– А если не уберу? Заставишь?
Воистину, Евгения отлично маскировалась! Он-то думал, она серая мышка, а сестра пошла в мать.
– Просто глупо, Эжени, очень глупо!
– Не глупее твоих похождений и забав отца.
Евгения стянула перчатки и взлохматила светлые волосы. Шпильки водопадом полетели на пол. Она в сердцах забросила их носком ботинка под кровать.
– Я не слепая и не глухая, я тоже хочу счастья! Мануил будет моим.
– Хорошо, хорошо! – примиряюще вскинул руки Рудольф.
Ему не хотелось ругаться. Да и повод пустяшный – подумаешь, девичья влюбленность! Не было у нее ничего с кронпринцем и не будет.
Выдержав паузу, Рудольф с таинственным видом добавил:
– Ну, раз ты, оказывается, жить не можешь без кронпринца, то я тебя обрадую.
Глаза Евгении лихорадочно заблестели. Прижав руку к груди, она в надежде подалась к нему, обратилась в слух.
– Мы едем в столицу.
– Насовсем? – не веря своему счастью, уточнила Евгения.
– Надолго, – уклончиво ответил Рудольф.
Он пока понятия не имел, каких именно услуг потребует от него король.
– Я люблю тебя, братец!
Завизжав от радости, Евгений повисла на нем, расцеловала в обе щеки.
– Ты ведь не считаешь меня дурой, не попытаешь выдать замуж?
Отстранившись, сестра заглянула ему в глаза. В ее собственных плескалась тревога.
– Я с трудом защитила своего Мануила. Представляешь, отец хотел раздавить его каблуком. Его – каблуком! Мерзко, мерзко, мерзко!
В расстроенных чувствах она заметалась по комнате и рухнула на кровать.
– Отец собирался выдать тебя замуж? За кого?
– Неважно!
Перекатившись на бок, Евгения села и расшнуровала ботинки.
– Он только грозил, а потом умер. Мама говорит, очередная любовница довела. Но ты к нему все равно сходи, – беззаботно щебетала сестра, будто очередную сплетню пересказывала. – Памятника пока нет, только надгробие. Ты уж сам какое-нибудь закажи, а то я очень от похорон устала! Знаешь, как тяжело плакать, когда плакать совсем не хочется?
– То есть ты рада?
Слова Евгении ему совсем не понравились.
– Ну… – Сестра замялась и отвела глаза. – Я просила, чтобы он не просватал меня, и он умер.
– Кого просила? Кого-то конкретно?
Унявшиеся было подозрения вспыхнули с новой силой.
– Ой, братец! Хозяйку луны я просила, вот кого. Мама тоже ни капельки батюшку не жалеет, почему я должна? Тебя здесь не было, а он… Представляешь, если бы он на ком-то из своих любовниц женился? Мачеха бы точно меня за старика выдала, самого мерзкого, вонючего. То ли дело мой Мануил!
Евгения томно вздохнула, прикрыла глаза и перенеслась в страну розовых грез. Убедившись, что ничего больше от нее не добьется, Рудольф ушел.
Короткий разговор по зеркалу связи с семейным врачом окончательно поставил точку в отношении отца. Мэтр Одуш не сомневается в поставленном диагнозе, категорично отмел возможность насильственной смерти Фердинанда:
– Сердечко у него пошаливало от женщин. Скажу как есть, без экивоков. Сколько раз предупреждал: остановитесь, не гонитесь за молоденькими!
– А про спир правда?
– Чего не знаю, того не знаю, но могло быть. Забавы с ледяными женщинами вредно сказываются на здоровье, не удивлюсь, если именно они спровоцировали приступ. Крайне не советую! Настоящие, из крови и плоти, женщины всегда лучше, хотя и от них «подарки» случаются.
– Не беспокойтесь, – устало улыбнулся Рудольф, – я осторожен, а спиры меня не прельщают.
– Вот и славно! Еще раз мои соболезнования и, надеюсь, до нескорой встречи.
Глава 3
– Кошелек он и есть Кошелек!
Ласло Бредуш в досаде бросил карты на липкий от эля стол.
Матеуш Ласка лишь улыбнулся в пышные усы и сгреб в карман горстку меди – свой выигрыш за сегодня. Бывало, когда везло, сам Лай нашептывал в уши карты приятелей, он выигрывал целый грош, но сегодня в копилку Кошелька – прозвище говорящее, показывавшее отношение к деньгам, – отправилось чуть больше пяти талеров. Деньги тоже не малые – на хозяйство той же Тессе, своей падчерице, он выдавал по талеру в неделю.
– Слышал, ты жениться надумал…
Налитый за счет заведения эль несколько сгладил горечь от проигрыша, между приятелями завязалась оживленная беседа. Устроившись возле камелька в трактире «Пятнышко», они ели, пили, лениво наблюдая, как суетятся, обслуживая гостей, две старшие племянницы Матеуша. Вскоре к ним присоединилась его падчерица – сложно не заметить ее, яркую, даже в полутьме. Тесса разительно отличалась от прочих аверденок – волосы цвета черешни, зеленые глаза, тонкий стан. Та же сестра Матеуша – плотная, крепко сбитая баба с неприметными мышиными волосенками, а эта словно фея.
– Да, пора!
Матеуш погладил туго обтянутое рубашкой брюшко и скользнул придирчивым взглядом по Тессе. Он предпочел бы, чтобы она была чуточку шире в бедрах, ну да умрет в родах – не жалко, Кошелек приглядел ее для других целей.
– Сколько лет девке-то?
– Девятнадцать – самый сок!
– Поди, уже залез к ней под юбку! – хохотнул Ласло.
Он мысленно раздевал Тессу, завидовал приятелю. Может, девка и пришлая, неизвестно от кого матерью нагулянная, но хорошая! Уж он бы вдоволь натискал спелые яблочки и упругую попку, не оставил пустым чрево, только все лучшее в этой жизни доставалось Кошельку. Вроде, одним делом прежде занимались – торговали пенькой, только Ласло как держал мелкую лавчонку на окраине Несвиша, так и держит, а Матеуш разбогател. Жену-красавицу из Кромхейма привез (даже двух), трактир на бойкой улочке открыл, наверняка и счет в банке завел. А он, Ласло, монеты крупнее талера в глаза не видел.