ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее, но вскоре сон сморил и меня.

А вот проснулась я очень рано. За окном совсем рассвело, но, судя по тишине, окружающей нашу турбазу, никто еще не встал, даже визгов детей, к которым я, кажется, уже успела привыкнуть, слышно не было. Понимая, что больше заснуть мне удастся, я принялась раскручивать в голове вчерашний день и вечер.

Хотя думать в общем-то особо было не о чем.

Посиделки с шашлыками на берегу водохранилища, которое действительно находилось совсем рядом от нашего с Пашкой домика – не больше сотни метров по узкой тропинке, петляющей между молодых сосенок – могли бы быть вполне сносными, не будь все такими раздраженными и уставшими. Томка все еще дулась на Ваню. Вера пребывала в каком-то заторможенном состоянии. Пашка при виде детей, изображающих возле мангала, над которым колдовал Сергей, дикий танец африканского племени людоедов, каждый раз бледнел и менялся в лице. В довершение всего над всеми нами висел густой рой комаров, предвкушающих отменный ужин.

Мои воспоминания о неудачном вечере были прерваны настойчивым стуком в дверь. Хотя, как настойчивым. Будем честными – к нам ломилось стадо разъяренных медведей, если медведи вообще, конечно, ходят стадами…

Я толкнула Пашку.

– Паш, к нам там кто-то пришел, – прошептала я.

– Чего? Кто пришел? К кому пришел? Сколько времени? – он сел и бестолково заозирался вокруг.

– Не знаю я, сколько времени. Но к нам кто-то пришел… Слышишь?

Не услышать возню у двери мог только глухой.

– Если это снова эти чертовы дети, то я за себя не отвечаю! – в голосе Пашки явственно послышалась самая настоящая угроза. Он быстро натянул джинсы и направился к двери.

– Этсамое…

Хотя я еще не видела нашего гостя, но по первой реплике можно было сразу безошибочно догадаться, кто почтил нас с утра своим присутствием.

– Миша? – Пашка удивленно посторонился, пропуская внутрь Михаила, забыв видимо спросонья, что комната у нас одна, а я как бы еще при полном неглиже, а вернее совсем без неглижа сижу в кровати. Я быстро натянула одеяло до подбородка, укоризненно зыркнув на Павла. Тот мгновенно понял свою оплошность, покраснел, но дело было сделано – Миша смущенно топтался посередине комнаты, ставшей на удивление совсем тесной, и бестолково разводил руками.

– Паш, ты, этсамое, извини… Просто сил уже нет никаких… И хозяева там куда-то подевались, не открывают… Я подумал, может у тебя есть какие-то инструменты?

– Какие инструменты? – удивился Паша.

– Да хоть какие. Отвертка хотя бы… Там если на саморезы посадить, может оно и ничего еще будет, этсамое, – Миша неуклюже развернулся, чуть не опрокинув стол, потом, видимо, машинально стал садиться на стул, но тут же опомнился и подскочил, чем спас стул от бесславной гибели.

– Ты там что-то поломал? – догадалась я.

– А, Ян, доброе утро, этсамое, – он наконец посмотрел на меня, на наши сдвинутые кровати и густо покраснел. – Да, там, понимаешь, мебель какая-то хлипкая. Я очень старался, честное слово, – стал он сконфуженно оправдываться. – Но как-то не рассчитал.

– Миш, боюсь, я никаких инструментов не взял, – вздохнул Пашка. – Я же не знал. Теперь-то мне ясно, что надо было сюда все тащить, что есть. Молоток, пассатижи, набор отверток. Но мне и в голову не приходило…

– Миш, ты здесь? – с улицы до нас донесся голос Веры.

– Да, Вер, тут твой красавец! Заходи! – крикнула я.

Вера едва втиснулась в нашу комнату, ставшую до невозможности маленькой.

– Доброе утро! Мы вас разбудили? Миш, я же говорила, надо подождать, все еще спят.

– Поспишь тут, – буркнула я, снова выдираясь из щели между кроватями, куда меня опять занесло от неосторожного движения. – Всю ночь боролась с этой щелью! Не кровать, а пыточное орудие инквизиции какое-то!

– Ну, у вас хоть они выжили, кровати, – засмеялась Вера и тоже залилась краской, став очень похожей на своего возлюбленного.

Я представила себе Мишу с Верой, пытающихся предаться страсти на этих видавших виды кушетках, и совершенно неприлично расхохоталась.

– В хлам, насколько я понимаю? – давясь от смеха, уточнила я у смущенной парочки.

– Ох, Ян, не то слово, – Вера снова смущенно заулыбалась, стрельнув глазами в своего кавалера. – Миш, я там видела хозяев, кажется. Они, по-моему, с утра за грибами ходили, судя по корзинкам. Думаю, уже вернулись к себе. На ресепшен. – Вера выделила слово «ресепшен» голосом. – Ты сходи, спроси у них, есть ли еще другие кровати, ну, понадежнее, что ли? Я заплачу, если надо…

При упоминании о деньгах Миша сердито засопел.

– Не надо никому ничего платить, я все починю. Там, этсамое, не сложно. Главное, саморезы найти…

– Погоди, я сейчас умоюсь, пойдем вместе. Я помогу, – как всегда пришел на помощь Пашка.

– Ага, спасибо… Там, этсамое, совсем того… В общем, руины одни… Помощь мне не помешает…

Пашка скрылся в ванной, оттуда донесся уже привычный мне скрип и визг, которым почему-то сопровождалось любое включение воды, потом вышел, и они с Мишей отправились искать хозяев и инструменты.

Вера задумчиво присела на стул, проводив мужчин взглядом.

– Я так понимаю, ночь удалась? – ехидно поинтересовалась я.

– И не напоминай, – вздрогнула Вера. – Нет, Миша, он очень старался. Но какое там! Ян, я ничего не хочу плохого сказать про Ваню и Тому, но, честно говоря, я не очень понимаю мотивов, по которым можно было добровольно захотеть играть свадьбу в таком… как бы сказать… экзотическом месте. Может, лет двадцать назад меня и могла прельстить вся эта… походная романтика. Ты только не подумай, что я тут жалуюсь. Просто, ну, как бы, предупреждать же надо. Я, кажется, не так поняла, видимо… Ох, Ян, я же с собой несколько вечерних платьев взяла, три пары туфель и босоножек на каблуках. А выясняется, что надо было запасаться свитерами, джинсами и средством от комаров… Да в общем даже и не знаю. У вас вон в домике хоть шкаф есть, – Вера мотнула головой в сторону шкафа – полированного гроба на четырех ножках с рассохшимися дверцами. – А у нас даже платья мои повесить негде. Хотя… теперь уж что, какие платья…

– Понимаю, – ответила я, сползая с кровати и кутаясь в кусачее одеяло как в римскую тогу. – Я тоже, мягко скажем, к такому не готовилась.

Я подошла к нашему шкафу (у моей бабушки был такой же, темно-коричневый, блестящий, носивший гордое название «шифоньер»), открыла дверцу и сняла с единственной целой, не поломанной вешалки красивое темно-синее платье, купленное как раз для Томкиной свадьбы.

– Видишь, – я помахала им перед Вериным носом. – Я тоже на торжество ехала, а не у костра про «солнышко лесное» голосить. Томка сама в шоке, это Ваня ей сюрприз устроил.

– Да уж, – Вера печально осмотрела комнату. – Сюрприз так сюрприз. Слушай, я помню, хозяева что-то про столовую говорили. Как думаешь, там нас тоже ждет сюрприз, или есть шанс, что нас будут прилично кормить?

– Даже и не знаю теперь, – вздохнула я. – Пойдем, может, на разведку? Пока мужики там вашу мебель пытаются реанимировать.

– Пойдем, – согласилась Вера.

Вера подождала, пока я оденусь, и мы с ней двинулись на ресепшен.

– Эта Женя вроде же вчера говорила, что столовая там, где ресепшен, да? – Вера обернулась ко мне.

– Да вроде, – пожала я плечами. – Там же все равно, кроме этого сарая нет больше ничего.

Узкая тропка от нашего домика вывела нас на широкую, хорошо утрамбованную дорогу, которая делила все остальные домики на две стороны, словно центральная улица. Здесь даже сохранились столбы с кое-где уцелевшими указателями. Один из таких указателей гласил «Столовая», показывая в сторону резкого поворота, который делала основная широкая дорога.

– Все правильно. Нам туда! – ободряюще улыбнулась я.

Утро было свежим, даже слегка прохладным, и тишину нарушали лишь птичьи трели и жужжание насекомых. За макушками деревьев голубело небо, а поднимающееся солнце обещало жаркий летний день. Словом, если закрыть глаза на убогость и обшарпанность маячивших между елками домиков, картина была просто благостная, пастораль, да и только. Ее даже разговорами нарушать не хотелось. Так, в полном молчании, мы с Верой добрались до ресепшена.

Железная дверь была распахнута, и мы тихонько просочились внутрь. Ресепшен встретил нас полумраком и запахом грибов. Женя сидела на шатком стуле возле письменного стола, который, наверно, и символизировал собой тот самый таинственный ресепшен, и, вооружившись ножом, ловко перебирала грибы. Вынимала из стоявшей тут же на столе корзины, разрезала, критически осматривала, годные откладывала прямо на стол, в сторону, а забракованные бросала в таз, зажатый у нее между ног.

– Рановато встали, – Женя широко улыбнулась и сдунула упавшую на лицо прядку волос. – Хорошо, Галя уже тут. Галя! – закричала она, отвернувшись от нас в сторону узкого и темного коридора. – Галь, тут девчонки уже встали, ты их покорми, пожалуйста.

Оттуда донеслось бряцанье крышки, очевидно, Галя подтверждала, что готова нас накормить. Женя опять улыбнулась нам и, показав рукой, в которой она держала нож, в сторону коридора, сказала:

– Столовая там. Только по коридору идите осторожно, темновато у нас. Сережа лампочки уже вывернул, но он потом вкрутит, не беспокойтесь.

И она, выудив из корзины очередной гриб, вернулась к прерванному занятию.

– А на обед, видимо, нас будут потчевать этими самыми грибочками, – шепнула я Вере на ухо, пока мы пробирались по темному коридору. – Надеюсь, что Женя знает в них толк, и нас не накормят какой-нибудь бледной поганкой.

– Думаешь, все настолько плохо? – тихо спросила Вера, кажется, стремительно теряющая чувство юмора по мере погружения в реалии этого замечательного во всех отношениях места.

– Не знаю, – честно сказала я, и мы вышли на свет, щурясь, как извлеченные из-под земли кроты.

В общем и целом, столовая была не так уж и плоха. Признаться, я ожидала увидеть худшее, а тут оказалась вполне себе сносная столовка, гармонично вписывающая в окружающий быт, к которому я начала уже привыкать. То есть она не была хуже или лучше всех этих домиков, обветшалой мебели, покосившихся столбов с уцелевшими указателями – она была такой же. Словом, не выбивалась из общей картины, а дополняла и продолжала ее, демонстрируя стойкую верность традициям.

В ничем не задернутые окна, которые здесь были шире, чем с другой стороны сарая, пардон, ресепшена, светило солнце, и в теплой паутине, сотканной солнечными лучами, столбом стояла едва заметная пыль. Над небольшими, покрытыми клетчатой клеенкой столиками, выстроенными в два ряда, лениво жужжали толстые сонные мухи, а у приткнувшейся к стене раздаче возилась к нам спиной высокая крепкая женщина в белом халате и поварской шапочке – несомненно, та самая Галя.

Вера смущенно кашлянула, привлекая к нам Галино внимание.

– И чего людям не спится? – сказала Галя, вроде бы и нам, а вроде бы и самой себе. – У меня еще вообще-то ничего не готово.

– Извините, если еще не готово, так… – начала оправдываться вежливая Вера, но Галя недовольно перебила ее.

– Садитесь уже. Сейчас накормлю.

Мы робко притулились за первым попавшимся столом. Повариха скрылась за дверью позади раздачи, что-то бормоча себе под нос. Мы и правда пришли рановато, Галя, видимо, только-только приступила к выкладке завтрака. Рядом с раздачей стояли два синих эмалированных ведра, на одном из который сбоку красной краской было написано «чай», а на другом – «пищевые отходы».

– Ян, может, подождем остальных? – Вера почему-то сильно нервничала. – Мы же просто посмотреть хотели? Я еще не проголодалась даже…

– Поздно, – сообщила я, глядя, как к нам приближается монументальная Галя с подносом в одной руке.

В таких же подносах, насколько я помню, нам подавали обед в школьных столовках. Даже не думала, что такие еще остались. На коричневом подносе стояли две глубокие тарелки, наполненные белой склизкой жижей, в которой я с ужасом узнала кошмар моего советского детства. Манная каша. С комочками. Неужели та самая? Я замерла, с ужасом глядя на поднос.

Галя поставила перед нами кашу и еще одно блюдце с двумя кусочками белого хлеба, на каждом из которых лежал квадратик сливочного масла.

– Вообще я вам тут не прислуга, – жестко заявила Галя. – В следующий раз сами себя обслуживать будете. Подносы в том конце раздачи, в хвосте очереди. Это понятно?

– Понятно, – кивнула я, живо представив себе, как мы тут встанем живой очередью и будем самообслуживаться. Пашка, Миша, дети эти с Казимиром…

– Сейчас еще кофий принесу, – Галя зажала освободившийся поднос под мышкой. – С молоком.

– А можно мне черный? – тихо попросила Вера.

– Чего черный? – не поняла Галя.

– Кофе.

– У нас оно здесь только с молоком. Могу чаю предложить, – Галя махнула рукой в сторону эмалированного ведра с надписью «чай». – Будете?

– Нет-нет, – Вера торопливо замотала головой. – Мы кофе. Совсем даже и необязательно, чтобы оно… он был черным. Можно и с молоком.

Интеллигентная Вера здорово тушевалась под суровым взглядом монументальной Гали, и та это живо просекла. Она довольно хмыкнула, окатила Веру презрительным взглядом и, бросив нам «приятного аппетита», удалилась, по всей видимости, за кофием, оставив нас наедине с завтраком.

– М-да, – я уставилась в тарелку с кашей, пытаясь подавить подступившую тошноту.

– Ян, это что? Манная каша? – Вера вслед за мной принялась разглядывать это блюдо дня даже с некоторым благоговением, словно ей предлагалось попробовать что-то крайне раритетное и ценное. – Я такого лет двадцать не видела…

– Я тоже. И, честно говоря, не очень страдала. Не думала, что мне снова доведется сие лицезреть.

Галя снова выплыла из своей каморки, выставила на стол два граненых стакана со светло-коричневой жидкостью и положила две видавшие виды алюминиевые ложки.

– Ешьте, пока не остыло! – приказала она, и под ее недобрым взглядом мы с Верой послушно схватились за ложки. Не знаю, что чувствовала Вера, а я снова как будто оказалась в детском саду, где воспитатели зорко следили, чтобы детишки не отлынивали от приема пищи и потребляли калории в полном объеме.

Галя оставила нас одних, а мы так и сидели с Верой друг напротив друга с поднятыми ложками и не решались отведать угощение.

– Вообще-то, я не очень голодна, – вежливо сообщила мне Вера.

– Я тоже, но что-то мне подсказывает, что до обеда другой еды не будет, – ответила я, прикидывая, как быстро меня стошнит, если я попытаюсь запихнуть в себя хотя бы ложку. Детские воспоминания выплыли откуда-то из дальних уголков подсознания, и я снова увидела себя пятилетней щуплой девочкой, которую заставляли есть эту самую кашу, угрожая тем, что я не выйду из-за стола, пока не порадую воспитательницу пустой тарелкой. Сколько неприятных минут я провела вот так, сидя наедине с этой манной кашей, я не берусь подсчитать. Но эти минуты занимали львиную долю моих детских воспоминаний о посещении садика. И вот, зрасьте-приехали.

– А это что? – Вера так и не решилась попробовать кашу, отложила ложку и уставилась на стакан.

– Кофий, тебе же сказали, – хмыкнула я. – Не латте, конечно. Но другого тут нет!

– Да уж, не латте, – Вера поднесла стакан к лицу, с опаской принюхалась, а потом ее глаза округлились. – А это что?

– Пенка, – сообщила я. – Та самая! Здравствуй, детский сад «Солнышко», средняя группа. Не думала, что ты настигнешь меня спустя тридцать лет.

Вера вздохнула, отставила свой стакан и с ужасом покосилась туда, где, судя по гремящим кастрюлям, пребывала Галя.

– Ян, а как ты думаешь, она, Галя эта, не очень обидится, если я ничего есть не буду?

– Кто ж ее знает, – я взяла хлеб и стала пытаться ручкой от ложки размазать по нему твердое масло. Масло отчаянно сопротивлялось. – Может, она будет нам мстить за то, что мы не оценили ее кулинарные способности. Подкарауливать по ночам и заставлять давиться манной кашей на скорость.

Вера дико на меня посмотрела.

– Да шучу я, – поспешила заверить я подругу. – Не знаю, как тебя, а меня никто не заставит снова пройти через детсадовские унижения и отведать эту гадость. Даже если я помру от голода в этом богом забытом месте. Попробую дотянуть до обеда с помощью этого бутерброда. Знаешь, а мысль о Жениных грибочках уже не кажется мне такой уж плохой.

– Мы-то, может, и дотянем, – снова вздохнула Вера. – А наши мужики?

– А что мужики? Может, Пашка любит манную кашу? Кто его знает? Я ему ни разу ее не готовила, но вполне возможно, что в детстве это было его любимым лакомством. А Миша… Черт, Миша!

Я представила себе огромного Самсонова, вынужденного выживать на манке. И невольно расхохоталась.

– Знаешь, сколько он есть? – прошептала мне Вера, снова покосившись в сторону кухни и приблизившись ко мне, словно мы составляли какой-то заговор.

– Догадываюсь, что он не на шпинате и сельдерее так вымахал. Слушай, я готова отдать свою порцию в его пользу. Она же вроде сытная, эта каша…

– Я ему каждое утро делаю омлет из пяти яиц с колбасой, помидорами, луком и сыром. И он еще почти целую булку хлеба за раз сметает. Тоже с колбасой…

При упоминании о Верином омлете, воздушном, горячем и неимоверно вкусном, у меня рот наполнился слюной.

– Слушай, а может поговорить с этой Галей? – продолжила Вера. – Ну, или с Сережей и Женей. Я могу им доплатить, сколько надо. Ну, просто Миша же так не протянет долго. Мы-то ладно, можно даже воспринимать это как диету. Я так точно похудею и сброшу этот ненавистный килограмм, который мешает мне жить. Но Миша?

Вера постоянно боролась с каким-то мифическим, на мой взгляд, килограммом, который отравлял всю ее жизнь. Лично я не видела у нее никаких признаков лишнего веса, но Вера упорно стояла на своем. И иногда устраивала себе разгрузочные дни и садилась на диеты, выискивая все новые варианты в соцсетях. Я такой фигней не страдала. Мне повезло, мой метаболизм позволял мне питаться чем угодно и в любых количествах. И поесть я очень любила. И мне, в отличие от Веры, нечем было себя утешать, ввязываясь в эту вынужденную голодовку. К тому же, мне теперь надо, вроде как, за двоих питаться. От этой мысли я помрачнела.

– Ладно, Вер, разберемся. Сейчас надо думать, как улизнуть из столовой, не привлекая внимания этой самой Гали. Черт ее знает, может, она будет настаивать на том, чтобы мы предъявили ей чистые тарелки на выходе?

– Ты думаешь? – перепугалась Вера.

К счастью, думать над тем, как отвлечь Галю, нам не пришлось. На улице раздался дикий визг, потом грохот, потом чей-то рев и топот. Топот неумолимо приближался.

– Черт, как же я забыла, вожди краснокожих же, – пробормотала я. – Вероятно, вместе со своей милой сестричкой и ее замечательным питомцем Казимиром…

– Казимиром? – Вера побледнела, как полотно. – Каким Казимиром? Ты же не думаешь, что они могут притащить своего монстра прямо сюда?

Ответить я не успела, потому что в столовую с воем ворвались Елик и Ерик, за ними их сестричка Вилка, следом пытающаяся утихомирить их бабушка, будущая Томкина свекровь, и, кажется, Коля.

– Слушай, – тихо сказала я, наклоняясь к Вере. – Давай отсюда по-быстрому свалим. Пока никто не видит.

– Давай свалим, – кивнула Вера.

И мы, пока вся эта команда нас не засекла, быстренько выскользнули из столовой.

На ресепшене никого не было. Только корзинка с остатками неразделанных грибов стояла на столе.

– Погоди, – затормозила я.

– Чего?

– Да так, – мой взгляд зацепился за стену, где на вбитых гвоздиках висели ключи с номерками. – Нам с Пашкой всего один ключ дали от домика. Ты иди, а я посмотрю второй.

– Наверно, не очень хорошо без хозяев брать, – засомневалась Вера.

– Ну может и нехорошо, – пожала я плечами. – Только ты как хочешь, а я сегодня ни на этот чертов ресепшен, ни в столовую больше ни ногой. Иди, я сейчас ключ найду и догоню тебя.

Вера кивнула и вышла на улицу, а я, обогнув стол и подойдя к стене, принялась осматривать ключи, пытаясь найти с номером «тринадцать». Неожиданно краем глаза я заметила что-то красное в корзинке с грибами, обернулась и, влекомая любопытством, сунула нос в корзину. В ней, почти на самом дне, чуть подзаваленная остатками грибов, лежала окровавленная тряпка, из которой выглядывал длинный, острый нож…

8.

– Ты не понимаешь, он точно был в крови!

Мы с Верой шли по тропинке к нашим домикам, и я рассказывала ей про найденный мною нож. События последних нескольких месяцев научили меня не трогать разные подозрительные предметы и уж тем более окровавленные ножи, но, даже не трогая, я хорошенько разглядела зловещую находку на дне Жениной корзины с грибами. Нож был завернут в белую тряпку – то ли в большой носовой платок, то ли в косынку – и эта тряпка была изрядно пропитана кровью.

– Ну почему сразу в крови? Может, просто в чем-то испачкан, – Вера не прониклась моими подозрениями. – Мало ли, что они им делали?

– Вер, ну что можно делать с ножом в лесу, чтобы он оказался в крови? От кабанов и волков отбиваться?

– А что тут есть кабаны и волки? – засомневалась Вера, немного испуганно посмотрев на темнеющие деревья.

– Вряд ли. Это Подмосковье, а не глухая тайга. Тут наверняка полно всяких поселков и дач вокруг. Откуда тут волкам-то взяться?

– Да? А может быть кого-нибудь отправить в один из этих поселков? Там же наверняка должны быть магазины. Еды какой прикупить, – проблема голодающего Миши явно волновала Веру больше, чем наличие окровавленного ножа в корзине нашей хозяйки.

– Ну, не знаю, мы же без машин, – я задумалась. Вообще-то идея была неплоха. Я бы не отказалась иметь в запасе еду, как альтернативу Галиной стряпне. – О, смотри, Ванька!

Нам навстречу шел Стрельцов, помахивая ключами.

– Привет! Доброе утро! – бодро поздоровался он, увидев нас.

– Привет, Вань! Ты куда это собрался? На завтрак?

– Ну да, перехвачу что-нибудь и поеду в Москву. Надо уже вашу Свету с ее финским мужем встречать. Они уже скоро прилетают.

– Счастливые, они еще не в курсе, что их ждет, – хихикнула я. – Ты багажник машины уже забил всякими вещами? А колья от беседки в салон натыкал? А то нечестно, нам такой незабываемый вояж устроил, а Светка с финном лишатся такого увлекательного приключения.

– Очень смешно, – буркнул Ванька.

– Ну ладно, иди позавтракай, – смилостивилась я. – Приятного аппетита!

Ванька проследовал мимо нас к столовой, а я подмигнула Вере:

– Надеюсь, он любит манную кашу. Пойдем к Томке зайдем, нам как раз по дороге.

– Пойдем, – согласилась Вера.

Томка стояла на веранде своего домика и разговаривала с кем-то по телефону. Мы подошли ближе.

– Там все просто же! Ваня же тебе схему кинул! Как съедешь с Можайки, третий поворот налево. А потом прямо по проселочной дороге! Ага, да, мы тебя ждем!

– Привет, Том! Кого это мы ждем? – поинтересовалась я.

– Да Васька там с утра плутает. Он специально ни свет ни заря выехал, чтобы пораньше проскочить, до пробок. Ваня ему уже схему начертил и три раза объяснил. Надеюсь, что в этот раз он не промахнется.

– О, Васька – это здорово! Сто лет его не видела! – обрадовалась я нашему с Томкой однокурснику. – Он один или с очередной мадам?

– С очередной, – проворчала Томка. – Да пусть будет, у нас же все по парам. А то, ты же знаешь Ваську, начнет к кому-нибудь клинья подбивать, он без этого не может. А тут при своей бабе. И всем спокойно. А вы откуда?

– Мы из столовой. Позавтракали. Ты, кстати, что не идешь? Там такая Галя замечательная кашеварит, тебе понравится.

– Да? Сейчас схожу, посмотрю, – подхватилась Тома, потом вдруг остановилась и внимательно посмотрела на меня. – Что ты ржешь, Ян? Что не так с Галей и завтраком?

– Ты иди, Том, иди. Не хочу портить сюрприз.

– Та-а-а-ак, – Тома устало опустилась на стул. – Я подозревала что-то в этом роде. А ведь эта Галя нам банкет будет готовить, свадебный… Черт, я все-таки убью Ваньку!

– Да погоди ты убивать жениха, – попыталась я сдать назад. – Может, оно и ничего еще. Вполне вероятно, что она, эта Галя, умеет готовить что-то еще кроме манной каши. И потом мы с Верой не пробовали. Вдруг это вкусно? Просто мы не любители такого, но ежели кому нравится…