Труп в летнюю ночь
– Какая вилка? – удивилась я. – Ты что, стол сервируешь?
– Что? Какой стол? Ян, слушай, я сейчас не могу говорить. Передай этому… моему любезному женишку, что мы тоже добрались, и я с нетерпением его жду!
Тон, которым Томка произнесла слово «женишок», был не очень обнадеживающим. Что-то мне подсказывало, что Томка ждет его с нетерпением вовсе не для того, чтобы заключить в нежные объятия.
– Том, что там происходит? И почему ты сама ему не позвонишь? Вот он тут рядом почти…
– Потому что не хочу я ему звонить. Боюсь, что на эмоциях сейчас наговорю ему всякого… такого… Нет, ну я тоже, конечно. Как я могла не узнать подробности… Вот доверяй мужикам после этого… Вилка! Да уймитесь вы!
В телефоне заверещали так, словно у Томки кого-то только что зарезали самым жестоким способом.
– Да что там у тебя происходит? – не выдержала я.
– Все, Ян, не могу говорить! Жду вас.
И Томка отключилась.
Я подошла к машине, задумчиво вертя в руках телефон. Удивительно, но каким-то волшебством Вере удалось совершить невозможное. Все четыре чемодана были уложены в багажник и утрамбованы среди других вещей. Правда еще оставалось куча непонятных пакетов, да и металлическая конструкция из салона никуда не делась.
– Вань, мне Томка звонила. Просила тебе передать, что они добрались и она с нетерпением тебя ждет, – сообщила я.
– А, ну хорошо, спасибо, – Ваня, похоже, не заметил иронию в моем голосе.
– Вань, а кто это «они»? С кем там Томка добралась? – уточнила я на всякий случай.
– С семьей моего брата. Я их утром всех отправил на турбазу, а сам сюда рванул в Москву, за беседкой этой, ну и вас встречать… Все, что ли? Вер, я боюсь, что в багажник мы уже ничего не запихнем…
– Да, пожалуй, ты прав, – согласилась Вера. – Теперь осталось разместиться в салоне.
Мы впятером уставились внутрь машины. На мой взгляд, дело заранее было обречено на провал. Но Вера так не считала. Она снова засуетилась, раздавая мужикам команды. Я даже залюбовалась ими и их четкими и слаженными действиями. Особенно Верой. Теперь я понимала, почему она смогла поднять свой собственный бизнес и на равных конкурировать с тем же Пашкой.
Минут через десять Вера вздохнула и заявила.
– Пожалуй, это все, что можно сделать в этих обстоятельствах. Лучше не будет. Надеюсь, нам не очень далеко ехать…
– Ну, как сказать, – замялся Стрельцов. – Километров сто примерно. Почти до Можайска… Но сейчас вроде пробок быть не должно, быстро долетим. Наверно…
– Сто километров в этом вот… да еще и с Мишей! – простонала я, заглядывая в салон. Штыри все еще были там, оно и понятно, куда их можно было деть? Правда, теперь они располагались более упорядоченно и даже где-то эстетично.
Сзади виновато засопел Миша.
– Я, этсамое, Вань, может на электричке как-то можно? Я бы тогда добрался сам, как-нибудь.
– Не говори глупостей, – решительно отвергла его самопожертвование Вера. – Ничего, пару часов потерпим. Ты залезай на переднее сиденье, все равно больше никуда не поместишься. Хорошо бы тебе под ноги эту коробку засунуть, а, впрочем… что это я говорю? Какую коробку? Сам бы уместился. Лучше вот, возьми этот пакет к себе на колени.
Миша, покорно пыхтя, полез в салон. Я с интересом наблюдала, как Ванькин джип угрожающе накренился под весом Самсонова.
– Вер, я все, этсамое… Давай сюда пакет…
Миша страдальчески взирал на нас из салона. Выглядело это так, словно его сложили вчетверо – его колени находились примерно на уровне ушей.
Пашка подал Мише огромный пакет, и мы перестали его видеть – он просто потерялся среди вещей.
– Так, теперь мы, – Вера внимательно посмотрела на нас с Пашкой и на не поместившиеся в багажник вещи. – Янка, ты – самая маленькая. Лезь в центр!
– Ну, конечно, кто б сомневался, – проворчала я. – Куда тут лезть? Тут повсюду палки эти от беседки…
– Аккуратно, подлезай вот сюда! Ян, ты прости, но мы с Пашкой точно такой трюк не провернем. Давай, у тебя получится.
– Угу, я вам что, цирковая обезьянка? – я обреченно полезла в салон, следуя указаниям Веры, извиваясь как какой-то питон. – Смертельный номер! Женщина-змея! Исполняется профессионалом, слабонервным не смотреть!
В результате я оказалась посредине заднего сидения, зажатая между двумя штырями от беседки. Для полного счастья Вера сунула мне на колени огромный прозрачный пакет, окончательно замуровав меня в салоне.
– Сто километров, мать вашу, – простонала я. – Ваня, я убью тебя, если когда-нибудь выберусь отсюда! Дорога-то хоть хорошая?
– Ну, сначала по Киевке поедем, там все хорошо, – ответил Ваня. – Потом уйдем на Минку, там до Кубинки тоже трасса новая. А вот дальше придется уходить на Можайку, и там все не так ровно, есть некоторые участки… А потом и вовсе… Но это немного, километров десять-пятнадцать…
Пока Ваня рассказывал нам маршрут, Вера с Пашей заняли места по обе стороны от меня. Я почувствовала себя селедкой, которую засунули в бочку и приготовили к засолу. Стрельцов запихнул в салон последние тюки и пакеты, распределив их на полу и между нами, после чего захлопнул двери с обеих сторон, а сам уселся на водительское сидение, и мы тронулись. Запахло бензином, и меня немедленно замутило. Машину явно клонило вправо, и немудрено, справа у нас сидел Миша.
– Еще это, у меня кондиционер сломался, – сообщил Ваня, выруливая со стоянки.
– Ну все, ты труп, – прохрипела я. – И мне плевать, что моя лучшая подруга станет вдовой, так и не успев выйти замуж. Стрельцов, я тебе этого никогда не прощу!
– Ян, все так плохо? – голос Пашки прозвучал глухо, его лицо было плотно закрыто каким-то тюком. – Ты там как? Может быть, есть какие-то другие способы добраться до этой базы? Например, я могу вызвать такси…
– Да какое такси, ты не объяснишь, как туда добраться. Там не очень с указателями… Да и сдерут с тебя столько, что мало не покажется, – ответил Стрельцов.
– Да черт с ними, с деньгами! – Пашка, кажется, всерьез разволновался, гора мешков, за которой сидел мой любимый, угрожающе заколыхалась.
– Нормально все, Паш. Я потерплю. Окна только откройте, дышать нечем.
Я заерзала, пытаясь хоть как-то устроиться, чтобы на меня не давили штыри, и тут мой взгляд упал на пакет, лежащий прямо на моих коленях.
– А-а-а-а-а! – заорала я в ужасе, а Ваня резко вильнул рулем, отчего машину повело, и Мишино сидение, за которым с трудом размещалась Вера, сдвинулось назад, вероятно больно прижав Веру.
– А-а-а-а-а! – не выдержала Вера, а Миша впереди отчаянно завозился, пытаясь вернуть свое сиденье обратно, отчего машину повело уже в другую сторону. Наверно, со стороны выглядело, будто бы какие-то извращенцы устроили на ходу оргию, раскачивая джип в порывах бурной страсти.
– Яна, что случилось? – пакеты, за которыми прятался Павел пришли в движение и непременно обрушились бы, если бы было куда.
А я завороженно смотрела на прозрачный пакет передо мной, из которого на меня смотрела отрубленная голова какого-то щекастого ребенка.
– Ради бога, Ваня! Что это? – выдавила я из себя. – Кто это тут? О, боже!
– Что? – Ваня умудрился извернуться и посмотрел на меня и на пакет. – А это… Это он… Ну, как его… Который на крыше будет беседки…
– На крыше? Кто у тебя будет на крыше? Карлсон что ли, долбаный?
– Не, этот… черт, забыл… Купидон!
Вера начала издавать какие-то странные звуки, похожие на хрюканье.
– Купидон? Это, мать его, Купидон? – я смотрела на скалящегося уродца, не в силах поверить, что эта разбойничья ухмылка может принадлежать богу любви. – Вань, а что у него с лицом? У него такое выражение, словно он хочет меня сожрать живьем. Ей-богу, он мне теперь сниться будет по ночам.
– Ну, не знаю, я его лицо не разглядывал, если честно, – признался Ваня.
– А почему тут только одна голова? Зачем вы его расчленили? – никак не могла я прийти в себя от внезапного потрясения.
– Еще не хватало, чтоб он тут у нас целый ехал, – подал голос Павел. – Тут и без Купидона весело.
– А я тут думаю, этсамое… Что это у меня тут в пакете за отрубленные конечности? – сообщил Миша. – Наверно, это его запчасти, в смысле, части туловища, Купидона, то есть… этсамое…
Вера где-то справа от меня зашлась в диком хохоте, а Пашка добавил:
– Осталось выяснить, где тут еще спрятаны лук и стрелы. Они же тоже должны к нему прилагаться, насколько я помню? Надеюсь, они не вылезут откуда-то в самый неподходящий момент…
– Они вроде бы в багажнике, кажется, – не очень уверенно ответил Стрельцов.
– Надеюсь, что это так, – зло сказала я. – Потому что, если я найду тут оружие, я точно знаю, как я его применю. И боюсь, Ваня, тебе это не понравится.
– Ну все, Ян, перестань, – Вера отсмеялась и даже умудрилась выглянуть из-за пакетов и тут же с интересом начала рассматривать физиономию Купидона. – Ничего он не уродливый. Так, слегка измучен судьбой. Но мне кажется, мы тут все скоро будем на него похожи…
– Ну, простите, я правда не думал, что все так выйдет, – покаянно произнес Стрельцов. – Я постараюсь побыстрее доехать. Все, мы уже на Киевке, дорога свободная, домчу в лучшем виде.
И он включил радио.
«Что ж ты, фраер, сдал назад, не по масти я тебе?» – заорал мне прямо в ухо хриплый мужской баритон из динамика, и я, простонав «Пристрелите меня!», закрыла глаза.
Поездка обещала стать незабываемой.
5.
– Мама, мама, а чего он?
– Ща, как дам!
– А-а-а-а… ы-ы-ы…
– А ну прекратили оба, я кому сказала!
– А чего он?
– Э, зырь, какой дядька толстый!
– Я кому сказала, так нельзя говорить!
– Капец, жирный какой…
Я наконец вылезла из машины. Меня мутило и, казалось, сейчас вырвет. Сто километров до Можайского водохранилища обернулись для меня сущим кошмаром. Последние полчаса я даже не мечтала – просто молилась, чтобы поскорее добраться до места. Хотелось всех убивать медленно и со вкусом – в первую очередь Стрельцова, конечно, устроившего нам такой замечательный аттракцион. Потом, разумеется, Мишу, за то, что он, видимо, в детстве, слишком хорошо кушал и вымахал такой большой и красивый. Веру тоже, на мой взгляд следовало прибить – исключительно за неиссякаемый оптимизм. Даже Пашку, и того хотелось тихонько придушить на очередном повороте или особо чувствительной колдобине за его бесконечные «Яна, ты как? Тебе плохо, Яна?» Да, мать вашу, мне было плохо. Очень плохо. У меня шея была зажата металлическими штырями. Я чувствовала себе Марией-Антуанеттой на гильотине. И готовила прощальную речь.
Поэтому, когда Ваня, сделав резкий разворот, залихватски притормозил свое шикарное средство передвижения, по ошибке названное машиной, возле обшарпанного деревянного домика, я буквально кульком вывалилась вслед за Верой, мечтая упасть на травку, мягкую, пахнущую теплым августом и отпуском, вдохнуть полной грудью лесной воздух и насладиться тишиной.
С августом, отпуском и лесным воздухом был полный порядок, а вот с тишиной не задалось с самого начала. Я еще не успела выбраться из Ваниного драндулета, как уши заложило от пронзительных детских визгов.
Так мог кричать только Вождь Краснокожих, и я сразу вспомнила сакраментальное: «успеем добежать до канадской границы». А пришедший на память последний телефонный разговор с Томкой, во время которого, явно, кого-то зарезали, придал мысли о канадской границе особый смысл и привлекательность. Увы, то, что мне до нее не добежать, стало ясно почти сразу – потому что вождей краснокожих было двое. Два светловолосых, абсолютно одинаковых на мой взгляд пацана, лет шести-семи, обступили Мишу и орали, перебивая друг друга.
– Дяденька, ты чего такой большой?
– У-у-у, смотри, какой у него живот!
– Зырь-зырь сюда!
– Дядя, дядя! – один из пацанов дергал Мишу за рукав. – А ты чего какой толстый? Ты что ли арбуз проглотил, а?
Миша стоял, и на лице его расплылась такая счастливая улыбка, что я даже за него испугалась. Не укачало ли Мишу, часом в пути, все-таки машина у Вани была, мягко говоря, совсем не очень. Да и проселочная дорога, на которую мы свернули где-то минут двадцать назад, была такая… очень русская что ли…
В общем, если судить по Мишиному лицу, он испытывал самые благостные эмоции, чего нельзя было сказать об остальных. Вера растерянно моргала, не зная, как себя вести. Пашка хмурился, и я только сейчас заметила, что его футболка была в мокрых пятнах.
– Это у тебя чего? – спросила я.
– А! – Пашка сердито махнул рукой и поспешил к Ване, который суетился у багажника.
– Это мы делали водный салют! – девочка лет десяти, с узким подвижным лицом, неизвестно как оказавшаяся рядом, помотала у меня перед носом водяным пистолетом. – Хотите?
– Н-н-нет, – попятилась я. – Давай уж обойдемся без салюта.
– Как хотите, – равнодушно сказала девочка и тут же заорала так, что я вздрогнула. – Мама!
– Господи, – прошептала я. – Стрельцов, скотина ты эдакая, ты куда нас привез?
Никто мне, конечно, не ответил. Стрельцов с Пашкой и еще с каким-то мужиком, чуть помоложе, но при этом довольно потасканном, худым, с намечающейся лысиной, в застиранной камуфляжной майке и таких же застиранных трениках, уже закончили выгружать из багажника вещи и теперь, переругиваясь, пытались освободить салон Ваниной машины от штырей, которым каким-то неведомым образом предстояло стать воздушной беседкой, хотя лично я бы с удовольствием их использовала в качестве кола.
От кровожадных мыслей меня отвлекла Вера.
– Яна, – растерянно сказала она. – А мы точно приехали, куда собирались?
Перемена, произошедшая с Верой, прямо сказать, поражала. От спокойной собранной и деловой Веры, которая буквально час назад в аэропорту раздавала мужикам четкие указания, руководя процедурой погрузки, ничего не осталось. Она недоуменно и даже как-то испуганно озиралась по сторонам. Я проследила за Вериным взглядом.
Ваня припарковал машину на каком-то пятачке, на котором даже сохранились следы асфальта – островки цивилизации, затерявшиеся среди утрамбованного грунта, который, как я совершенно справедливо подозревала, после первого же дождичка должен был превратиться в непролазную грязь. Остатки этой асфальтовой дорожки вели к деревянному строению типа барак, некогда даже покрашенному в зеленый цвет восхитительного болотного оттенка, с небольшими окнами и почему-то железной дверью. Наверняка, если нас здесь застигнет условный зомби-апокалипсис, в этом бараке будет очень удобно отстреливаться от зомбаков. Я даже представила, как Стрельцов с Мишей мужественно стреляют из этих бойниц по мертвякам из табельного оружия. Штыри от беседки тоже могут пригодиться, их можно использовать, как копья, чтобы насаживать на них особо рьяных тварей.
– А здесь вообще, чего такое? – мысли о кровавой расправе над ничего не подозревающими зомби были прерваны тихим голосом Веры. Она показывала рукой на это обшарпанное здание, и ей, видимо, не терпелось узнать, что же находится за железной дверью.
– Тут у нас ресепшен, – девочка, которая, как, мне казалось, минуту назад куда-то испарилась, бесшумно вынырнула из-за моей спины.
Ничего неуместнее слова «ресепшен» применительно к этому деревянному бараку я даже вообразить себе не могла. Вера, видимо, тоже до этого как-то иначе представляла себе ресепшены, ее удивленный взгляд говорил об этом совершенно определенно.
– А-а-а, ресепшен, – задумчиво протянула она. – А там?
Она кивнула в противоположную сторону. Напротив ресепшена возвышался какой-то деревянный настил, укрытый навесом наподобие веранды в детском саду или сцены в пионерском лагере. В настил, судя по всему, намертво был вмурован длинный деревянный стол с двумя такими же длинными скамьями по бокам. А дальше сразу начинался лес, хотя нет, между этой импровизированной сценой и непролазными кустами я углядела что-то типа пятачка с мангалом. И это слегка примирило меня с суровой правдой бытия Можайской глубинки.
Я даже заулыбалась, но тут воздух прорезал истошный вопль. Вожди Краснокожих, как же я про них забыла. Мы с Верой одновременно обернулись на визг, раздававшийся откуда-то с правой стороны дома с ресепшеном.
Миша, который успел отвести горланящих пацанов в сторону, пока мы с Верой разглядывали окрестности, теперь возвращался. Два мальчишки, пиявками присосавшиеся к Мише, висели на нем с двух сторон, один на правой руке, другой – на левой. А Миша, раскатисто хохоча, так, что, наверно, эхо долетало до Москвы, изображал из себя то ли вертолет, то ли карусель, то ли ветряную мельницу. Мальчишки визжали, и я подумала, что мы тут все, по всей видимости, коллективно сошли с ума, надышавшись с непривычки озоном.
– Ну все, пацаны, – Миша остановился и перевел дух. – Аттракцион окончен.
– Еще, еще! – заголосили мальчишки. Вера болезненно поморщилась.
– Мальчики, оставьте дядю в покое!
Визгливый женский голос ударил по ушам так, что мы с Верой опять вздрогнули. Из-за спины Миши показалась маленькая полная, если не сказать толстая женщина в розовой маечке на тонких бретельках и небесно-голубых шортиках в мелкий цветочек, обтянувших ее рыхлые незагорелые ляжки. Это, видимо, была мать пацанов. Она ловко отвесила правой рукой подзатыльник одному, левой сдернула второго, повисшего на Мишином локте (пацан, правда, со скоростью обезьяны тут же вскарабкался на Мишу снова), и только потом увидела нас с Верой. Запоздало нацепив на лицо дежурную улыбку, она заулыбалась, демонстрируя мелкие хищные зубы. Я с удивлением разглядывала ее. Пялилась, не в силах отвести взгляд, на дурацкую розовую майку, на пони с радужным хвостом – рисунок, причудливо растекшийся на груди и затерявшийся в складках живота.
– Здравствуйте, я – Эвелина, жена Ваниного брата, – женщина протянула пухлую руку Вере. Меня она не сильно заметила. – А вы, Яночка, подруга Томочки?
– Нет, меня зовут Вера, и я…
Вера не договорила, ее взгляд опять во что-то уперся.
– Мама, – тихо сказала она и вцепилась мне в руку. А я истошно завизжала. За моей спиной послышался звук падающих металлических предметов, очевидно, запчастей свадебной конструкции, и сразу же появился Пашка со своим уже привычным:
– Яна, что случилось?
–М-м-миша, – дрожащим голосом сказала я, показывая пальцем на широкую Мишину спину. По его белой футболке полз огромный волосатый паук, словно явившийся сюда прямиком из моих самых страшных детских кошмаров. Вообще-то я была смелая девочка, не боялась ни мышей, ни лягушек, ни другой мелкой и противной живности. Но пауки для меня – это всегда было чем-то за гранью, словно они были не представители животного мира, а порождения демонов, выползающие к нам из недр преисподней. Эти волосатые лапки, находящиеся в постоянном движении, просто лишали меня разума, и я мгновенно превращалась в истеричку, трясущуюся от страха.
– Мать твою, – охнул Пашка и тут же заорал. – Миша, стой, не шевелись!
Миша растерянно замер, опустив руки. Пацаны, словно опавшие листья, повалились с Миши на землю.
– Тихо, Миша, ты только не шевелись, – приговаривая это, Пашка стал медленно приближаться, но дойти до Миши так и не успел.
Его опередила девочка. Она быстро подскочила к Михаилу и, схватив паука одной рукой, крепко прижала его к груди.
– Это Казимир! – объявила она.
– Виолетта! – взвизгнула Эвелина, тряхнув длинными тонкими обесцвеченными волосами. – Я же говорила, оставить эту дрянь дома!
– Ему там будет скучно, – заныла девочка. – Казику надо гулять!
– Коля! – заорала Эвелина так, что вздрогнул, наверно, даже скучающий Казимир. – Коля! Поговори со своей дочерью!
За Ваниной машиной опять что-то упало. Эвелина, дернув девочку за руку, потащила ту в сторону машины, девочка включила ультразвук. Вера сказала тихонько «мне плохо» и стала плавно и красиво оседать на остатки асфальта. Джентльмен Пашка бросился поднимать Веру, к ним уже спешил Миша.
Я смотрела на всю эту мизансцену, как будто со стороны. Если отключить звук, то это даже выглядело красиво. Лес, солнце, касающееся макушек елей, аутентичный барак родом из семидесятых, красиво падающая Вера, мохнатый Казимир на белой Мишиной футболке. При воспоминании о Казимире я почувствовала жгучее желание последовать примеру Веры.
– Тетя, – меня дернули за руку, выводя из задумчивости.
Я обернулась и уставилась на пацанов. Один из них шмыгнул и провел рукой по лицу, оставляя под носом черную полосу.
– Вы чего так орали? Казимир не кусается. Его Вилка мухами кормит, которых мы ловим.
Мое разыгравшееся воображение тут же нарисовало мне картину кормления Казимира – он важно сидел на задних лапах с подвязанной на брюшке белоснежной крохотной салфеткой, и ему на серебряной вилочке подносили мертвых насекомых.
– А-а-а-а, – сказала я только для того, чтобы что-то сказать.
Потом перевела взгляд с одного загорелого лица на другое. Отличить их, наверно, можно было только по вот этой черной черте под носом у одного.
– А вас как зовут-то? – наконец нашлась я, рассудив, что может после того, как они себя обозначат, их будет легче как-то идентифицировать.
– Я – Елик! – сказал тот, который был с черной полосой под носом, и заулыбался.
– А я – Елик! – сказал тот, который был без полосы, и тоже заулыбался.
И сразу после этого один Елик ткнул другого Елика кулаком в бок, получил ответку, отчего оба Елика истошно завизжали и кинулись куда-то по направлению к кустам.
– Пипец, – пробормотала я. – Их еще и зовут одинаково.
В довершение всего, сзади послышался скрип, и, наверно, все мы, даже Вера, сраженная Казимиром, обернулись. Железная дверь ресепшена медленно отворилась, и на пороге показалась Томка. Торжественная. Бледная. В белом платье.
Весь ее облик удачно вписывался в ряд ассоциаций с инфернальными тварями из загробного мира и прочими нечистями – адский паук Казимир, притаившиеся в лесах зомбаки и невеста Франкенштейна как апофеоз этого ожившего фильма ужасов. Потому что, судя по лицу, Тома явно только что восстала из гроба, чтобы поискать себе жертву.
– Тома, – Ваня оторвался от своего драндулета, который они все это время разгружали, радостно пошел к ней, но, видимо, заметив ее странный и даже леденящий душу взгляд, нерешительно замер на полпути. – Мы вот уже добрались. Я ребят встретил. И все купил, что ты сказала. И беседку забрал…
Его голос становился все неувереннее и тише, последнюю фразу он произнес почти шепотом и замолчал.
– Беседку? – Тома начала говорить даже ласково, но я хорошо ее знала, и эти едва заметные истеричные интонации не оставили у меня сомнений, что Томка близка к безобразному скандалу. – Беседку ты забрал? Какой ты у меня, Ванечка, молодец!
– А ты чего в платье? – Стрельцов нервно бросил взгляд в сторону леса, явно определяясь с путями отступления.
– А в платье я, любимый, потому что у нас тут как бы свадьба должна состояться, если я ничего не путаю. Ну, мне так казалось, пока мы сюда не добрались. Я, конечно, не знаю, может, ты не очень понимаешь, что такое свадьба, Ваня? Так я тебе расскажу. Свадьба, Ваня, это когда – невеста в длинном белом платье, на шпильках, с макияжем и прической. Рядом с ней – подружки невесты тоже в вечернем наряде, – тут она мельком посмотрела на меня. – Привет, Ян! – светски поздоровалась Томка и продолжила, надвигаясь на Ваню. – А вокруг, Ваня, много красивых цветов, столы с шампанским и изысканными блюдами, нарядные гости и романтика.
Ваня попятился.
– И что не так? – робко поинтересовался он.
Зря он это сказал. Светскость слетела с Томы, как и не было.
– Что не так? – гаркнула она. – Это ты меня спрашиваешь? Или ты считаешь, что если на фоне этого ржавого барака мы поставим беседку, а сам барак украсим цветочками, то это будет именно то, что я хотела? Или ты думаешь, что те туфли, которые я купила на прошлой неделе, на пятнадцатисантиметровой шпильке – это самая удачная обувь для этой помойки? Или ты решил, что я именно об этом мечтала? Что ты мне там говорил? Милые домики на берегу водохранилища, уютная турбаза посреди живописной природы!
– Ну, водохранилище же вот, там оно, – пробормотал совершенно деморализованный Стрельцов, махнув рукой куда-то в сторону. – И домики там, за деревьями. И природа очень даже живописная…
– Природа? Домики? Водохранилище? – заорала Томка и рванула к Ване. – Я тебе сейчас покажу природу, мать ее! И домики я тебе покажу, если ты действительно думаешь, что те хибары, которые понатыканы там в лесу, можно назвать «милыми домиками». А в водохранилище этом, Ванечка, я тебя и утоплю! Прямо сейчас, не дожидаясь свадьбы, чтоб не мучить ни себя, ни гостей!
Стрельцов издал какой-то мышиный писк и дернул в сторону леса. Тома, путаясь в длинном платье, последовала за ним. Еще несколько секунд, и они скрылись за деревьями.
– Что это было? – спросила Вера слабым голосом, она просто висела на Мише безвольной тряпкой, все еще переживая знакомство с Казимиром. Видимо, у нас с Верой были похожие фобии.
