• и больше не будет этого дурацкого позора на физре.
Самый грустный день
Это был день, который на самом деле должен был быть веселым. Я тогда как раз заканчивал детский сад, подготовительную группу, и к нам приехал планетарий. Два дядьки надули огромный синий купол в музыкальном зале, и мы по очереди группами забирались в этот купол и смотрели 3D-фильм про космос. Я представлял себя в невесомости: лежал и крутил руками и ногами, а потом стал переворачиваться и кувыркаться, пока наша воспитательница отвернулась, и докувыркался до того, что зацепился за веревку, и половина купола вместе с космосом рухнула на нас. Это было очень смешно, хоть один дядька и ругался:
– Кто это такой умный, а? Пять лет хожу по школам и садам, но еще никто не додумался свалить эту конструкцию.
Воспитательница тоже ругалась. Но не на меня, а на дядек:
– Что же у вас за конструкция такая, если шестилетний ребенок одним пальцем может ее свалить?
Я еле дождался папу, чтобы рассказать ему по дороге на тренировку, как на нас свалилось звездное небо. Но папа, вместо того чтобы помчаться со мной на занятия, зачем-то повел меня на скамейку к соседней площадке.
– Пап, – размахивал я руками, – сегодня на меня упало звездное небо! Ты веришь?
Но папа сам был как в космосе. Он выглядел как инопланетянин, потому что:
• забыл, что мы должны идти на тренировку,
• не принес мне кислого мармеладного червяка, как обещал,
• и вообще не слушал меня.
Он сел на скамейку, и я плюхнулся рядом. Потом папа взял меня за руку и сказал:
– Мы сегодня пропустим тренировку, ладно? Сын, нам с мамой надо пожить отдельно. Так будет лучше для всех. Я пока поживу у бабушки, а вы с мамой останетесь дома.
А потом он добавил:
– Я тебя очень люблю, Лисичкин-младший. Ты всегда будешь у меня номер один, понимаешь?
Вы представляете, что я ему тогда ответил?
– Я буду, как пожарная машина? Самая главная, потому что она «ноль-один»?
Я думал, что папа засмеется, а он опустил голову.
– Пап, – стал говорить я ему, – не расстраивайся, ты же ненадолго? Поживешь с бабушкой и вернешься. Она заболела, что ли?
– С бабушкой все в порядке, – сказал папа. – Но я не буду приходить домой. А ты будешь приходить ко мне.
И тут на меня как будто упал весь купол целиком.
– Пап, а как же башня? Мы же ее не достроили? А пещера динозавров? Ты же обещал на выходных, что мы из гипса слепим пещеру? А?
Папа молчал, и я заплакал.
Мы шли к нашему дому, и всю дорогу он говорил, чтобы я не переживал и что все наладится. Что он и так часто ездит в командировки и мы будем так же видеться. А я всю дорогу крепко сжимал его руку и придумывал, как мне его задержать дома, чтобы он остался и не уходил.
Дома я сразу побежал в свою комнату и вытащил ящик с игрушками.
Знаете, что я придумал? Выломал колеса у любимой пожарной машины. И еще лестницу. Вытащил батарейки и спрятал их под подушку. А потом принес раненую машину папе и попросил починить.
Я думал, что он останется и будет ремонтировать ее весь вечер. Но папа положил машину в пакет, обнял меня и ушел.
И тогда я снова разревелся. Мне было ужасно жалко машину, папу и маму. Я никогда не думал, что папа может куда-то деться и уйти от нас жить в другое место.
В тот вечер мама положила меня спать к себе. Она гладила мне спину и спрашивала, как прошел день в садике. Я лежал отвернувшись и совсем не хотел говорить про упавшее звездное небо. И тогда она сказала:
– Мишука, все будет как надо, потерпи. Мы с папой очень любим тебя. А еще у тебя теперь будет два дома. Две твои комнаты, два ящика с игрушками и две кровати. Представляешь? Всего в два раза больше.
А я лежал и думал, что буду терпеть. Как будто болит зуб, а я терплю.
– Мам, а сколько надо терпеть? Один день? Или два?
– Я не знаю, сынок… – шептала мама. – Но знаю, что все у тебя будет хорошо.
Ладно, думал я, лучше поскорее заснуть: вдруг проснусь утром, и окажется, что все это мне приснилось? Так бывает, я знаю.
А если нет, значит, у меня будет другая жизнь. С двумя домами и двумя ящиками игрушек.
А еще я пойду в школу, думал я тогда. И мне надо очень хорошо учиться, чтобы папа вернулся.
Северная и Южная
В тот год я пошел в первый класс. Сначала мы подружились со Славкой, хотя до этого ходили в один детский сад. Но в садике мы редко вместе играли. А потом и с Макаром. Почему-то я боялся сказать, что мы с мамой живем отдельно от папы. Целый год стеснялся. Но Славка все время говорил про какого-то Антона, который «мировой мужик», клеит с ним модели фрегатов и подводных лодок и у него смешная рыжая борода и очки в золотой оправе.
– Кто такой Антон? – однажды не выдержал я.
– Это мой отчим, – важно сказал Славка. И добавил: – мамин муж. Они меня вдвоем воспитывают.
Я и слова-то такого не знал – отчим. Тяжелое какое-то слово и чужое. Интересно, откуда они берутся, эти отчимы? У них у всех рыжая борода и золотые очки? А если и к нам такой придет и будет меня воспитывать? И вообще, я корабли не очень люблю, сейчас я самолетами увлекаюсь.
И куда денется папа?
– Мам, – решился спросить я вечером маму, – а мы тоже заведем мне отчима, как у Славки?
Мама так засмеялась, что даже заплакала от смеха. А потом прижала меня крепко:
– Мишаня, не будем мы никого заводить. У нас Кузя есть (кстати, Кузя – это наш попугай). И вообще, папа тебя завтра в гости приглашает. У него теперь своя квартира. Пойдешь?
– Пойду, пойду! – заорал я. И мигом забылись все бородатые непонятные отчим сменка, которую я, кажется, сегодня потерял. И даже учительница по ритмике, сердитая и недовольная нашими сгорбленными спинами и деревянными конечностями.
Наконец-то!
У папы новая квартира, в которой будет моя комната и огромный ящик с игрушками. Ведь до этого папа жил у бабушки Тани – это его мама. А потом он уехал в командировку на всю осень, зиму и полвесны.
К бабушке Тане я и так ходил и все там знал. Даже тайное место в шкафу, где лежали старые шерстяные носки, в которых были спрятаны деньги и ржавый ключ. Мне все время хотелось спросить, от какой двери или сундука этот ключ, но тогда бабушка догадалась бы, что я рылся в шкафу. А я не специально рылся. Просто прятал космических человечков от зомби-монстра. Это я играл тогда в такие игры.