Моя Заноза. Никому не отдам!

– Что ты сейчас сказала, детка? Повтори?

Сильные пальцы вжимаются в мои ягодицы, подхватывают… Я с тихим визгом уже обнимаю бедрами его пояс, просто вишу на нем! Деваться некуда – приходится обхватить руками мужскую шею.

– Хренушки.

– Смотрю, ты совсем распустилась! Забыла, как я тебя наказывал за плохие слова?

– Я уже большая. Говорю, как захочется. – Вру. Даже себя обманываю: я могу сейчас только шептать. Половина слов теряется в этом хриплом шепоте.

Семен же… Он все понимает: ловит звуки губами. Так, наверное, лучше доходит!

– Большая, говоришь? – Щекочет мой рот своим, дразнит… – Докажи.

Глава 3

Докажи, твою мать…

Ее кожа покрыта крупными мурашками. Понять бы: от страха или возбуждения?

Стасю… Мою мелкую, тощую, нелепую Стасю, мою Занозу – ее просто трясет. Она дрожит всем телом.

Сладкая. Своим ароматом сводит с ума.

– Что доказать? – Она подтягивается на руках, крепче обнимая меня за шею. Шепчет мне прямо в ухо, щекоча кожу горячим дыханием.

– Если задаешь такие вопросы – ничего не знаешь. Маленькая еще.

Да! Да, да, да! Сотню раз – да! Стаська – мелкая! И всегда такой будет!

Для Мэтта и для меня – она останется мелкой несуразной девчушкой, а не вот этой дурманящей заразой!

– Хм… – Она проводит носом по моей щеке. Прикрыв глаза, глубоко тянет в себя воздух. Дрожит еще сильнее. – Вот, значит, как, да?

Сухими губами проводит по моим. Дразнит. Щекочет… И дышит мне в рот…

Зажмурившись, прекращаю дышать.

Нельзя. Нельзя поддаваться!

Она опять занимается этим: провоцирует меня! Заставляет признать, что она – девушка, а не малявка. И что я ее, черт подери, хочу! До изнеможения!

Влажный язычок облизывает мои губы. Раздвигает их. Пробирается внутрь, щекоча…

– Мммм… Ничего так… Мятный коктейль, как обычно, да?

Хитрая кошачья улыбка озаряет ее лицо – и делает снова той мелкой, вредной, невыносимой девчонкой.

– Что ты задумала, Стася? И зачем ты здесь? Почему приставала ко мне и Мэтту? Я разве не говорил тебе: даже не думай об этом?! Говорил?

Меня трясет. От злости. От вожделения.

От ненависти – к нам обоим. Задушить бы эту вредину! Не до конца, но придушить… Чтобы боялась и больше никогда ко мне не подходила!

– А мне плевать, братишечка, что ты там говорил… – Каждое нервное окончание на моем теле горит. Царапает. И цепляется – за нее.

Стася ерзает, трется, шевелится, дразнит…

И целует первая. Маленький юркий язычок по-хозяйски орудует в моем, щекочет и волнует, заставляет себе отвечать: посасывать, облизывать, втягивать в себя глубже… Сдерживать стон желания… Запрещать себе рычать.

Прижимаю Стасю к стене. Обхватив бедра, насаживаю на себя прочнее и глубже – чтобы не свалилась, когда вертится и ерзает… Теперь мои руки свободны, и могут гулять по ней, ничем не стесненные…

Нельзя. Нельзя это делать!

Даже думать нельзя! Запрещал себе столько лет, и сейчас ничего не изменилось!

Малышка отрывается, чтобы сделать вдох. И выдох. Запрокидывает шею, мурча от удовольствия. Совсем голая в моих руках. Совсем! Если не считать полотенца, болтающегося на моих бедрах…

На изогнутой шее – нежная венка. Еле заметная под загаром. Бьется… Ее нельзя не облизать, не попробовать, не всосать в себя тонкую кожу…

Слаще меда.

Ничего вкуснее не пробовал.

Ее вкус обжигает рецепторы. Взрывает изнутри. Отравляет…

Яд.

Невероятно сладкий. Убийственный.

Теперь жить без него невозможно!

Стася крутится и подставляется. Каждым свои движением выпрашивает: еще! Еще!

Или это она шепчет?

Или мне чудится?

Чертовщина какая-то! Она вечно творится рядом с этой девчонкой!

Тонкие пальчики обводят ворот футболки, царапают, разгоняют в крови новый пожар. Стася большими пальцами трогает мои вены, поднимается вверх, к кадыку, нежно его гладит… Охренеть! Задохнуться можно от фейерверка ощущений…

Повторяя мои движения – тоже трогает мою кожу язычком… Слизывает капельки пота… Жмурится… Не вижу этого, но точно знаю: жмурится! Я знаю все о ней! Наизусть! Каждая мелкая гримаска намертво въелась в память!

Вру. Сам себя обманываю: не узнал ведь сегодня. Вообще не узнал!

Пока в глаза не заглянул – и снова провалился. Пропал.

От прежней Стаси только глаза и остались. И губы – пухлые, покрытые мелкими трещинками. Словно всегда обветренные…