Это было воссоединение с огромным озером, которое своей голубизной тон в тон сливалось с вечерним небом где-то посередине мутной туманной дымки, осевшей на горизонте.
…Потом я пошла дальше, в парео, ведя велосипед «в поводу» и встретила машину из Питера! Ха! Парень спросил:
– Можно ли подъехать к воде?
Объясняю, что к воде подойти можно, но мало где. Непринуждённо говорю, что, мол, я не местная, а путешествую из Питера, и такие понты ненавязчивые из меня попёрли, как будто я – Звезда Вселенной номер один! Он обрадовался и говорит:
– Я тоже из Питера.
…В Коростыни я тихонечко ехала позади стада коров и овец, возвращающихся с поля. Эта близость коров, их запах и нелепость картинки, когда они огибают припаркованные у дороги иномарки; беззлобный мат пастухов; старушка, встретившая свою корову и пропускающая её к дому, – всё это составило такое умиротворяющее, самобытное, сакральное зрелище, освещаемое золотым светом медленно плывущего к горизонту вечернего солнца, что я поневоле залюбовалась.
Я подъехала к церкви, видимой через старые, закрытые, металлические ворота, покрытые облупленной зелёной краской; пошла вдоль забора и увидела маленькую деревянную калитку – она была открыта. Подумала, что не протиснусь в неё с велосипедом, но, нет – даже не задело. Я прошла в безлюдный тихий дворик, поклонилась церкви, и меня как будто обняли. Это было как: «О, нет, я не смогу попасть к Господу, ведь калитка узкая, а я с велосипедом!» А Он меня как бы принял, и это было так трогательно, что я заплакала.
…Возле дороги сорвала два яблочка, предсказуемо кислых. Дорогу перебежала лиса! Настоящая, с белой кисточкой на хвосте! Сначала сидела у дороги, как столбик – я смотрю и не могу понять, кто: меньше средней собаки, но больше кошки! Подъезжаю ближе. И вдруг этот зверёк срывается и средней рысью бежит через дорогу – лиса! Ух ты!
Сбитые кошки тоже есть. Но ни одной из них – на дороге, как это сплошь и рядом наблюдается в Ленинградской области. Видимо, здесь их сразу уносят на обочину.
Дороги ужасны. Иногда обочина настолько лучше этих разнокалиберных ям, что все едут по ней, включая меня. Какие-то участки залиты чёрным гудроном вперемешку с булыжниками и галькой, на отдельных – пятна заплаток, а кое-где остаётся только догадываться, что здесь когда-то был асфальт. Зато есть участки, где белой полосой отделён значительный край дороги, и тогда я еду как королева, а не ору каждый раз от ужаса, когда кто-то несётся и обгоняет сзади, обдувая ветром:
– МОЯ ПОЛОСА! МА-А-А-А-Я-Я-Я!
При том, что специально выбрала не федеральную трассу, чтобы было поменьше машин, которых я панически боюсь.
Сегодня без костра, на ужин – мюсли. Костёр был днём – ела пюре и пила чай. Жалею, что не купила копчёную рыбу у дороги. До сих пор слюнки текут…
Что такое приключения на жопу? Это езда на велосипеде с таким сидением и по таким дорогам. Даже привязанный к сидению изолон не помогает избежать огромного синяка, постепенно покрывающего моё прекрасное место соприкосновения с ним! Это ужасно.
…Продолжает быть страшно и интересно.
Глава 3. День третий
Я не могу сидеть и потому не могу долго ехать на велосипеде. Это провал всей моей идеи. Моя нижняя часть, превратившаяся в один большуханский синяк, категорически против любого перемещения куда бы то ни было. Особенно на велосипеде.
Я в ужасе и боли.
Решила ехать до Селигера, а до него ещё как… впрочем… До Демьянска бы допедалить…
От Старой Руссы идёт длинная дорога – однотонная, без впечатлений. Кроме мумифицированных лягушек и вздутых жаб попадаются сбитые ёжики, и несутся одинокие машины. Дорога из гравия, залитого смолой; очень трясёт.
Связи нет. Мои носки, судя по источаемому запаху, умерли и даже не сегодня. Хэбэшки, между прочим! Для того, чтобы уговорить свои ноги залезть в них, а затем в тесные душные кроссовки, приходится с каждым разом тратить всё больше и больше времени.
…Купила кефир, и батон, и мармеладки, и сухое молоко. Пока ходила в магазин, оставила велик у одной тётки во дворе. Она отнеслась ко мне очень подозрительно, но мне пришлось просить её, потому что тогда есть хоть какая-то гарантия, что велосипед не сопрут. А с улицы – могут.
Отгрызла целлофановый уголок у кефира и все пол литра с мягким румяным батоном схомячила. В магазине в трёхлитровых банках продавали местное молоко! Прямо в холодильнике стояли эти банки, что было удивительно, потому что магазин стоял прямо на трассе.
Из осознаний вижу только своё мегаЭго. МегаЭгогище.
Когда мне приходится общаться с людьми, первое, что они всегда спрашивают:
– А не страшно?
Я хочу объяснить, что гораздо страшнее умереть в одиночестве в четырёх стенах, и тухнуть там, воняя, и что один вопрос преследует меня в последнее время наиболее часто: как быстро меня начнёт есть оголодавшая кошка?
Вместо этого я бравурно заявляю:
– А чего бояться-то?
Храбрая такая. Ага.
…16.00. Надо проехать хотя бы ещё немного. Ну, пожалуйста. Ещё же только день! Поверить не могу… С кем я сейчас говорю?
Колени тоже перешли на сторону зла – они кричат о пощаде. С утра ещё немеют руки и становятся бесчувственными пальцы – мажу шею «Звёздочкой», к обеду немного отпускает. Собственное тело предаёт меня.
Нет сил терпеть дальше. Дорога, как специально, хуже стиральной доски, и как издевательство, спустя двадцать километров этой тряски я вижу возле дороги знак, что… «начинается неровная дорога»? А до этого, мать вашу, что было?!
…И вот я вижу кучку местных, которые, держа надувной матрас над головой, явно идут к воде. Я хочу тоже. К воде. Но отдельно от них.
Ищу – отдельно нигде спуска нет. Пока искала – потеряла и этот спуск. За кипами сена, скрученными на краю деревни, переодеваюсь в купальник и еду спрашивать где спуск.
Приходится контактировать с людьми, – в этом тоже урок моего путешествия. Вынужденное контактирование. Я выхожу из рамок своей приобретённой интровертности.
Галина и её муж. Час назад я плакала и просила Вселенную:
– Хочу чай, горячий чай… и мёд… Хочу искупаться… постирать всё это бельё на мне… банально хочу летних хрустящих сочных огурцов…
И вот, в течение ближайших двух часов я получаю всё это в полном объёме!
Они показали мне, где спуск и вода. Позволили оставить велик у дома. И я пошлёпала вниз, захватив все свои грязные вещи и мыло.
Местные, конечно, громко вопросили в воздух:
– Кто это? – увидев меня и ожидая ответа.
Я включила игнор, залезла в воду подальше от них во избежание конфликтов а-ля «погнали наши городских по направлению к деревне», намылила голову и стала плескаться, распугивая рыбёшек.
Это была тёплая речная чистая вода – высшая степень блаженства!
Потом собрала вещи, кучей лежащие на песке, ушла ещё дальше и всё постирала. Я муслила тряпки, испытывая ни с чем не сравнимое удовлетворение от процесса очищения.
Ещё там была куча устриц. Просто всё дно усеяно! Я достала одну, и она тут же возмущённо сдвинула створки, выплюнув напоследок тонкую струйку воды.
Когда я поднялась наверх, излучая геометрическую степень экстаза, Галя и её муж продолжили меня опекать. Она велела повесить вещи на верёвку во дворе и пройти в дом «до чаю». В доме было сумрачно и прохладно. Чай был с мёдом и батоном. Галя рассказала, что у её невестки сгорела квартира, и они теперь пытаются отстирать ковёр, – во дворе, действительно, лежал ковёр, который муж Гали поливал из шланга водой. Она говорила, как ей жалко ремонта, сделанного накануне. Я, как слушатель, осторожно добавила, что это счастье – что сгорел ремонт, а не пятеро детей.
Галя задумалась, а потом согласно часто-часто закивала головой.
Оказалось, что они тоже из Питера!
Что же это за сила визуализации моего «хочу», если всё оно исполнилось так быстро и в полном объёме? Мама Вселенная как будто готова исполнить ВСЁ, что я сформулирую. Но… я не знаю, чего хочу. Самое-то главное!