Легенда о розе. Цена предательства

– А ты? – спрашиваю, намекая на то, что он так не кончил.

– Я не хочу.

Стою, прислонившись спиной к стене и обхватив себя руками. Все еще трясет.

– Ты больше не хочешь со мной?..

– Не хочу.

Глава 11.

Следующая неделя отвратительна. Не умея прятать поганое настроение, я срываюсь на всех подряд. На охране, сотрудниках офиса, Люсе и Катерине и даже бабкином коте.

Зарываюсь в дела с головой, благо их действительно много. Новый салон только-только набирает обороты и без контроля с моей стороны никак. К тому же с этой недели мы запустили рекламную кампанию перед открытием сразу трех новых ресторанов. Официальная дата назначена, а это не повод расслабляться.

Но утомительные обязанности все равно не спасают положение.

Мне хреново. Мои мысли либо с неизвестно где пропадающим Кляйсом, либо с Алексом, который уехал с дядей на новое месторождение на следующий день после случая в его флигеле.

Ни один, ни второй мне ни разу не позвонили. Первый, скорее всего, уже свалил из города, второй – вне зоны действия сети.

Хотя… кому я вру?.. Алекс, даже находясь в городе, не стал бы со мной общаться.

Идиот гордый. Ведет себя так, словно я ему в верности клялась.

Смешно.

Нет, не смешно. Когда тебя больше не хотят – это унизительно.

– Лева, роз купи мне.

Кивнув, охранник связывается с группой сопровождения и просит Вадика остановиться у цветочного бутика. Через несколько минут на сидение рядом опускается благоухающая охапка.

– Спасибо.

Дышу их ароматом, а напряжение не отпускает. Мне не нравится, что Алекс переключился на работу на месторождении нефрита и оставил меня на Льва. К последнему претензий нет, но с Грозовым мне спокойнее.

Оказавшись дома, я принимаю душ и решаю навестить бабушку. Может, на этот раз что-нибудь мудрое скажет. Подхожу к ее покоям и вижу, что дверь прикрыта неплотно. Сквозь узкую щель, подсвеченный тусклым светом, валит табачный дым.

Опять дымит.

Приблизившись, бесшумно отворяю дверь и встаю на пороге. Бабка в гостиной не одна. Сидя в кресле и глядя в окно, беседует с Митричем. Затягиваясь сигаретой, тут же пригубляет ликер.

Качая головой, я тихо усмехаюсь. Пусть только потом заикнется про давление.

– У него было время уехать, – вдруг говорит крестный, делая неопределенный жест рукой, удерживающей бокал, – кто ж виноват, что он дебил?

Поняв, что они сплетничают, я навостряю слух.

– Он, Коленька, не дебил, он @бнутый на всю голову.

Затихаю и, стараясь не выдать своего присутствия, выхожу из комнаты и встаю так, чтобы они меня не заметили.

Речь идет о Марке. Только он, по их мнению, достоин подобных эпитетов.

Затаив дыхание, прилипаю ухом к двери.

– Не думаю, что Валя в курсе, что творит его сын, – продолжает размышлять Митрич.

– Да… – тянет бабка, шумно выпуская струю дыма, – Валя спрятал бы Крысеныша понадежней.

Марка?! Он у Шумовых?!

Я холодею от ужаса. Сердце, сжавшись в комочек ноет от боли. Шумовы никогда ничего не делают просто так. Если он у них, дело плохо.

Меня начинает мутить, в глазах плывут темные круги. Значит, скоро заболит голова.

– Ну-у… мы-то тут ни при чем, Лизавета Тихоновна, – воодушевленно проговаривает крестный, – нам остается только наблюдать, да ждать чем дело кончится.

Бабка скрипуче смеется. Немного кашляет, а затем замолкает. Я, напуганная, что меня сейчас рассекретят, на цыпочках убегаю к себе.

Массируя виски, кружу по комнате загнанным зверем. Марк у Шумовых и, судя по всему, не в гостях.

Идиот! Меня трясет от страха и злости. Какого черта он к ним полез? Зачем дразнить бешеную собаку?

Представив, что они с ним могут сделать, я хватаюсь за горло. В девяностых о подвалах Шумовых шептался весь город, я слышала, что у них даже свое кладбище было.

Схватив телефон, набираю его номер.

Абонент недоступен.

Это усиливает мою панику. Встаю у окна и, дергая волосы, в бессилии бьюсь лбом о стекло.

Что делать?!

В этот момент внизу, у входа на террасу, мелькает фигура Митрича. Остановившись у парапета, старик гладит бабкиного кота. Я резко дергаю балконную дверь на себя и выбегаю наружу. Бегу по террасе мимо окон дома и спускаюсь вниз.

– О! Ирмочка! – смотрит на меня снизу вверх, – прогуляться вышла?

Он заметил, что последние дни я депрессую и поэтому теперь старается говорить со мной ласково, как с больным ребенком.

– Ага!.. – выдыхаю, запыхавшись, – пройдемся?

Беру его под локоть и подвожу к ступенькам, ведущим в сад. Уже темно, и зажгли фонари по периметру усадьбы. В их желтом свете, кружась, бьется мошкара.

– Ты чего такая? – насторожившись, спрашивает Митрич.

Видимо чувствует, как дрожит моя рука.