Свекровь

– У тебя ж есть Андрей…

– Ой, ну есть и что, на одного больше ведь всегда лучше, чем на одного меньше. Или вообще никого, – сказав последние слова, вдруг замолчала. Она поняла, что ляпнула лишнего. Ей подруга только жаловалась, что у нее вообще никого нет. А она так неосмотрительно начала хвастать.

После этих слов Ветелиной, у Поли без всяких уже усилий над собой слезы подступили очень близко. Но теперь, ей не хотелось перед Иркой показывать их. Чужое горе всегда чужое. Хотя, конечно, горем назвать это никак нельзя было. Но что у подростка в голове? Почти каждая проблема – это конец света… Поле не понравились слова Ирки. Постоянно все давали понять ей, что она второго сорта. Мама с папой все время говорили: «Ира то, Ира се…», Иркины родители тоже, когда приходили к ним в гости, любили Полю поучать «А наша Ирочка такая-растакая», «А наша Ирочка самая лучшая», «А наша Ирочка… бери с нее пример». Сядут у них на кухне, дым коромыслом, рассуждают на великие темы, а сами? Сами курят! Этого Поля вообще понять не могла. Ну ладно Иркин отец курит, но мама? Она же тетенька! Как эта гадость в нее влазит?

Когда-то, в третьем классе, Поля гостила у родственников в Москве. Дядька был какой-то важный, в чинах. Жена его, тетя Полиного папы, чудесная женщина, тоже курила. Но они были старые, поэтому их можно понять. На их долю война выпала. Поэтому у них в квартире везде были раскиданы сигареты. Прямо пачками валялись и на кухне, и в комнате. Как-то Поля зашла в туалет, и ее взгляд упал на голубенькую упаковочку с надписью ТУ-134. Шальная мысль сразу закралась девчонке в голову. Поля быстренько заперла дверь на щеколду, трясущимися руками взяла пачку, достала одну сигарету и засунула себе в рот. Осталось дело за малым. Закурить. Поля взяла коробок со спичками, достала одну с зеленой головкой, таких в своем городе Поля еще никогда не видела, и постаралась зажечь их потише. Тихо шкребанула спичкой по коробку… Ничего не получилось. Еще раз. И еще раз… Поля боялась, что родители услышат странные звуки из туалета, поэтому старалась делать аккуратно. Когда она поняла что нужно от души черкануть спичкой по коробке, и это будет громко, тогда включила душ для маскировки звука и с уверенностью прорисовала белую полоску на коробке, это она уже умела. Спичка загорелась, Поля поднесла ее к сигарете, и… ничего не происходило. Как-то не прикуривалось. Несколько раз повторялось одно и то же. Наконец, как-то случайно получилось, Поля в этот момент втянула воздух из сигареты, и огонек заиграл. Девочка сильно закашлялась, и ее затошнило, резко бросила сигарету в унитаз, где уже плавали спички. И смыла водой. А улики не тонули. И Полю накрыл ужас! Мало того, что ее теперь тошнило, так еще она понимала, что от родителей достанется, если не спрячет следы преступления. Это была долгая и, в тот момент, серьезная ситуация для Поли. Намучилась она с этими «водоплавающими» спичками и сигареткой так… Что не в сказке сказать, ни пером описать. Поэтому у нее выработалось устойчивое отвращение к курению, а особенно когда курили женщины.

Но вернемся… Тетя Аня, Иркина мама, восседала всегда в углу маленькой кухни Поляковых, выпускала дым в лицо Поле, морщилась от этой гадости и скривленными губами читала мораль. А Поля стояла перед ней по стойке смирно, молча, опустив голову, и ждала, когда все закончится. То, что за нее никто не заступится, она понимала. Ведь на самом деле она и была такая нехорошая девочка. За всю свою жизнь многие ей это внушали, и она даже в это поверила. И когда очередной раз ее начинали воспитывать, или нечаянно она что-то натворит, то больше всего доставалось Поле от самой себя. Она мучилась от того, что такая недотепа, как она просто портит всем жизнь. Из-за нее расстраивается мама, папа, из-за нее случаются все проблемы в семье, потому что она не умеет себя вести, потому что она что-то не сделала, потому что она как раз сделала, да не то. Но все эти нравоучения Иркиной мамы ни в какое сравнение не шли, с тем, как ее ругала тетя Муха. У родителей была знакомая, жила она в соседнем доме, по фамилии Мухина. За глаза ее все называли Муха. Когда она приходила к ним в гости, вот этого Поля боялась и ненавидела всеми клеточками своей души. Эта тетя Муха была такая злая… Резкий голос, выражения типа «дрянь такая» и «ты свою мать в могилу тащишь», «если твоя мать умрет, ты будешь в этом виновата», «всю жизнь будешь локти кусать». Похоже, мама сама ее побаивалась, прекратить этот поток ругани никто не мог. Но зато у Поли четко сформировалась мысль, что она лишний человек на этой планете, от ее присутствия только всем хуже.

…Ирка поняла, что сморозила лишнего. И уже, одев свой новый сарафан, подсела к Поле.

– Так. Надо что-то придумать. У тебя есть кто-нибудь на примете? Надо действовать, а не сидеть сопли на кулак.…То есть, думай.

Поля замялась. Кого ей вспомнить? В нее никто никогда не был влюблен. И вдруг осенило! Лищенко! И его записку в пятом классе. Сейчас ей уже казалось, что какая-то тогда ерунда случилась. «Я люблю тебя, твой сосед любит соседку». Точно глупость какая-то.

Ирка заметила движение мысли на лице Поли.

– Ну? Вспомнила?

Поля робко и как-бы извиняясь, сказала:

– Лищенко?

Ирка обрадованно щелкнула пальцами, как будто это то, что давно ждала.

– Точно! В этом направлении и будем работать.

– Как?

– Как, как? Пока не знаю. Пойдем, я провожу тебя быстренько домой, и завтра будем действовать.

Глава 7

Севка как всегда осенние каникулы провел у бабушки. Рина Саввична очень любила внука. Старалась забирать его все время к себе от матери.

Когда письмо красными чернилами Рина припрятала, на этом проблемы в семье Альки не закончились. Свекровь не давала житья, то борщ Алька вкусный приготовила, и свёкр ее похвалил, а это очень не нравилось Майе Михалне, то не убрала вовремя, то пришла поздно. Да и Алька не давала спуску свекрови. Ей тоже было, что сказать в ответ. Да еще и громко, чтоб соседи слышали, спектакли часто устраивала, показательные. Так, что в их небольшом доме из двух этажей и двух подъездов, соседям было что обсудить и посмаковать. Сыну своему, Витальке, Майя Михална постоянно вскользь и не вскользь намекала, что воспитывает он неродного сына. Хотя мальчик рос маленькой копией Витальки.

Семейная жизнь не ладилась, вместе в одном доме существовать невестке со свекровью было уже даже небезопасно. Чтобы внук пореже видел скандалы, Рина Саввична, как только была возможность, забирала Севку к себе. Сама с мужем мыкалась по квартирам, и внук с ней. Где только Севка не спал. Даже в корыте. Зиму перезимуют, а весной им на дверь показывают. Никто не хотел, чтобы в доме жил маленький ребенок. И по весне – узлы, котомки, чемоданы и поиск новой квартиры.

Алька с Виталькой, пожив вместе со свекровью, и, заимев друг против друга кучу претензий, через несколько месяцев съехали. Дело в том, что у Виталия было много теток. И одна из них умерла, оставив в наследство дом в центре города, правда в общем дворе. Один общий туалет на улице. И сарай в конце двора. Туда, со своими пожитками и переехало молодое семейство Лищенко, спасая свой брак. Но трещина расколола интересы, уважение, и даже любовь Альки с Виталькой. В этом доме приходилось рубить дрова, топить печку, ходить в поленницу в далекий сарай, носить воду ведрами из соседнего двора, и все это в любую погоду, при любом состоянии души и тела. Когда было лето, еще куда ни шло, а вот ближе к зиме, Виталька уезжал к маме. И когда по весне возвращался, все соседи шутили: «Алька, муж вернулся? Значит, точно весна началась». То Алька, то Виталька начали поздно приходить домой, часто куда-то уезжать на выходные, каждый в свою сторону. А Севка… был никому не нужен. Только бабке. Поэтому у Рины обливалось сердце кровью, ей было очень жаль мальчика, она забирала его к себе, покупала ему одежду, читала ему на ночь сказки, водила в парк. В общем, была и папой, и мамой, и бабушкой. Может, такое и часто в жизни происходит во многих семьях. Но когда в твоей, все чувствуется по-другому.

Так прожили молодые недолго. Развод произошел болезненно, со скандалами, с затаенными обидами, с желанием отомстить. Причем с обеих сторон. Виталька ушел жить к родителям, а дом выставил на продажу, оставив одну маленькую комнату и то ли коридор, то ли предбанник, то ли кухню, то ли непонятно что. В комнате не было даже окон. Да и комнатой назвать ее было трудно, « каморка папы Карло», правда, с настоящим очагом, потому что печка все-таки имелась. Да что это за комната была… Там и помещался только диван для Альки, раскладушка для Севки и столик. Начали ходить купцы на просмотр дома, но увидев, что живет женщина с маленьким ребенком, которой некуда было идти, не решались брать на себя покупку этого «дворца» с последующим выселением из него несчастной матери-одиночки. А Виталька любил пошутить: «продаю дом с начинкой». Только в ответ никто почему-то не смеялся.

Алька почувствовала вкус свободы. Что могло ее, красивую, даже можно сказать, очень эффектную молодую женщину, теперь сдерживать? Ничего! Свобода!!! Не надо ни перед кем отчитываться, никому врать. Сама себе хозяйка. Мать, правда, периодически портила настроение. Но это можно было и потерпеть. Зато, если Альке нужны были деньги, на модные шмотки или косметику, или на ресторан… Мама не могла ей отказать. В выходные Рина Саввична Севку забирала, чтобы мальчик не видел этот бардак. В будни Альке приходилось трудновато. Постоянная проблема – это Севку надо было пристроить куда-то. Чаще всего мальчик ночевал у соседки в другом дворе. Бабка была одинокая, она жалела мальчишку, и с радостью брала его к себе. Альке только это и надо было. Ну, а когда соседка уезжала в деревню.… Однажды, когда Севке было четыре года, и родители еще не развелись, а просто Виталька уехал на зимовку к маме, Алька не смогла сына никуда пристроить, и оставила дома одного. А сама уединилась в машине с очередным кавалером. «Жигуленок» стоял возле калитки, ей казалось, что ничего не может произойти непредвиденного. Пока она веселилась, а потом утешалась в объятьях очередного женатика, Севка проснулся и, увидев, что мамы нет, выбежал на мороз, ночью, босиком, в одной пижамке. Испугавшись еще больше, он громко заплакал и с криком «Мама!» побежал за калитку. Детский испуганный вопль разрезал ночную январскую тишину. Алька, услыхав плач сына, быстро выскочила из машины и, застегивая на ходу кофточку, догнала мальчика, схватила его на руки и кинулась домой. Дома, расстроенная, что свидание сорвалось, нашлепала Севку по попе. Мальчик наплакался в подушку, и, всхлипывая до утра, забылся в тревожном сне. Алька тоже долго лежала и смотрела в потолок, иногда слезы катились из глаз то ли от того, что стало жаль сына, то ли от того, что свидание сорвалось. А может от того что сама никого не любила, и знала, что её никто не любит, то ли от обиды на бывшего мужа. Она и сама этого не знала.

Веселые компании у Альки не переводились, женихи тоже. Она сильно не впечатлялась, женат или нет ее избранник. Жила одним днем. Зато, эти гулянки очень не нравились женам, которым изменяли мужья. Что только они не предпринимали. То обивку двери порежут, то вымажут ее г… Алька не затрудняла себе жизнь думками о совести. Ей и так было тяжело. Женихи приходили поесть, попить, повеселиться, ну и еще кому что.… А носить воду, покупать и колоть дрова, топить печку.…Это приходилось делать ей самой. Из нее могла получиться хорошая хозяйка. Алька вкусно готовила, у нее был кулинарный талант. Она не позволяла себе выйти из дома в несвежей одежде, или в мятом костюме. Всегда была с прической, накрашена, французские духи… Деньги не считала. Зачем? Мать не могла ей отказать. Да и сама Алька крутилась, как могла. Место было золотое. Она служила юристом в отделе по распределению автомобилей. Ну и в советское время, как впрочем, бывает в разные времена, не подкупишь – не получишь.

При всех минусах Альки, Рина Саввична ее очень любила. Поэтому Галька сильно обижалась на мать, потому что старшей дочери как будто не существовало для Рины. Сухие слова матери ее очень ранили, и иногда Галька устраивала скандалы с выяснением отношений.

Как-то раз, когда Альке исполнялось.…В общем, неважно сколько.…Не это главное. Алька решила собрать семью на свой маленький юбилей. Пригласила мать с мужем, сестру с семьей, себе кавалера и еще двух-трех закадычных подруг. Стол накрыла в своем общем дворе, поэтому соседи повеселились на славу от зрелища, которое развернулось этим праздничным вечером. Выпили, закусили, все как полагается. Галька долго себя сдерживала, но после третьей рюмки, стукнув кулаком по столу, решила выяснить, за что же мать больше любит сестру, а не ее. И заставить, раз и навсегда мать любить Гальку, то есть ее, так же как и Альку, а лучше – не так же, а больше. Ох, и скандал же был.… Сколько грязного белья повытягивали на белый свет. На этот скандал прибежали посмотреть даже из соседних дворов.

…Вот и осенние каникулы в четвертом классе, впрочем, как и все остальные, Севка провел у бабушки с дедом. И в первый же день второй четверти к ним в класс пришли двое новеньких – девочка и мальчик. Поля Полякова и Кирилл Александров. Этот день он запомнил навсегда. Севка ловил себя на мысли, что на каждом уроке он смотрит не на учителя, а на эту девчонку, с косичками «баранками», с коричневыми бантами. Что-то его тянуло все время к ней. Четвертый «Г» был не из примерных классов, его учителя называли между собой, а потом уже и в классах, и на педсоветах, и на родительских собраниях – «ГЭ оно и есть ГЭ». Сколько всяких ЧП происходило в этом классе. И во многих заварушках предводителем была Полякова. Севка не знал почему, но это ему страшно нравилось.

…Когда Севка с одноклассниками не знал, куда пойти гулять, инстинктивно предложил к школе. Все согласились. И его ноги сами привели в соседний двор Поляковой. Он и не ожидал, что, не успев расположиться на лавке, вдруг увидит, как Полякова медленно брела по двору. Наверное, она шла к Ирке Ветелиной. Они были подругами, хотя… Севка удивлялся, они такие разные, что их могло связывать? Полякова тоже увидела одноклассников и, ускорив шаг, не поднимая головы, пролетела мимо мальчишек.

Глава 8

Алька, конечно, искала женского счастья. Искала активно, забывая обо всем на свете. Забывая о матери, о сестре, а самое главное, о сыне. Севка не просто часто жил у соседей или у Рины Саввичны, но, даже находясь дома, мама редко его замечала. Часто к ней приходили ее подруги, какие-то дядьки, играла музыка, выпивали, смеялись, танцевали, курили в их маленькой комнатке. Севку и видно не было сквозь этот дым. Ему нравилось слушать взрослые разговоры. Где-то устроится в уголке, ручкой щеку подопрет и слушает, с открытыми глазами и ртом. Иногда засыпал, прям за столом. Бывало так, что оставался какой-нибудь дядька ночевать, а так как спать дядьке было негде, то, наверное, поэтому он и ложился спать с мамой. В такие ночи мама загораживала Севку стульями, и завешивала их одеждой. Спать маме с дядькой было, наверное, неудобно, поэтому они все время что-то делали, шуршали, кряхтели, скрипел диван.…И это все не давало Севке спать. И он не спал. Он смотрел в темноту и думал, думал, думал…. Если это была зима, то мальчик любил наблюдать за огненными зайчиками, которые скакали по потолку и стенам, отражаясь от печки. Иногда мать вскакивала с дивана и бежала посмотреть, спит ли сын? И Севка закрывал быстро глазки, как будто он спит.…

Были, конечно, редкие минуты, когда мама вспоминала про него. Иногда читала ему книжку про Каролинку, лисенка по имени Вук. Но самые любимые книжки были «Палле один на свете», и про волшебный мелок…. Кто знает, чем в детской душе ребенка отзывались эти сказки? А может быть, ему просто было хорошо с мамой, и в эти мгновения они были только вдвоем?

…Ирка накрасилась, наконец, выбрала себе сарафан, и надела его на себя, пару капель маминых духов и …Образ был совершенен. Она с удовольствием рассмотрела себя с ног до головы в зеркало, удовлетворенно вздохнула.

– Пойдем, я тебя провожу до дома, а то темновато уже…

– А потом я тебя, да? Такую красоту еще кто утащит?

И девчонки весело рассмеялись.

Проходя по тому двору, где час назад Поля видела одноклассников, подруги услыхали смех и крики. Вглядываясь сквозь наступающие сумерки, Ирка разглядела в этой веселой и шумной компании Лищенко…

– О, на ловца, как говорится…, – и тихо, почти не шевеля губами, добавила, – Поль, повернись в сторону Лищенко и улыбнись, как можно приветливее. Как будто он спустился с Эвереста, а ты его долго ждала и беспокоилась.

– Вот еще… Не буду никому я улыбаться, – так же тихо, сквозь зубы прошипела Поля.

– Ты что, все забыла уже? Мы решили действовать….

– Я не буду… – и тут получила в бок кулаком от подруги

– Будешь! Быстро, сказала, повернись и улыбнись, – шипела Ирка сквозь зубы, а сама мило улыбаясь одноклассникам, щипала за руку Полю.

Поля, повернув голову, натянуто улыбнулась мальчишкам одними губами. Ее взгляд был слегка испуган. Она встретилась глазами с Севкой, и сердце забухало где-то в ушах, от волнения стало жарко.

Уже у подъезда Поли Ирка пробурчала:

– Хорошо, что темно. Ты так улыбнулась, что можно сильно испугаться. Смотри на меня, надо вот так.

И Ирка улыбнулась как артистка на обложке журнала «Советский экран».

– Учись, пока я живая!

И подруги опять засмеялись. У Поли стало успокаиваться сердцебиение,

– Ир, ты пойдешь назад, ну.…Мимо них.… Скажешь потом, что там, как было, – промямлила Поля.

– Не боись подруга, ты так им улыбнулась, точно ничего не будет, их вообще от страха, наверное, сдуло с лавки…

– Ир, ну все равно… расскажешь потом?