Соната с речитативом

Спустя десять минут она уже сидела в кресле и пила кофе.

Странное чувство накатило на нее в тот момент: как будто время приостановилось и задержало дыхание. Как будто что-то вот-вот случится. Что-то нехорошее.

На кухне потемнело.

По утрам свет умудрялся проникнуть в окно, хотя ему для этого требовалось обойти мыслимые и немыслимые законы физики. Свет падал на круглый деревянный стол, инспектировал потертую поверхность с наброшенной на край вишневой скатертью, выхватывал две кошачьи миски в углу. Свет убеждался в отсутствии на плите пятен кофе и в том, что огромная медная джезва висит на своем месте. Он неодобрительно скользил по закрытой дверце шкафа, где – будто он догадывался – рядом с молотым кофе стояла банка растворимого. Инспекция раковины показывала, что чашки и тарелки вымыты и стоят на своих местах. Тогда свет, успокоенный, ложился на колючие побеги алоэ на подоконнике.

Но в это утро небо за окном хмурилось, света в кухне становилось меньше и меньше.

Ксеня подняла взгляд к циферблату часов, и в этот момент в окно ударили первые капли. Резко, нервно, будто кто-то снаружи бросил в стекло горсть мелких камешков.

Ксеня включила свет, кухня потеплела, пооранжевела, Парсек закончил есть и вскочил к ней на колени, поерзал, устраиваясь поудобнее.

Спустя несколько секунд хлынул дождь.

Небесные шлюзы будто ждали, что кто-то дернет за шнурок, чтобы распахнуть створы. Пространство за окном вмиг превратилось из тускло-серого в сизое, темное, подвижное. Вода хлестала по карнизу снаружи, била в стекло настырными струями.

Ксеня снова взяла в руки кружку. Кофе почти остыл. Она сделала еще глоток, и странная тревога усилилась. Ей показалось, будто Парсек перестал дышать, и она в панике запустила руку в кошачью шерсть сильнее, чем нужно. Кот недовольно дернулся.

Ксеня снова взглянула на часы. Секундная стрелка задвигалась быстрее.

Дед, наверное, вот-вот вернется. Нужно собраться, иначе она опоздает на первую пару. Ксеня вздохнула и мягко, но уверенно сдвинула теплое кошачье тело с коленей.

Струи за окном взяли более плавный ритм, когда Ксеня все же начала собираться.

Теперь дождь не лупил в жестяной карниз, а исполнял какую-то мелодию. Вода текла ровно, в дождевой симфонии угадывалась мрачная торжественность. Этот ливень окончательно смоет октябрьские краски с деревьев. В Питере заканчивалась золотая осень, но сегодня после дождя мир станет серым и голым в преддверии ноября.

Почему дед не возвращается?

Возможно, он решил продолжить пробежку, если все равно вымок насквозь. Дед обычно делал пару кругов по парку, а в хорошие дни мог и пробежаться по набережной до «Авроры» и вернуться по улице Куйбышева.

Пора выходить. Ксеня положила в черную сумку тетради, тяжелый анатомический атлас, пакет с медицинским халатом, сменку и футляр со скальпелями и пинцетами. Она встала перед зеркалом и несколько раз провела расческой по тонким волосам. Собрала волосы в хвост, с раздражением сдернула резинку и помотала головой. Потрогала скулы, как будто могла вылепить себе другое лицо – с менее резкими чертами, не такое бледное и вытянутое. Поправила манжеты белой рубашки, подтянула ремень.

Звонок в дверь разорвал тишину.

Она вздрогнула. Парсек на кухне повозился и замер, и в этот миг Ксене захотелось, чтобы время остановилось окончательно. Почему-то она была уверена, что в дверь звонит не дед.

Позже Ксеня узнает, что деда сбила машина. Белая легковушка. Записи камер с места происшествия покажут, что номера машины были забрызганы грязью, а водитель, судя по траектории движения и силе удара, даже и не думал останавливаться или сворачивать. Машина выскочила из стены дождя и на полной скорости впечаталась в синюю поджарую фигурку. Дед перебегал дорогу от Александровского парка к улице Лизы Чайкиной: как Ксеня и предполагала, мокрый до нитки, он спешил домой. Поток воды с неба прогнал почти всех свидетелей.

Ксеня сделала шаг к двери. И еще один. Звонок повторил требование, но уже мягче, деликатнее, давая обитателем квартиры последние несколько секунд покоя.

О смерти деда в то утро Ксене сообщили не работники милиции или морга.

Необходимые звонки и встречи свершатся позже; формальности будут соблюдены, и Ксенина память постарается вытеснить страшные подробности октябрьских дней: с поездками на такси, разговорами с вежливыми и равнодушными людьми и подписыванием бесконечных бумаг.

Но в восемь часов семнадцать минут обычного октябрьского вторника на Ксенином пороге возник Сашка.

Ксеня осторожно открыла дверь и увидела на лестничной клетке незнакомца.

С его темного плаща текла вода и уже собралась в приличную лужу у ног. Пряди волос прилипли ко лбу. Ксеня привыкла к тому, что из-за высокого роста смотрит на сверстников сверху вниз, но сейчас ей не пришлось опускать взгляд: прямо на нее через стекла круглых очков таращились темные глаза. Обладатель глаз будто злился на нее за то, что она все-таки открыла дверь.

Ксеня растерялась.

Таким она и увидела Сашку впервые: мокрым, встрепанным, нелепым, в очках с запотевшими стеклами. Он переминался с ноги на ногу, слегка припадая вправо: плечо оттягивала сумка. Правой рукой он придерживал лямку сумки, а в другой держал предмет, при взгляде на который Ксеня похолодела.

Дедов поясной кошелек.

Дед выходил на пробежку в неизменном синем костюме и пристегивал на пояс коричневый кошелек, в который клал ключи, документы и еще какие-то мелочи. Кульчицкий Бенцион Владимирович считал, что, выходя из дома, нужно быть готовым ко всему.

Увы, в это утро Ксеня убедилась в его правоте.

Взгляд мокрого паренька скользнул вниз: Парсек потерся о ее ноги. Ксеня наклонилась и взяла кота на руки. Семь килограммов кота придали ей уверенности. Парсек не стал вырываться, приник к Ксене и замер. Ксене стало тепло и жутко.

– Бенцион Владимирович, – начал гость, – он умер. Под машиной. А я Сашка… Александр, – некстати закончил он фразу, и ровно в это мгновение лямка его сумки треснула с жалобным звуком. Будто в замедленной съемке Ксеня следила за тем, как сумка падает, как из нее вываливаются тетради, учебник и почему-то теннисные мячи. Три или четыре ярко-салатовых мяча запрыгали по ступенькам. Последним из сумки выкатился металлический будильник. Жалобно звякнул. Саша охнул и метнул растерянный взгляд сначала на мячи, пара из которых уже пропали из виду, и только потом, наконец, виновато всхлипнул и снова посмотрел на Ксеню.

Она стояла, обнимая рыжего кота так, будто это ее единственная опора. Ее лицо побледнело. Неверный свет лестничной клетки падал таким образом, что Сашке показалось, будто у нее вместо глаз темные провалы.

– Где. – Голос подвел Ксеню, она не смогла задать вопрос. Сглотнула и попробовала снова: – Где он?

Сашка потрогал носком кроссовка будильник.

– Увезли. На скорой. – Он спохватился, сообразив, что дал Ксене ненужную надежду, и помотал головой. Ксеня почувствовала на лице брызги с Сашкиных волос. Грымза отряхивалась так же после купания в озере.

Ксеня зажмурилась. Она ослабила хватку, Парсек спрыгнул на пол, отряхнулся и удалился.

– На скорой – в смысле в морг, – пояснил Сашка. Ксеня сделала шаг назад. Она не отводила взгляда от Сашкиного лица. – В смысле что он точно умер, я видел, я там был. То есть не совсем прямо с ним, но я видел, как врачи … – Сашка не договорил. Он протянул Ксене дедов кошелек. – Когда они уехали, я увидел это. Там была лужа. Никто не заметил. – Ксеня взяла в руки дедов кошелек. Застежка не просто расстегнулась: кусок фастекса, так, кажется, эта штука называется, был выломан. Наверное, он так и остался валяться там, на улице.

Ксеня почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, а звуки становятся ватными, будто она находится в толще воды, а кто-то продолжает бубнить снаружи, на воздухе. Сильная рука подхватила ее под локоть и обняла за талию. Вовремя, потому что ноги подкосились, и еще спустя миг Ксеня рухнула бы на пол. От Сашки пахло чем-то домашним, мучным, вроде блинчиков или оладий. И мокрой шерстью. Ксеня снова вспомнила Грымзу.

Ксеня разозлилась, и злость вернула четкость предметам и звукам.

Она высвободилась из Сашкиных рук, повернулась к нему спиной и пошла по коридору. Куда теперь идти и что делать, она не знала, но почему-то казалось очень важным дойти до кухни. В кухне дедово кресло. Над плитой висит его джезва. Он придет с пробежки и сварит кофе, как делал всегда.

За спиной кто-то кашлянул.

Ксеня обернулась.

Сашка уже поднял с пола сумку и будильник, теперь обе его руки были заняты.

– Я принес кошелек, – он кивнул на поясной кошелек в Ксениных руках, – потому что там паспорт и адрес. Паспорт промок. В общем, я пошел. Простите. Пожалуйста. – Он несмело улыбнулся и поправил мокрую прядь.

Ксеня открыла рот, чтобы попрощаться, и неожиданно спросила:

– Кофе будешь? – Ей снова пришлось опереться рукой о косяк.

Сашка с готовностью закивал:

– Я сварю. – Он наконец затолкал в сумку будильник, присел на корточки, сгреб в охапку тетради с учебником и утрамбовал их вслед за будильником. На лестничную клетку и на ступеньки, по которым упрыгали салатовые мячи, даже не оглянулся. Аккуратно прикрыл за собой входную дверь, повесил на крючок плащ и скинул мокрые кроссовки.