Русские несказки

Докучать Ивану своей паранойей я опасалась. Между нами и так появился холод после необъяснимых Василисиных синяков. Подругами на новом месте я обзавестись не успела. С пожилой няней, которая отводила близнецов в сад и приводила обратно, откровенничать хотелось ещё меньше. Соседние квартиры пустовали: хозяева одной уехали на курорт, в другой шёл ремонт. Справляться со своими страхами приходилось в одиночку. Самые бредовые мысли водили в моей голове изматывающий хоровод. И всё чаще в его центре оказывалась Василиса.

Однажды она не услышала моих шагов, когда я зашла в детскую, и вздрогнула, заметив меня. Корзинка упала, ворох лоскутков, ниток и синтепона рассыпался по ковру. Я наклонилась поднять недошитую куклу и застыла. Из тряпочного тельца вывалился клок длинных светлых волос. Моих волос. Одним махом Василиса выдернула у меня из рук свое рукоделие и выбежала из комнаты. На полу остался лежать ключ. И я знала, от какой двери.

Но прежде чем им воспользоваться, я безжалостно вспорола внутренности подаренных падчерицей тряпичных кукол, которых нашла у близнецов под подушкой. Как я и ожидала, в каждой прятался спутанный комок тёмных волос моих дочерей. Вытащив и уничтожив колдовское содержимое, я тщательно замаскировала следы преступления с помощью иголки с ниткой.

***

Плохое качество изображения и помехи на экране ноутбука не могли скрыть недовольство на лице моего мужа. Но странные вещи, принадлежавшие Василисиной матери, которые я обнаружила в пропахшей пылью и сушеными травами запертой кладовке, требовали объяснений.

– Скажи, твоя первая жена увлекалась всякой там эзотерикой или мистикой?

– Почему тебя это интересует?

– Как тебе объяснить… Игры, в которые играет Василиса, очень похожи на магические ритуалы.

– И ты туда же. Вы все сговорились, что ли?! Она ребёнок!

– Конечно, ребёнок. Вот я и думаю: она просто копирует то, что видела.

– Вся эта допотопная магия – бред сивой кобылы! Неужели ты тоже веришь в такую белиберду?!

– Ни во что я не верю. Успокойся. Просто пытаюсь найти подход к девочке и хочу понять, что произошло с её матерью.

Иван долго молчал, собирался с мыслями, а потом рассказал.

***

Первый год их с Катей брака прошёл счастливо, почти как в кино, – если бы не Ядвига Карловна, которая долго не хотела принимать невестку с чужим ребенком. Но со временем она привыкла и даже изредка захаживала в гости. Правда, однажды они разругались так, что свекровь больше и носа не показывала на порог. Напрасно Иван пытался помирить любимых женщин, воинственных, как валькирии.

Вскоре Катя, которая вела жизнь домохозяйки, начала сохнуть и тосковать от однообразия. От скуки её спасло увлечение гороскопами, гаданиями, оберегами, обрядами и прочей магической ерундой, которую так любят женщины. Иван поначалу только посмеивался над безобидной блажью. Очень быстро в комнате, отведённой под рукодельную мастерскую, появились странные книги, исписанные непонятными закорючками, чудные музыкальные инструменты, толстые чёрные свечи, пучки перьев и сухоцветов, стеклянные бутылочки с загадочным содержимым. Вскоре магические предметы стали расползаться по всей квартире. Под видом дизайнерских украшений обереги всех мастей развешивались над входными дверями, лежали на комоде, стояли на подоконниках и полках. Сама Катя выкинула мини-юбки и обтягивающие платья, перестала красить губы, стала носить юбки в пол и отращивать косу. Дошло до того, что она провожала мужа на работу чудным ритуалом, обмахивая его сушёной куриной лапкой. Чем бы жена ни тешилась, рассуждал Иван. Тем более что дела на работе резко пошли в гору, а карьера в рост.

Но вскоре перемены в поведении жены стали слишком заметны, чтобы не обращать на них внимания. С каждым днём она становилась всё мрачнее и раздражительнее. Всё чаще уединялась в своей комнате, откуда доносились звуки бубна и тихие мелодичные напевы. Да и супружеский долг она стала исполнять, повинуясь сложным расчётам, итоги которых Ивана совсем не устраивали. Попытки запретить её занятия приводили лишь к скандалам на глазах у плачущей Василисы. Масла в огонь подливали телефонные звонки свекрови, которая утверждала, что Катя сходит с ума. Как-то в мусорном ведре Иван заметил окровавленный комок птичьих перьев. В следующий раз – обезглавленный трупик лягушки. Но зрелище, которое он увидел однажды, вернувшись домой раньше времени, повергло его в шок.

На полу комнаты в хитроумном порядке выстроились горящие свечи. По углам в самодельных глиняных плошках курились благовония. Мать и дочь в белых рубахах с распущенными волосами сидели на коленях в центре круга и тянули однообразную мелодию. Вдруг Катя подняла руки. В одной она держала трепещущую мышь, в другой – кривой нож. Выверенным движением она отсекла голову своей жертве. Струйка крови наполнила заранее приготовленную чашу. Катя обмакнула пальцы в красное и начертила знак на лбу дочери, которая впала в транс и не понимала происходящего вокруг безумия. Иван вышел из оцепенения, ворвался в комнату, схватил Василису на руки и хотел выйти, но Катя с диким криком вцепилась в него сзади. Свечи упали, грозя пожаром. Оттолкнув жену, Иван выбежал из комнаты под её проклятия, положил бесчувственную Василису на диван и кинулся в ванную. Когда с полным ведром воды он вбежал обратно, Катя на полу билась в конвульсиях среди язычков пламени. Он плеснул воды, потом ещё и ещё, пока всё не погасло и вопли не стихли.

Катю отвезли в больницу. Она впала в бессознательное состояние и угасала с каждым днем, несмотря на усилия врачей. Ядвига Карловна проявила неожиданное сочувствие и сутками напролет дежурила у её кровати. Василиса ничего не помнила, лишь плакала по вечерам и просилась повидать маму. Иван сдался и привёл девочку в палату. Едва та подошла к кровати, Катя вдруг очнулась и привлекла дочь к себе. Ядвига Карловна пыталась протестовать под предлогом слабости больной. Но Катя посмотрела на свекровь с такой ненавистью, что даже Ивану стало страшно, а Ядвига Карловна схватилась за сердце. Когда суета вокруг едва не упавшей в обморок пожилой женщины улеглась и внимание врачей вновь вернулось к опутанной проводами пациентке, та уже была мертва. У изголовья умершей матери стояла безмолвная Василиса и прижимала к себе тряпичную куклу. Ни одной слезинки не скатилось по её щеке.

***

Всю ночь я не сомкнула глаз. Несколько раз я заходила в детскую, в которой мирно сопели три детских носа. Проверив кроватки дочерей, я с содроганием проходила мимо Василисиной постели. Даже во сне она не выпускала из рук куклу, в пуговичных глазах которой играли искорки от включённого ночника. Теперь я понимала, откуда взялись её причуды, но напрасно искала в своём сердце сочувствие к сироте. Нет, мне было страшно.

Страх, недомогание и отчаяние лишали остатков благоразумия. Я боялась своей падчерицы и её проклятой куклы. Боялась оставлять своих дочерей наедине с необъяснимой опасностью. Боялась за ещё не рожденного малыша. Боялась рассказать о своих подозрениях мужу, чтобы он не усомнился в моей нормальности, в которой я сама уже начала сомневаться. Я убеждала себя, что странности Василисы – всего лишь следствие психологической травмы, а мелкие неприятности, преследующие нас вот уже несколько дней, – всего лишь случайные совпадения.

В то утро близнецы превратились в капризных извергов, изводивших меня нытьём и ссорами по любому поводу. Бутерброды получились с кровью, потому что я порезала палец. Любимая чашка выскользнула из рук и разлетелась на кафельном полу. Осколками тут же порезалась Соня, кинувшись на помощь. Пока я накладывала ей пластырь, Клара решила самостоятельно сделать чай и пролила на себя кипяток. Когда, израненные и обожжённые, мы всё же сели завтракать, выяснилось, что молоко прокисло. В нераспечатанной бутылке с нормальным сроком хранения. Испортились вообще все продукты в холодильнике.

– Просто ночью отключали электричество, – сказала я сама себе, разглядывая покрывшиеся пятнами коричневой гнили яблоки, заплесневевшие помидоры и пузырящийся суп.

Когда за девочками пришла няня, я вздохнула с облегчением: зло таилось здесь, за пределами дома оно их достать не сможет, я была уверена в этом. Василиса, которая в детский сад не ходила, ещё не показывалась из комнаты. Чувствуя предательскую слабость, я нырнула обратно в кровать и, пока обдумывала дальнейший план действий, задремала.

«Люли-бай, люли-бай, детка, сладко засыпай…»

В тишине квартиры приглушённо звучал незнакомый женский голос. Я прислушалась. Телевизор в гостиной молчал. Пение доносилось из детской. Подавив трусливое желание спрятаться под одеяло с головой, я заставила себя встать и выяснить, что происходит. Бесшумно ступая, прокралась по коридору и заглянула в детскую. Василиса, покачиваясь, сидела на полу с распущенными волосами.

«Люли-бай, люли-бай, не ложися ты на край…»

Я пригляделась и отпрянула. Нет, песенку напевала не Василиса! С её сомкнутых губ по-прежнему не слетало ни звука. Голос шёл изнутри старой тряпичной куклы, которую она баюкала в руках. Неужели в самодельной игрушке прятался звуковой механизм?

«Идёт серенький волчок, тебя схватит за бочок!» – пропела кукла.

Василиса обернулась. В следующий миг я увидела нечто такое, отчего едва не остановилось сердце. Длинные пряди Василисиных волос плавно взмыли в воздух, словно листья морских водорослей, колыхаемых подводным течением. Извиваясь по-змеиному, они сплетались между собой в немыслимом танце, укладываясь в аккуратные косы на голове моей падчерицы.

***

Наверное, я кричала. Не помня себя от страха, я долго натыкалась на углы и стены в попытке найти выход. Трясущимися руками с третьей попытки вставила ключ в замочную скважину, распахнула дверь и словно наткнулась на невидимую преграду. Как глупая птица, бьющаяся о стекло, я топталась у порога, не в силах сделать ни шагу вперёд. Когда силы иссякли, я в изнеможении опустилась на пол. Способность соображать постепенно возвращалась. В кармане халата обнаружился телефон.

– Что случилось? – с облегчением услышала я в трубке невозмутимый голос свекрови.

– Ядвига Карловна, приезжайте, пожалуйста! Мне нужна ваша помощь!

***

Когда я открыла входную дверь и увидела свекровь на пороге, ноги совсем подкосились, и я рухнула в неожиданно распахнувшиеся объятия своей свекрови.

– Что ты? – воскликнула она. – На тебе лица нет!

Не в силах выдавить ни слова, я разрыдалась у неё на плече.

– Так. Не надо истерик, – заявила Ядвига Карловна. – Давай зайдём, ты всё расскажешь.

Но я, лепеча нечто неразборчивое, только и могла махать рукой в глубь квартиры, таившей невыразимый ужас. Однако свекровь была настроена решительно. Позвякивая браслетами, она огладила меня по голове и плечам, что-то шепнула в ухо, и вдруг буря внутри успокоилась и наступил штиль.

– Ну, – улыбнулась она. – Теперь, может, пригласишь меня внутрь?

Вытерев слёзы, я отступила назад и сделала приглашающий жест.

– Ты разрешаешь мне зайти? – уточнила она, словно не понимая.

– Разумеется, разрешаю.

– Вот и славно! – обрадовалась свекровь и переступила порог.

***

Что происходило дальше, я помнила лишь обрывками. Кажется, мы сидели на кухне и пили чай. Точнее, Ядвига Карловна поила меня каким-то ароматным отваром, который споро заварила в маленькой кастрюльке. И чем больше я пила, тем охотнее говорила, испытывая невероятное облегчение без опасения быть непонятой. Свекровь ничему не удивлялась и, судя по наводящим вопросам, ведала о происходящем в доме едва ли не больше моего.

– Так и знала, что рано или поздно подобное случится, – произнесла она, когда я выговорилась. – Ты ещё легко отделалась. Могло быть и хуже.

– Хуже? – я отставила чашку.