Сейчас понимаю, какой была дурой. И пяти лет не хватит, чтобы перестало болеть.
А болит сильно. Не переставая с того момента, как он пришел тогда. Ноет грудь, дерет горло. Так, что жить не хочется.
В тот же день были первые слезы. Ревела всю ночь, пока под утро в комнату не начал ломиться папа.
Потом настало отупение. Я лежала в кровати и смотрела в потолок. Ковырялась в памяти и думала. Пыталась понять, в какой момент мы свернули не туда.
Когда он в большую игру ввязался или, когда я проект свой вела? Размышляла, кто из нас виноват больше. Я ведь в последние три месяца с головой в работу ушла. Мы заключили контракт с новой молочной компанией, и меня назначили ответственной по разработке рекламной стратегии и созданию имиджа фирмы.
Это очень кропотливая работа, которая требовала полной отдачи. Я задерживалась на работе, брала ее на дом и не заметила, как муж стал отдаляться. Пропадать вечерами, работать по выходным, злоупотреблять командировками.
Выходит, я больше виновата?..
А потом я воспроизводила в памяти их переписку и вгрызалась зубами в подушку, чтобы снова не разбудить отца.
Нет. Такому нет оправдания. Это в нем проблема.
Он остыл. Запас его любви ко мне закончился. Я превратилась в привычку, и ему захотелось острых ощущений.
Забыв о том, что уже накрасила глаза, тру их пальцами обеих рук. Веки воспалены и ужасно чешутся.
– О, черт! – бросив взгляд на часы, бегу в ванную умыться.
Потом быстро крашусь снова, надеваю офисную юбку, свободного кроя блузку с ремешком и туфли на каблуке. Волосы расчесываю и собираю в низкий пучок. На нос водружаю темные очки.
На улицу выхожу с опаской. Лебедев мерещится в каждом мужчине. Но нет, он, конечно, не станет караулить меня у подъезда. Ему не по статусу. Бегать, унижаться, вымаливать прощение – это все не про него. Он не умеет быть виноватым. Это ниже его достоинства.
Руслан дал мне семь дней, и значит придет за ответом ровно в пятницу и ни днем раньше. Я должна быть морально готова к этому.
Заехав по пути на заправку, ровно к девяти подъезжаю к офисному зданию, в котором наше рекламное агентство занимает половину второго этажа.
Поднимаюсь в офис и, бегло поздоровавшись с Катериной с ресепшн, ходом шагаю в свой кабинет. Ставлю сумку на стул для посетителей, нажимаю кнопку запуска компьютера и, сняв очки, смотрюсь в карманное зеркальце.
Краснота с век почти спала. Почти. Глаза все равно еще мутные, воспаленные. На коже щек нездоровые пятна. Кончик носа красный.
– Тук-тук…
Дверь отворяется, и в кабинет пролазит рыжая голова Тани.
– Привет. Проходи.
– Я кофе тебе притащила. С молокой и без сахара, как ты любишь.
– Спасибо, – с благодарностью принимаю из ее рук бумажный стаканчик и дарю ей приветственный чмок.
Повесив мою сумку на спинку стула, она садится. Я тоже обхожу стол и опускаюсь в свое кресло.
– Приезжал?
– Да.
– Вернуться просил? – морщится брезгливо.
– Просил. Дал семь дней на размышления.
– Ого! Какая щедрость! Целую неделю?
– Ему для меня ничего не жалко, – усмехаюсь в стакан в кофе.
Сделав глоток, начинаю открывать папки с материалами по новому заказу. Таня смотрит на меня поверх экрана монитора. Сузив зеленые глаза, о чем-то думает.
– Не простишь?..
– Нет.
– Слушай, Маш… – ложиться грудью на стол, – а ведь при разводе ты можешь оттяпать у него половину имущества.
– Мне ничего не надо, – проговариваю ровно.
– Ну, не знаю… – тянет она, – ты сейчас обижена, в тебе гордость взыграла… но подумай, с него же можно такие отступные взять, что тебе работать вообще не надо будет!
– Да пошел он со своими отступными! Думаешь, я стану грызться с ним из-за денег?
– Больших денег! – уточняет она.
– Грязных денег! – вырывается на эмоциях.
Для меня все деньги, заработанные им на пару с Майер – грязные. Они ведь трахались прямо в офисе, в перерывах между совещаниями, а потом… он шел домой и ложился со мной в одну кровать.
И… со мной он тоже спал… после нее.
Боже… Меня вырвет сейчас.
– Маш… Маш… – соскакивает Таня, бежит к кулеру за водой, – прости. Все… успокойся…
Оттолкнувшись ногами от пола, разворачиваю свое кресло к окну. Смотрю с высоты второго этажа на стоянку, из глаз текут слезы.
– Прости, Машунь… – всовывает в мою руку стакан с водой.
Я машинально отглатываю. Втягиваю воздух носом, контролирую дыхание. Потом, повернув к ней голову, спрашиваю:
– Тушь потекла?
– Нет… сейчас… – подает мне мою сумку.
Вынув из нее косметичку, я достаю пудру. Быстро осушаю лицо салфеткой и наношу новый слой тона.
– Не торопись с разводом, Маша, – проговаривает Таня тихо, – совет от всего сердца. Остынь и подумай головой. Такие поступки не должны оставаться безнаказанными.