Оковы лжи

Слезинки сорвались с уголков глаз и помчались по вискам. Сердце оглушало грохотом, а голова кружилась. Как же жить хочется.

– Малроун, – скривилась незнакомка.

Она поднялась и прицепила на пояс изогнутый нож, выточенный из большой кости. Я вытерла слезы, приподнялась на локте и нахмурилась. И что дальше? Она откинула волосы за спину и протянула мне руку. Я смотрела на ее серые когти, втайне радуясь. Маленький шаг к спасению сделан верно? Ухватилась за ее руку и испугалась, когда она сомкнула свою и посмотрела на меня внимательно. Недолго раздумывая, я тоже сжала руку в ответ и впервые увидела улыбку в неизвестном мире. У беловолосой зубы были почти обычными – человеческими, но клыки все равно удлиненные и немного сгибались внутрь. Она рывком подняла меня и моментально отправилась к ближайшему дереву, где успела спрятать поклажу. Взвалила сумки на плечи и пошла к обрыву. Я не стала тратить время напрасно и испытывать удачу, поэтому сразу последовала за незнакомкой. Она больше не отгоняла меня. Девица остановилась на краю, на мгновение обернулась и улыбнулась мне, а затем заулюлюкала в сторону бесконечного зеленого ковра деревьев. Ее громкий голос эхом разнесся, пугая птиц. Они цветными стаями взмывали в разных частях леса и устремлялись в ясное небо. Беловолосая замолкла лишь на пару секунд и снова закричала, но резко оборвала крик на высокой ноте и, направившись в сторону, расхохоталась. Я все так же стояла и наблюдала, как она бодро шагает вдоль обрыва.

– Черт возьми, куда тебя занесло, Аня? – спросила я и козой заскакала следом за «подругой», стараясь не наступать на крупные камни.

Глава 2. Чуть больше шага

Рано я радовалась, что меня не отгоняли. Ни о какой дружбе и поддержке речи не шло. Я пыталась ей представиться, показывая на себя и бесконечно повторяя: «Аня, Аня, Аня…» Она лишь смеялась надо мной, болтала что-то на своем языке и снова смеялась. Я уже даже не обижалась, иногда тоже посмеиваясь, чтоб меньше выделяться. Мой халат превратился в пожеванную тряпку с серыми, желтыми и зелеными пятнами. Ночами я мерзла, лежа на голой земле, греясь только от костра и завидуя Охотнице. Так я ее прозвала. Она раскручивала тонкую шкуру и спала под ней. Делиться со мной не планировала ничем, кроме воды. Даже бурдюк слегка дырявый для меня нашелся. Питалась я от случая к случаю, наблюдая за Охотницей. Если она ела ягоды, я рисковала, уподобляясь ей и поспешно вычищая соседние кусты. Иногда встречались низкие деревья с вытянутыми белыми плодами, напоминающими формой огурцы. Под тонкой шкуркой содержалась желеобразная мякоть с мелкими семечками, по вкусу была как молоко. Этими плодами я битком набивала небольшие карманы, потому что одним таким я наедалась почти на весь день.

Охотница превосходно ловила крылатых зайцев и кое-каких других причудливых зверей. Когда она в первый раз разделывала при мне тушку, я радовалась, надеясь на горячий ужин. В следующие разы я тихо ненавидела ее, когда она снова убивала зверюшек, потому что знала о безумно трудном для себя вечере. Давилась слюной и отворачивалась, чтобы не видеть, с каким аппетитом единоличница съедает жаренное на костре мясо. Когда я проявила смелость или все же наглость и потянулась за куском для себя, беловолосая что-то прошипела мне, и наш шаткий мир едва не рухнул. Пришлось смириться с растущей во мне завистью в такие ужасные вечера.

Спустя неделю у меня заболела поясница и появился кашель. Кожа на ногах стерлась, а царапины краснели, опухали – превращались во что-то страшное и ныли. Охотница не спешила вывести меня из вечного леса. Ночами я закусывала губу, сворачивалась калачиком и беззвучно рыдала до рези в глазах. Я скучала по родителям, по Женьке и просто по комфорту. Только совсем замерзнув, я впадала в дерганый сон. Мой путь в неизвестность со странным проводником продолжался.

В днях я запуталась, даже не зная, где могла бы вести собственный подсчет. Охотница иногда проявляла милосердие, добывая лично для меня какие-то коренья и травы. Коренья кидала в костер, как мы иногда запекаем картофель, а затем отдавала мне и показывала на рот. Травы мельчила и смешивала с какими-то специями из собственных запасов, потом запихивала в мой бурдюк. Я вынужденно пила сладковатый настой вместо воды. Вскоре я поняла его действие: мой кашель исчез, а ежемесячные женские проблемы так и не пришли. Со ступнями все было по-прежнему плохо. Под черным слоем грязи я не могла рассмотреть, чистые там были раны или гноились, а у воды мы надолго не задерживались. Кажется, обычные мозоли и ранки принесли мне проблемы. Я хромала, теперь уже не смея отправляться в путь без палки, но уперто шла вперед.

В очередной из вечеров мы сидели друг напротив друга. Я смотрела на костер и часто лупила по себе ладошкой. В этом мире комары были хитрее, чем в нашем, – звенели гораздо тише. Костер весело трещал, выбрасывая столп искр вверх, и горячо согревал меня. Сегодня Охотница ужинала неаппетитным фиолетовым куском мяса из своих запасов, но я не отказалась бы и от такого, предложи она мне хоть немного.

В стороне раздался треск. Я посмотрела в темноту между деревьями, но ничего не увидела. Охотница прошипела что-то и вскочила на ноги. Попятилась. Я нахмурилась, пытаясь понять, что происходит. Услышала воркование и съежилась. Сердце пропустило удар, а ноги ослабли. Это ведь не та тварь, плюющаяся иглами? Что-то красноватое и длинное мелькнуло в темноте, ударило по стволу дерева. Оно затрещало, заскрипело и стало падать. Я вскрикнула и, прикрыв голову, прижалась к земле. Темное пятно мазнуло перед глазами: кто-то промчался к Охотнице. Я подняла голову, рассмотрела чудище и вскочила. Надо бежать! Но остановилась, обернулась.

Птеродактиль? Нет. Скорее огромная летучая мышь, но с мордой ящерицы и очень длинным хвостом. Двигалась быстро, но осторожно – как кошка. Хвост снова полоснул воздух, едва не задел меня и хлыстнул по пеньку. Щепки разлетелись в стороны, а в пне осталось тонкое углубление. Охотница крепче сжала свой нож, пригнулась ниже к земле и отступила. Новый взмах хвоста разрезал пламя. Я прикрылась от искр, отскочила, услышала визг. Они сцепились. Ящер повалил ее и, не позволяя себя ранить, впился мелкими зубами в руку с ножом. Охотница сжимала зубы, скалилась, рычала и била его в голову кулаком. Чем помочь? Как? Без соображений ухватилась за торчащее из костра полено и побежала к ним. Боль в ладонях уколола, обожгла. Я тоненько взвыла и бросила обугленную деревяшку в монстра. Боялась смотреть на ладони. Полено отскочило от его бока, совсем не навредив ему. Однако пасть разомкнулась, а хвост взметнулся. В считаные секунды его морда оказалась передо мной, а желтые глаза смотрели на меня. Мое лицо обдавало зловонное, смердящее гнилью дыхание. Тонкий язык, как лента, то и дело мелькал между зубов. Чудовище распустило капюшон вокруг головы. Он мелко задрожал. Я не успела закричать. Отскочила под оглушительный визг. Охотница запрыгнула поверх ящера, придавила его и, ухватившись за раздутый капюшон, полосовала ножом шею. Я же только-только поняла, что перебираю ногами по земле, пытаясь отползти дальше, но упираюсь спиной в поваленное дерево.

Уснуть удалось с трудом, но с рассветом сон прошел и проснулось любопытство. А может, мне просто надо было отвлечься от ожогов. Я, прихрамывая, подошла к Охотнице, поежилась от утреннего холода и стала наблюдать за разделкой ящера. Она с трудом и усердием выдирала каким-то подобием плоскогубцев зубы. Самый большой клык протянула мне, я выставила ладонь в язвах, позволяя положить на нее ненужную мне вещь. Скривилась от боли, задрожала, но стиснула зубы и клык не откинула.

– Ароргха, – медленно и отчетливо произнесла она.

Я глянула на зуб и нахмурилась. Что Охотница хочет от меня?

– Лиертахон, – похлопала она по туше ящера, затем что-то залепетала и окончила фразу знакомым мне: – …рагихон.

Кажется, на местном это призыв к бегству, а может, по ситуации, вроде «уйди прочь». Я округлила глаза, не поверив. Она учит меня языку! Учит меня выживать в этом мире. Я упала на колени рядом с ней и прикоснулась кончиками пальцев к земле.

– Как это называется? – спросила у нее.

Она похлопала по земле и с улыбкой произнесла:

– Лафиэрт. – Вновь хлопнула, а затем огляделась и добавила: – Фадрагос.

Моя жизнь стала меняться с восходом солнца. Охотница завершила разделывать свою, кажется, бесценную добычу, собрала вещи и направилась прочь из лагеря. Все как обычно. А потом мы вышли к ручью, и перемены обрадовали меня.

Охотница остановилась возле плоского камня и ударила себя по груди.

– Елрех.

– Аня, – повторила я ее жест.

Она снова рассмеялась и покачала головой.

– Гис Анья. Анья сгран.

Она вновь заговорила бегло, остановила поток речи, прищурилась, ткнула меня в грудь и произнесла:

– Асфирель.

– Я Асфирель? – ударив себя в грудь ребром кисти, уточнила у нее.

Да хоть Чебурашка, если это поможет мне выжить и вернуться домой! К людям!

Елрех закивала, а затем ухватила меня за запястье и потащила к ручью. Теперь она говорила постоянно, стараясь показать мне, как называется вода, трава, моя палка – любая вещь. Сама вымыла мне ноги в ледяной воде и оставила стоять на плоском камне. Вытащила из своих сумок склянку с зеленым порошком, деревянную ступку и флакон с красной жидкостью. Долго мешала коричневую жижу, хмурилась, все досыпая и досыпая порошок, пока содержимое в ступке не превратилось в желтую густую массу. Потом отложила все, подошла ко мне и вытащила нож. Я готова была довериться ей, но все равно на шаг отступила – не помогло. Мой халат укоротился до середины бедра. Я села на камень, подставляя Елрех ступни. Ее мазь, попадая на ранки и мозоли, чуть щипала. Обрывками ткани мы обвязали мои ноги, а затем под такую же обработку попали мои руки. Весь день я слушала каждое произнесенное слово, часто уточняла и старалась запоминать. Уже к вечеру боль в руках и ногах окончательно прошла, как и моя хромота. В завершение дня я вовсе готова была рыдать от счастья: забывая тщательно пережевывать, я заглатывала кусками сочное, горячее и безумно вкусное мясо. Второй шкуры для меня не нашлось, но Елрех похлопала рядом с собой, и я с радостью юркнула ей под бок. Этой ночью я наслаждалась теплом ее тела.

На утро следующего дня от ожогов и следа не осталось. Опасаясь вновь травмировать себя, я оставила тканевые обмотки на ногах. Елрех куда-то спешила, мы даже на пять минут не присаживались отдохнуть. К обеду вышли к поляне с холмом по центру. Он пестрил разнообразием цветов и ароматов. Прямо в нем из камней была выложена арка, а в ней деревянная дверца. Мы спустились в темноту землянки. Елрех выглядела радостной, а я хмурилась от темноты и спертого воздуха. Она что-то шепотом попросила, и вокруг засияли зеленые светлячки.

– Волшебство! – тихо изумилась я.

Видимо, Елрех прочла изумление по моему лицу. Она вскинула белую бровь, усмехнулась и хлопнула меня по плечу. Сбросила на пол сумки и отправилась вглубь тесного помещения. Вся стена была уставлена шкафами из грубо обработанной древесины, комод у входа был задвинут за лестницу, небольшая лавка и стол заняли оставшееся свободное пространство. Стол был завален деревянной посудой. Елрех тут живет? Не похоже, что тут вообще кто-то живет.

Моя спутница рылась на полках, периодически вытаскивала что-нибудь и кидала на стол: большую книгу, склянки с различным содержимым, кости, флаконы, мешочки. Вскоре она снова стала химичить, иногда раскидывала посуду и постоянно бормотала что-то себе под нос. Кажется, она кого-то ругала. Затем бросилась к сумкам, ухватила один мешок и покинула землянку. Я последовала за ней по скрипучим ступеням. Мы пересекли залитую солнцем поляну и поспешили дальше. На некоторых деревьях встречался вырезанный символ – не то венок из травы, оканчивавшийся головой змеи, не то змея с отростками трав или колючек из тела. Елрех шла ровно по символам, хоть и не смотрела на них. Видимо, место ей было хорошо известно. Вышли мы к огромному дереву. На высоком толстом стволе был сколочен домик, а от него спускалась веревочная лестница. Я не любила высоту, но полезла следом за женщиной. Во-первых, мне не хотелось оставаться в лесу одной, а во-вторых – любопытство. Елрех остановилась и посмотрела вниз, увидела меня, широко улыбнулась, а потом и вовсе расхохоталась, повторяя: «Гис Анья, гис Анья…»

Крохотный домик внутри был увешан шкурами и сушеными травами. По углам стояли плетеные сетки с какими-то сухофруктами или овощами, а может, крупными ягодами и грибами. Елрех ухватилась за пустую корзину в углу и поставила ее в центре. Она ощупывала все, что висело на веревках: что-то укладывала в корзину, что-то сдвигала и оставляла висеть дальше. Мне надоело топтаться без дела, поэтому я потянулась за мешком, брошенным ею у входа, раскрыла его и стала доставать из него мешочки поменьше. Кажется, Елрех похвалила меня, принимая травы, шкуры, грибы. Спускаться обратно было страшнее, но я справилась и вновь поспешила за спутницей. Кто она? Охотница? Знахарка? Ведьма? Поможет ли она мне? Одно я знала точно: мне никто не поможет, если не поймут, чего я хочу. Но как объясняться?

Мы вернулись в землянку, и Елрех продолжила брошенную возню со склянками, порошками и флаконами. Теперь стало ясно, что ей не хватало синего гриба, который она спустила из домика. Она вытащила железную конструкцию с нижней полки шкафа и вскоре вновь о чем-то попросила. Прямо в воздухе вспыхнул рыжий светлячок и помчался к конструкции. Я поняла, что это местная горелка. Огонек мерцал под флаконом с мутной жидкостью. Елрех потеснила меня к шкафу, проходя к комоду, приоткрыла крышку и вытащила коробочку. Внутри мерцала золотая пыльца. Охотница испачкала в ней тонкую палочку, ее же потом опустила во флакон и стала помешивать. Зелье приобрело янтарный цвет.

Когда все закончилось, Елрех, сжимая флакон, подошла ко мне, а затем заговорила, но я поняла только «Асфирель». Она открыла рот и вытащила язык, а затем показала на меня. Я нахмурилась и увидела повторение картины. В итоге открыла рот и высунула язык. Елрех заткнула флакон пальцем и перевернула его. Я не успела никак среагировать, ее палец скользнул по моему языку. Клацнув зубами, я захлопнула рот и отскочила. Отравила? Но незачем же… Вскоре язык охладел и онемел, а затем воздух обжег носоглотку холодом. Я схватилась за голову от невыносимой боли. Меня словно обмораживало изнутри, разрезало. Но очень скоро все прошло. Даже горького привкуса не осталось. Елрех опять носилась по землянке и болтала без умолку. Только теперь она не позволяла мне спрашивать, постоянно преподносила палец к губам и шикала.

К вечеру я обзавелась такой же одеждой из шкур, как у Охотницы. Мои темные волосы с рыжим оттенком были собраны в хвост, а к клыку, который мне подарила Елрех, она привязала шнурок. Она хотела вплести его в волосы, но я показала на запястье, и он был повязан туда. Мои халатные обмотки сменили обмотки из шкур, хоть сама Елрех ходила в обычных сапогах. Не в таких, к каким я привыкла, но сейчас и от этих не отказалась бы. До самой ночи моя спутница болтала, словно я могла понимать ее. Я лишь тяжело вздыхала, слушала и иногда даже кивала, ловя на себе насмешливый прищур. На ночь мы остались в землянке, проедая запасы фиолетового мяса. На вкус оказалось так себе, но я ела с аппетитом.

Проснулась от легкого удара по ноге. Открыла глаза и увидела Елрех. Она улыбалась мне и показательно махала знакомым флакончиком. В землянке было так тепло и спокойно, что я, кажется, готова была проспать крепким сном весь день, но пришлось подниматься. К тому же, судя по ночным видениям, зелье совсем уж непростое. Я послушно высунула язык и съежилась, готовясь к боли. Моя мучительница хохотнула, но меня не жалела. В этот раз было не так больно, я только зажмурила один глаз. Как только боль окончательно сошла, я настроилась внимательно слушать и кивнула Елрех. Уж не знаю, как работал чудодейственный напиток на грибах и золотом порошочке, но эффект был великолепным. Ночью мне снились различные вещи, а голос Елрех называл их своими именами. Когда она заговорила сегодня, я поняла, что и память работала невероятно: если бы она болтала медленней, то я частично перевела бы на русский.

Еще на рассвете мы покинули уютную землянку и вновь отправились в путь. Я тащила заплечный мешок и разглядывала простенькое копье. Охотница, впихивая мне его в руки, явно была убеждена, что я с ним управлюсь. Она отвлекла меня от разглядывания хлопком по плечу и, продолжая балаболить, показала на кочку с мелкими красными цветками. К ней мы и направились. Елрех сбросила сумки, достала нож и присела на корточки. Примяла цветы, очистила участок от мха, разрыхлила и без того рыхлую почву ножом и принялась раскапывать руками. Я склонилась, внимательно наблюдая. В земле тянулись прозрачные хрупкие трубки. Они ломались при малейшем прикосновении, и из них выливалась вода или сок. Вскоре Елрех нашла два небольших плода, но не остановилась, пока не отыскала третий. Улыбнулась, указала мне на него и стала закапывать обратно. Один в земле для размножения? Твердую кожуру она пробила ножом в двух местах и приложилась ртом к плоду. Я постаралась счистить всю землю со своего и протянула спутнице, она с легкостью проделала дырки. На вкус сок оказался кисло-сладким, а пах земляникой.

Наш путь продолжался еще два дня, за которые я успела пристраститься к чудо-зелью. Оно стало моим самым любимым зельем из всех, какие мне были известны или даже не известны. На третий день его приема я с самого утра завизжала, полезла обниматься к Елрех и даже поцеловала ее в щеку. Она скривилась, а затем долго вытирала место поцелуя. Меня такое поведение не огорчило.

– А люди в Фадрагосе есть?

– Теперь я уверена, что вы есть в каждом мире. Найти бы тот, где вас нет, – ответила мне Елрех, осматриваясь.

– А такие, как я? Ну, те, кто сюда перенесся.

– Побудь тихой, Асфирель, – огорчила она меня, обрывая допрос. – Мы входим в регион Каменных Великанов. Они трепетны к вечному сну. Не смей будить их, иначе нас превратят в лепешку мсита.

К полудню я уже знала: если слово мне не знакомо, значит, либо Елрех не произносила его до этого, либо на земле не имелось аналога.

– А если шепотом поговорим? – не отстала я.

– У меня голова от тебя трещит, словно в ней термитник, – пробормотала она, ухватила мешок удобнее и произнесла: – Замолчи.

Я тяжело вздохнула, но подчинилась. Может, только у нее такой характер, а остальные будут посговорчивее?