За Серебряным утесом
За ним сразу начинался лес, становившийся практически непроходимым, стоило отойти от ограды буквально на пару шагов. Поэтому местные особо не рисковали, выбирая для себя другие тропы. Да и не было ничего в той стороне – только утес, о котором с незапамятных времен ходили самые недобрые слухи. Старики говаривали, что именно оттуда многие лета назад спустился ужас долины – Белый волк, задравший в ту лютую зиму всех мужчин-охотников.
Он появлялся с наступлением темноты. Неслышно проникал в дома. Баб с детишками, да стариков не трогал, а вот мужиков… Каждое утро в течение недели бабы находили на ступенях уже окоченевшие тела своих мужей, изуродованные волчьими зубами. Вой бабий тогда стоял на все село. Никого Белый волк не пощадил, ни одного охотника в долине не оставил в живых. И ведь никто даже не мог понять, как зверь проникает в дом и почему уничтожает только мужиков в полной силе. Иначе, чем колдовством такое не объяснишь!
Старейшины нарекли его Духом леса, потревоженным и прогневанным людьми, за что и поплатились местные. Далеко не все им поверили, но голоса не подали. Тем более, что едва скупой на краски зимний рассвет озарил растерзанное тело последнего из охотников, Белый волк исчез. Сказывали, что он никуда не делся и издалека присматривает за долиной, готовый в любой момент вернуться, неся с собой наказание каждому поправшему священные законы Жизни и Смерти. Иногда местные даже видывали его тень на утесе, стараясь тут же скрыться в домах, погасив свет и моля всех духов о прощении. Возможно, они слишком усердно молились или усвоили урок, избегая прежних ошибок… Как бы то ни было, но случаев гибели от волчьих зубов здесь больше не припоминали.
Ему не было дела до человечьих страхов и историй – его вниманием завладела Девушка, босиком вышедшая во двор самого крайнего дома с большим корытом. Высокая, гибкая, с водопадом блестящих платиновых волос Она, ловко балансируя на самых носочках, развешивала мокрое белье.
– Брысь, – заливаясь смехом, отгоняла Она крутящуюся под ногами ребятню. – Вот же бесовы дети!
Девочка лет десяти и мальчик младше ее всего на пару лет смеялись в ответ, продолжая свою занятную беготню вокруг матери.
Дети! Его сердце сжалось! Их щенки, так и не дожившие до своей второй весны, навсегда остались в лесу. В той лютой зиме. Смотря остекленевшими глазами в пустое, выцветшее небо. А Ее человеческие детеныши видят солнце, ощущают кожей шелковистое прикосновение влажной от росы травы, по их жилам струится красная кровь… Жгучая несправедливость накрыла его с головой и он едва сдержал рвущийся наружу вой, ткнувшись мордой в пучок мелких светло-голубых цветов.
– Отхожу я вас мокрым, почище отца будет! – выкрикнула Она, в шутку замахиваясь на хохочущих детей скрученной простыней, и вдруг замерла. Он видел, как подрагивала напряженная спина. Как шевелились, послушные легкой ласке ветерка, светлые пряди. Она учуяла его – он знал это, улавливая бешеный стук сердца, еще недавно выдававшего ровный ритм. Она нелепо покачнулась и бросила в корыто так и не расправленную простыню, медленно развернулась к утесу и подняла повыше голову. Ее ноздри трепетали, а на губах играла счастливая улыбка. Он пришел. Он ждал ее. А значит с наступлением темноты Она снова станет свободной.
– Мама, мама! – на крыльцо выбрался светловолосый малыш в длинной рубахе не по росту, а потому подпоясанной сыромятным ремешком. Он кубарем скатился со ступенек, насупился, потирая ушибленное колено, но слезы сдержал.
– Мама! – он настойчиво потянул за подол платья и, не дождавшись ответа, встал между Нею и утесом, хмуро уставившись на того, кто отнял у него внимание матери.
По загривку зверя прошла дрожь – человеческий детеныш не мог ни видеть, ни учуять его. Но тем не менее ребенок, не мигая, смотрел в сторону утеса. Прямо на залегшего там волка! Это подтверждали и нервно заходившие детские ноздри. Видел и ощущал его запах!
Он дернулся от робкого предчувствия… Кровавая Луна радовала их своим сиянием чаще, чем обычно, но он даже не смел предположить возможность появления… щенка. Их щенка! По измученному телу разлилось тепло, он прижался мордой к земле. Осталось подождать совсем немного! Она придет, и он все узнает. Но главное – Она придет.
******
– Так чего там дале? Дедунь? Нешто уснул? – не дождавшись от деда ответа, Матвейка скинул плохонькое, латанное-перелатанное одеялко и прижался к чуть сгорбленной дедовой спине.
– Чего ж ты, пострел? – старик встрепенулся и приосанился, сгребая внука во все еще крепкие жилистые руки, радуясь оставшейся в них силе. – Доколе безобразничать будешь?
– Дак я ниче, – обиженно засопел Матвейка, перебираясь обратно под изношенное одеяло, – ты ж на самом таком месте оборвал. Дале-то что случилось? Встретились они?
– Кто? – дед хитро прищурился, нарочно дразня внука.
– Дедунь, ты совсем старый стал! Память ослабла – волки те, из легенды твоей, – мальчонка аж подрыгивал на месте от нетерпения, подковыривая ногтем незамеченную матерью прореху на рубашонке.
– Встретились, встретились, – старик погладил мальчишку по волосам. – на беду токмо это все… на беду… Слухай и не встревай, коли страшно будет.
Глаза Матвейки округлились, и он ящеркой юркнул в постель, натянув одеяло до самого подбородка, и только потом кивнул деду, для пущей убедительности приложив палец к губам. Мол не волнуйся – ни за что не выдам себе, буду слушать и молчать.
*******
Утомленные и счастливые они растянулись у края утеса, не опасаясь быть застигнутыми врасплох. Люди сюда не приходили, а мудрые дети леса в Кровавую Луну не показывались из своих нор до самого рассвета. А он уже стремительно надвигался на них, грозя размолоть в труху ту хрупкую связь, что сохранялась между ними не одно десятилетие.
Он лежал на боку, повернувшись спиной к лесу и позволив Ей сложить на него лапы и морду. По телу разливалось блаженное спокойствие, затмевающее собой все инстинкты и правила. Возможно, поэтому они и не услышали хрустнувшей невдалеке ветки и не учуяли чужой запах.
– Смотри, Митяй, белые волки! – зашептал мужчина с ружьем наперевес другому. – Знать, правду говорили старики – есть они! Приходят сюда! Небось жертву ищут.
Он зло прищурился и медленно снял с плеча даже не брякнувшее оружие.
– Точно, Степан, – восхищенно протянул другой и вдруг забеспокоился, оглянувшись на друга. – Эй, ты чего удумал?
– Не шуми, – отмахнулся Степан. – Вот притащу их шкуры в долину и забудут все эту легенду! Докажу, что они всего лишь звери.
– Нельзя их трогать, – замотал головой Митяй. – Нельзя! Мне дед сказывал, что они – Духи леса. Убьешь их и беду на всех нас накликаешь!
– Митяй, у тебе баба дома и двое детишек уже народилось, а ты все в сказки веришь. А ну подвинься, дай прицелиться, – зло прошипел Степан, вскинув ружье.
Митяй посторонился – о вздорном характере друга знали по всей долине. Неровен час еще огреет его чем-нибудь и волкам на откуп отдаст… Мужчина поежился и хотел было уйти подальше от будущего побоища, но что-то его остановило. Он внимательно следил за действиями Степана. Видел, как тот примеряется. Как подрагивают его пальцы, в предвкушении скорого выстрела. Буквально за секунду до того, как Степан спустил курок, Митяй бросился вперед и заорал зверью во все горло:
– Бегите!!!!
Она была ближе к лесу, поэтому первой вскочила на лапы, отчетливо видя летящую в него пулю. Раздумывать было некогда и Она прыгнула вверх, принимая в себя обжигающую смерть, предназначенную тому, кого Она любила больше жизни. От сильного удара Ее откинуло назад и непослушные лапы не позволили зацепиться за неровный ряд острых камней на краю обрыва. Она ухнула вниз, так и не издав ни одного звука.
И тогда завыл он! Мощный, огромный белый волк поднялся на лапы и исторг из себя такой звук, от которого у мужиков волосы на голове встали дыбом. Шерсть на загривке поднялась, он нагнул голову и продемонстрировал им оскал острых как бритва зубов, не предвещающий людям ничего хорошего. Второй выстрел Степана стал для него неожиданностью. Зверь дернулся, удивленно принюхался и ухнул в ту же бездну, в которой пару секунд назад скрылась Она.
– Делов-то, – довольно усмехнулся Степан, вставая в полный рост, и тут же испуганно пригнулся.
Совершенно неожиданно на утес налетел шквальный ветер, абсолютно несвойственный этому времени года. Он мгновенно набирал силу, заставляя пригибаться не только растерянных людей, но и вековые деревья. Митяй испуганно ухватился за случайно нащупанную корягу, Степан обхватил ствол ближайшего дерева. Но это не помогало – их мотало в разные стороны с такой силой, что в пору было начинать прощальную молитву. На утес натянуло черные тучи, разразившиеся самой страшной грозой на веку мужиков. Молнии беспрестанно били поблизости, а неразрывно следующие за ними громовые раскаты сотрясали огромные валуны так же легко, как детские игрушки.
Когда стихия угомонилась, мужики решились приподнять головы и тут же осели, пригвожденные к земле горящими гневом глазами молодой рыжеволосой женщины. Она стояла на том самом месте, где недавно лежали волки. Только сейчас Митяй понял, куда все это время били молнии – на плоском, будто ножом срезанном, скальнике черным выжженным контуром маячил непонятный знак. Женщина стояла в его центре и буквально источала ярость, буравя глазами нерадивых мужиков.
– Окаянные души! – загремел ее голос над всей долиной, вызывая резкую боль в голове. – Что вы натворили?
Глава 5. Малуша
– Как вы посмели отобрать Жизнь? Играючи и бездумно! Ироды окаянные, – усиленный неизвестно откуда взявшимся здесь многократным эхом голос заставил мужчин сжаться в комок и заткнуть уши ладонями.
Митяй пригнулся к самой земле и вдруг с испугом отдернул руки от головы, поддавшись обманчивому ощущению ползущей по ним змеи, но открывшаяся реальность вызвала у бывалого мужика совершенно неконтролируемый приступ паники. Видано ли такое? Из его ушей обильно сочилась кровь, алой струйкой стекая между пальцев и оставляя следы на одежде. Украдкой он бросил взгляд на Степана. Тот изо всех сил зажимал уши, но участь Митяя не миновала и его – кровавый ручеек затекал в рукава рубахи, расползаясь по ним яркими багровыми пятнами, которых Степан совершенно не замечал.
– Иссушенные ваши души! – продолжала гневаться женщина. – Не будет вам нигде покоя, ваша доля – чахнуть и сохнуть. Призываю Великого Хроноса в свидетели!
При ее последних словах над каменном пятачком взвился ветер, легко приподнявший женскую фигурку в воздух. Она зависла над плато на высоте двух метров и вдруг резко выкинула вперед руку со скрюченными пальцами. Степан с Митяем и без того выпучившие глаза от страха одновременно схватились за горло – казалось, кто-то сжимал его изо всех сил, медленно перекрывая доступ кислорода. Они захрипели, беспомощно извиваясь и пуская носом пузыри, и в накрывшем приступе животного ужаса ощущая, как та же неведомая сила бесцеремонно тащит их вперед сквозь кусты и коряги. Сопротивляться этой мощи им даже не приходило в голову – быть бы живу! Одежда с треском рвалась, цепляясь, за коряги и пни, камни обдирали голые ноги, а в глаза каждую секунду целились острые ветки. Степан поскуливал от страха, вывалив наружу уже синеющий язык, но неумолимая и беспощадная сила продолжала тащить его вперед, пока не бросила безвольно болтающегося мужика на колени прямо перед зависшей в воздухе женщиной.
Она была довольно молода. Даже слишком молода для управления такой мощью. И если бы не искаженные гневом черты лица, могла претендовать на звание настоящей красавицы: большие светлые глаза, опушенные длинными ресницами, широкие брови вразлет, аккуратный носик, припухшие нежные губы и россыпь веснушек, притаившаяся на переносице и щеках. Длинные медного цвета волосы развевались на ветру, напоминая плащ, способный закрыть девушку целиком. Она была слишком молода и удивительно красива, но ни Степан, ни бухнувшийся на колени рядом с приятелем Митяй не видели этого. От священного ужаса, пронзившего их тела и разум, зубы выстукивали мелкую дрожь, а глаза застилала серая пелена.
– Отступники! – вновь загремевший голос разорвался в головах мужиков вспышкой невыносимой боли. – Отныне и во веки веков ни вам, ни вашим потомкам не будет более места нигде в мире. Не забыть вам никогда сотворенное зло! Жить вам и мучиться, ибо никто и никогда, покуда хотя бы капля вашей крови будет течь в жилах потомков, не сможет покинуть этих мест. Ибо награда им смерть – скорая и мучительная! Таково мое слово вам! И Великий Хронос тому свидетель!
Невидимая стальная хватка, сжимающая шеи мужиков, ослабла и они упали на четвереньки, с ужасом ощущая, как произнесенное проклятие ядовитой змеей вползло под кожу, растворяясь внутри и становясь их неотъемлемой частью. Как накрыло оно темной вуалью долину и всех живущих в ней…
Женщина исчезла, просто растворившись в воздухе. Митяй осторожно выпрямился и поднялся, дошагав на дрожащих ногах до края каменного плато. Сверху долина выглядела по-прежнему безмятежной – все так же курился дымок над домами, развлекались лаем дворовые псы, да сновали по своим делам сельчане. Но он чувствовал, что все изменилось! И был уверен, что каждый человек внизу ощущал безотчетный страх, с которым теперь предстояло сжиться всем им без исключения.
– Что же мы натворили? – сухими губами прошептал Митяй, упав на колени и уткнувшись лбом в горячий и равнодушный к его запоздалому раскаянию валун.
*******
Малуша сидела на крыльце и бережно осматривала зайчонка, который пару дней назад приковылял к ней с поврежденной лапкой.
– Чего дрожишь-то, дурашка? – ласково приговаривала она, быстрыми и аккуратными движениями ощупывая лапу зверька. – Все у тебя хорошо, травками да заговорами обошлись. Вечером к своим побежишь.
Она знала, что он ее отлично понимает. На то пограничницы здесь и поставлены, чтобы помогать детям леса. Конечно, не только ради этого, чего уж лукавить! Но Малуша относилась к тем, кто заботу о зверье ставил превыше всех остальных задач. Именно ради этого она и стала пограничницей, живущей вдали ото всех. В самых непроходимых местах, где граница настолько истончена, что без хозяйского пригляда неразумные существа примутся шастать туда-сюда, невольно или осознанно творя беды.
Она выпустила зайчишку из рук, и он тут же пустился наутек, но со двора не пошел – не разрешила ему еще Малуша. А потому притаился в сочной зелени, тяжело дыша и поглядывая на ведьму большущими глазищами. Добрая она, но вот пахнет странно и распространяет вокруг себя что-то… для зайчишки то осталось необъяснимым и немного тревожащим. Хотя он, как и все дети леса, пришел в мир уже с твердым знанием – коли беда настигла, беги к пограничнице. Кто вкладывал непоколебимую уверенность в силу пограничниц в их умишки, зверью было невдомек. Все эти размышления, да слова лишние не для них, для людей такое оставлено.
При мысли о людях Малуша, до того момента улыбающаяся и жмурящаяся под приветливыми солнечными лучиками, игриво щекочущими лицо, нахмурилась. Она встала со ступенек и одернула доходящее до щиколоток темно-зеленое платье, подпоясанное мудреным ремешком, который преподнесли ей в дар после успешного прохождения обряда посвящения в пограничницы. Люди… Будь ее, Малуши воля, она бы никогда не помогла ни одному из них! Но с того дня, как она поселилась здесь, прошло много времени и люди подбирались к границе все ближе и ближе. Они стремительно занимали новые земли, бездумно уничтожая все, чего не понимали или боялись. К Малуше они относились так же – она не обольщалась их учтивыми речами и обильными дарами, с которыми они смиренно приходили сюда, когда нуждались в помощи. Отказать им пограничница не могла, но истинные лица людей знала слишком хорошо! Лица тех, кто уничтожает лесных детей без меры и надобности на то! Убивает для забавы даже самых редких и ценных из существ! Перед ее глазами вновь промелькнула картинка смерти белых волков, которых она считала одними из самых удивительных созданий, вступивших в сделку с Великим Хроносом.
На душе посмурнело. Малуша собралась было пойти в дом, как всем своим существом ощутила резкий изгиб пространства, произошедший где-то поблизости. Так умели делать только посланники, а значит возмездие за ее спонтанный поступок не заставит себя ждать. Девушка вздохнула и смиренно сложила руки на груди, развернувшись к небольшой калитке в частоколе ограды, надежно скрытую от посторонних глаз. Дверца тихо скрипнула и во двор, нагнувшись, чтобы не удариться головой о бревна, шагнул высокий молодой парень, одетый в типичный наряд посланника: светлая рубаха на выпуск, добротные штаны и жилет из хорошо выделанной кожи. По их цвету сразу было понятно, кто отправил пограничнице весточку – черный цвет принадлежал исключительно наставнице Власте, а значит дела обстояли даже хуже, чем предполагалось.
– Доброго здравия, Малуша, – улыбнулся парень и протянул ей запечатанный конверт. – У меня для тебя новости.
Она с надеждой взглянула на посланника:
– А на словах есть, что сказать?
– Не полагается мне, – он замялся, но все же поделился своими наблюдениями. – Власта уже который день лютует, а сегодня с утра потребовала собрать широкий синклит, на котором и ждет тебя.
Малуша похолодела – дела совсем уж плохи!
Глава 6. Пограничница
Руки мяли конверт из плотной бумаги с личной печатью Власты, знакомо обжигающей пальцы.
– Думаешь, грядет что-то? – она вскинула на посланника встревоженные глаза.
– Почем мне знать? – парень потупил взгляд, не выдержав этого сквозящего в каждом ее жесте вопроса.
Малуша ему очень нравилась и сердце саднило, прося помочь ей, вот только не в силах посланника хоть что-то сделать. Его возможности ограничены, да и не посвящают таких, как он, в серьезные дела. Их задача – оповещать и отслеживать исполнение данных распоряжений. Не более. Он вздохнул.
– Одно могу тебе сказать – Власта места себе не находит и даже несколько раз тайком покидала укрепление, – почти шепотом сообщил парень, оглядываясь по сторонам.
– Власта? – Малуша не поверила своим ушам.
Ведь за все годы Власта выбиралась за пределы укрепления только в двух случаях, когда ставила метку на новых послушницах и когда забирала их с собой. А тут… Пальцы девушки невольно сжались, превратив конверт в бумажный комок, который в пору было отправить на выброс. С огромным удовольствием Малуша так бы и поступила, но вряд ли ей предоставился потом еще один шанс объясниться с Властой и другими наставницами. Она быстро распрямила заломы на конверте и спрятала его в карман платья.
– Спасибо, посланник. Весть пришла, я прибуду на синклит в положенное время, – произнесла она традиционные слова.
Парень с облегчением кивнул и принял от нее маленькую, не больше букашки фибулу, выполненную в виде особого знака пограничницы – схематичной человеческой фигурки с поднятыми вверх руками. Его миссия на этом закончилась. Он развернулся, собираясь покинуть двор, и уже около калитки его нагнало тихое Малушино:
– Спасибо, Ведан.
Ведан… Не оборачиваясь, он улыбнулся. Обычно пограничницы не утруждали себя запоминанием имен посланников, а вот она помнит. Пространство привычно изогнулось, и парень исчез в его дрожащем мареве.
Малуша постояла еще несколько минут на крыльце, но стой-не стой, а ничего не изменится. Она насупилась и с видом обреченного на казнь зашла в дом. Сюда не было хода никому, кроме нее. Этот урок пограничницы учили самым первым. Детей леса они встречали во дворе, там же принимали и человеческих просителей. А вот дом оставался только для хозяйки, был ее надежным убежищем и самой сильной защитой. Так говорили наставницы, но Малуша, привыкшая смотреть чуть глубже, дальше и пристальнее, чем другие послушницы, понимала истинную причину такой закрытости и таинственности – не пристало людям видеть, что за вещички хранили и использовали пограничницы. Каждая из них вызвала бы множество ненужных вопросов, а следом и слухов, которых вокруг лесных ведьм, как их величали люди, вертелось и так с избытком. Коли люди поддадутся страхам и взбунтуются, то ей придется уйти. А оставлять истонченную границу нельзя… Вот и терпит Малуша. Ведет себя тихо и незаметно. Помогает людям, когда требуется, а в остальное время никак себя не обнаруживает. До недавнего времени не обнаруживала…
Погруженная в свои невеселые думы, девушка села на ладный деревянный стул, выполненный на заказ мастерами укрепления, и положила порядком измятый конверт со все еще держащейся печатью на тщательно отполированный стол. Она разгладила бумагу ладонью и, помедлив, все-таки разломила печать. Она сломалась с тихим звоном, мгновенно исчезнув с развернувшегося листа. Малуша быстро пробежала глазами ровные строчки, написанные собственноручно ее наставницей. Что же – ее ждут на синклите через два дня, едва с небосклона сойдет Кровавая Луна. При мысли о ней, которая дарила надежду тем двоим несчастным, внутри все сжалось. Пусть будет, как будет! Малуша ни капли не жалела о том наказании, на которое обрекла убийц волков, всех жителей долины и их потомков. По делам им!
Она нахмурилась. Да, не зря все-таки Власта научала ее:
– Не доведет тебя, Малуша, до добра равнодушие к людям. Нам с ними бок о бок жить во века. А потому нужно учиться понимать их, да помогать по силам. Ежели они решат, что совсем без нас справятся? Куда мы деваться будем? Как на границе стоять? – она склонялась над насупленной девочкой с растрепанной косой и уже мягче добавляла. – Учись сперва думать, потом чувствовать и уже потом делать. А лучше, коли на первом и остановишься. Думай, Малуша.
Она и думала. Вот только, чем больше думала, тем сильнее презирала людей. Порой Малуше казалось, что она пришла в мир уже с этим чувством. Мать ее в пору младенчества дочкиного распознала в ней способности. Уж больно жались к малышке все домашние животные, да скотина. А когда Малуше исполнилось 2 года, к их поселению стали стягиваться дети леса, чувствуя близость пограничницы. Тогда местные и смекнули, что к чему, требуя проверить всех нарожденных девочек на принадлежность к лесным ведьмам. Мать призналась сразу, а следом в их дом непрошено, но ожидаемо пришла Власта. Кинула на копошащуюся на полу с кошками малышку внимательный взгляд и, расправив складки длинного темно-синего платья, лишь для соблюдения правил поинтересовалась у мнущейся на пороге женщины:
– Я признаю в твоей дочери пограничницу. Согласна ли ты в назначенный срок передать ее нам?
– Согласна, – кивнула порядком напуганная визитом высокой гостьи мать.
Власта кивнула и поставила на девочке запечатывающую метку. Только после этого местного смогли вздохнуть спокойно – зверье потеряло к Малуше, а значит и к их селению всякий интерес. Община зажила по-прежнему, вот только наставница недооценила будущую послушницу. Способности, которые под печатью должны были мирно спать до поры-времени, бурлили внутри девочки, пробиваясь наружу яркими и мощными всполохами. Поэтому видела и ощущала она все по-особенному. Никогда Малуше не нравилась в своих родичах жажда убийства и уничтожения всего непонятного. Тайком она убегала в лес, чтобы лечить зверье, убирать поставленные накануне силки и засыпать ямы-ловушки. Знаний в ней не было, но растущие способности позволяли легко справиться с простыми недугами и ранами. Местные ни о чем не догадывались и лишь мать, заметив перепачканную дочкину рубашонку, гладила ее по растрепанным волосам, приговаривая:
– Ох, скорее бы Власта забрала тебя. Неровен час, заметят наши мужики, кто им в лесу препоны ставит. Беды тогда не оберемся! Выгонят нас с отцом отсюда вместе с твоими братьями и сестрами. Ты хоть их пожалей, Малуша.
Девочка молчала, но точно знала, что вновь побежит в лес. Дети леса были ей ближе и понятнее, чем кровные братья и сестры – такие же пустые и жестокие, как и все люди.
А потом за обещанным, раньше на 2 года, пришла Власта.
Глава 7. Наставницы укрепления
– Нет, ты так и не поняла, что натворила! Маленькая, заносчивая девчонка, возомнившая себя всесильным творцом! Ты хоть представляешь своим скудным умишком, какую кашу заварила? Они стали источниками Жизни этих мест. Понимаешь? Жиз-ни! Великий Хронос связал их воедино! Ты в своем невыносимом тщеславии самолично обрекла живые существа на вечное скитание между мирами людей и детей леса. Кто ты такая, чтобы принимать подобные решения? Не ведаю, почему Великий Хронос не остался глух к твоим молитвам…
Власта лютовала уже больше часа и постепенно начала выдыхаться. Все это время Малуша молча стояла в центре зала, куда еще пока не добрались другие участники синклита, и из-под смиренно полуопущенных ресниц наблюдала за наставницей. Та была невероятно зла и чрезвычайно изобретательна в брани.
Хотя даже если бы она и не произнесла ни единого слова, крайнюю степень ее негодования по мечущим молнии светло-серым глазам и вздернутым пшеничным бровям не составляло труда считать даже новенькой послушнице. А уж сколько раз эти признаки подступающей бури довелось наблюдать Малуше и не сосчитать! Иногда ей казалось, что по мимолетному движению воздуха подле Власты она способна безошибочно определить настроение наставницы! Да и немудрено – именно Малуша чаще всего становилась причиной замешательства, разочарования и негодования самой грозной женщины укрепления. На губах девушки мелькнула улыбка, которую она тут же спрятала. Воспоминания накрыли ее с головой, утягивая как можно дальше от мыслей о синклите и неминуемом наказании за несдержанность и своеволие, как не отказала себе в удовольствии отметить Власта.
