Мой мир. Малкольм Тернер. Книга первая

Я одобрительно кивнул и отправился работать дальше.

К концу дня павильоны постепенно опустели. Пора было идти обратно. В это время года было довольно тепло, но солнце пряталось за горизонтом около половины десятого вечера. Так странно, но сам заход его длился два с небольшим часа. Пожалуй, именно эта особенность подарила городу его мелодичное название. Больше всего на свете я любил эти закаты. Редкие перьевые облака лениво плыли высоко по небу, медленно тая, рассеянно теряли свои пушистые кусочки, рассыпались по небу, как пух на ветру, и пропадали в золотисто-огненном сиянии небес. Тихо шумело море, расстилающееся вдоль набережной. Изредка его мелодичный шум звонко перебивали крикливые чайки, разговоры случайных прохожих и клаксон велосипедиста. Блики солнца на морской глади, как сигнальные огни, ярко слепили глаза пешеходов, манили к себе, задержаться хоть на пару минут, взглянуть, вздохнуть, покориться величественной тишине этого теплого вечера. Легкий бриз ласково гладил щеки, щекотал нос соленый воздух, слабо разносившийся по улице. Все это дарило мне ощущение отсутствия времени. Никто не спешил, все двигались так медленно и плавно, как эти самые румяные облака. Такие вечера стоили дороже всего того жемчуга, что находился в Лучистом море, дороже любых богатств, что только можно себе представить. Это дар природы, дар мудрости и безмятежности, доступный каждому, разливающийся теплотой в душе и покоем в сердце.

В начале девятого я уже оказался у двери в булочную Старушки Висси. Наверняка, она уже закрыла свое маленькое заведение (не на ключ, просто повесила табличку «закрыто») и ждала моего прихода. Не скажу, что я хорошо разбирался в печах, но с техникой худо-бедно ладил. Я частенько настраивал ей оборудование в булочной. То ли она неаккуратно с ним обращалась, то ли просто не ладила с машинами, но ломались они довольно быстро. Мне было не в тягость чинить их, снова и снова объяснять добродушной кошке, как обращаться с ее «драгоценными помощниками», как она их называла, но после тяжелого трудового дня было немного тяжело заниматься этим.

У этой добродушной старушки печи ломались совершенно непонятным образом. Помню как-то раз, она прибежала ко мне в павильон в разгар рабочего дня. Говорила спешно, обеспокоено. Я едва ли смог разобрать, что она пытается мне сказать. На самом деле все просто: печь сломалась, а у нее заказ на большой торт для внучки ее подруги. Отпускать с работы меня не хотели, но старушка так долго и слезливо просила режиссера, что, в конце концов, перешла чуть ли не к угрозам (никогда не думал, что до этого может дойти), ведь именно она поставляла студии выпечку на большие банкеты в честь выхода фильмов. Режиссер, скрипя сердцем, отпустил меня на час со словами «лишь бы она уже ушла». Печь, которая была у нее на тот момент, верой и правдой прослужила ей не больше 7 веш[3 - Веша – мера времени, отсчитываемая циклом луны, при котором она меняет свой окрас. Одна веша равна 10 дням.] (на тот момент это было много, учитывая срок службы предыдущих моделей). Я проверил все те же поломки, что и раньше: подключение к костровой подложке и дымоходу, защелкивающее устройство на дверке и прочее. Я окончательно зашел в тупик, пока Висси не задала исчерпывающий вопрос: «а может она села?». Села? Что, серьезно? Печь села? Как такое вообще возможно. Я взял паспорт на устройство и… правда! Печь (хотел бы я знать, где она заказала это чудо техники) работала от энергии солнца (а именно костровую подложку не нужно было зажигать вручную, она загоралась от концентрации солнечного света на фитиле с помощью водяных линз). Обычно дожди у нас длились не больше суток, но последние три дня дождь был мелкий, но постоянный. Водяная линза рассеяла энергию солнца за эти дни и больше костер под печью не зажигался. Решение простое, зажечь костер вручную. Честно говоря, до этого случая я думал, что знаю все ее печи вдоль и поперек.

Я подошел к двери и осторожно открыл дверь. Колокольчик звякнул еле слышно, тут же затих, оставив после себя небольшой гул, разнесшийся по воздуху. Где-то из кухни послышалось торопливое «уже иду» и мягкие шаги старушки Висси.

– Малкольм, это ты. Я так рада, что ты пришел.

– Да, я только освободился. Где ваша новая печь?

– Ой, ты не поверишь, но мне уже помогли, – радостно выдала она, – тут мальчик пришел буквально час назад. Он только вчера приехал в город, еще никого не знает. Оказывается, он хорошо разбирается во всех этих научных вещах. Мы разговорились, я сказала про печку, а он предложил помочь. Такой добрый юноша, он мне сразу показался хорошим. Он и тебе понравится, думаю, вы подружитесь.

Вот так номер. Подружимся? Но я не ищу себе друзей. Моя жизнь устоялась (я не очень люблю перемены), я не хочу что-либо менять. Да и общаться не очень-то стремлюсь.

Старушка ушла на кухню, где, по-видимому, и был этот «добрый юноша». Я не расстроился, не придется копаться в печи. Надо было бы уйти, но не мог же я просто взять и выйти, следовало бы попрощаться, поэтому я терпеливо ждал, пока она вернется. Не очень я хотел еще с кем-то знакомиться.

К моему небольшому разочарованию, она вышла с ним. Он тоже был кроликом, только рыжим. Глаза у него были несколько округлыми, близко посаженными кверху, словно немного косыми, что придавало ему вид деревенского простачка, однако их яркая зеленая окраска внушала некоторое доверие, хоть я и не очень любил таких (никогда еще не встречал никого с подобной физиономией, кто обладал бы хорошим складом ума). Он широко улыбался, что придавало ему еще более глупый вид. Моргал он как-то странно, каждый раз приподнимая брови, когда закрывал глаза. Одежда его была довольно яркой, многоцветной. По ней сразу было ясно, откуда он приехал и что думает о городских. Ему явно хотелось вписаться, показать себя и на других посмотреть. На сиреневой кофте был большой знак ярко-желтой молнии, перекрывающей зеленое кольцо, словно это была эмблема какого-то популярного у детишек супергероя. Шорты были широкими для столь худых ног, и, похоже, имитировали пляж своим окрасом: внизу песок, посередине море, сверху ясное голубое небо. Конечно, эту замечательную картину увенчали сандалии. Зеленые, между прочим. Странный типчик, ничего не скажешь. Теперь я еще меньше хотел знать кто он такой. Может, это несколько грубо с моей стороны, судить его по внешности, но Висси питала странную слабость к подобным кадрам. У нее было достаточно непонятных знакомых. То медведь, таскающий с собой балалайку, пытаясь сыграть на ней кантри, то тушканчик с непонятным для меня увлечением: он коллекционировал отпечатки ног (как будто нечего больше коллекционировать, на пляже полно ракушек, их бы хоть собирал). Но кто я, чтобы их судить. У всех свои причуды.

– Малкольм, знакомься, это Джейсон. Джейсон, это Малкольм.

Он мгновенно подскочил ко мне, схватил меня за руку, и, пока пожимал ее, быстро проговорил:

– Привет, Малкольм, меня зовут Джейсон, я приехал из деревушки Риверсайд. Я механик, хорошо разбираюсь в любой технике, так что обращайся, если что. Мой дом неподалеку, возле небольшого моста над рекой, я вообще люблю реки и плаваю хорошо. Приятно было с тобой познакомиться, мне пора бежать, обустраиваться на новом месте. Завтра обязательно увидимся. На том же месте в то же время, идет? До свидания!

И тут же он убежал в сторону мостика. Я так ошалел, что стоял как вкопанный, выпучив глаза и раскрыв рот. Ну и напор, парнишка и слова вставить не дал. Даже «приятно познакомиться». Не скажу, что мне было приятно, но я просто вежлив. Протараторил и убежал. Похоже, он совсем не умеет слушать. И общаться тоже. И знакомиться. Я что-то вообще сомневаюсь, что он что-то умеет. Увидимся завтра… У меня появилось дикое желание пойти завтра другим путем.

– Какой милый юноша. Малкольм, заходи завтра, я буду очень рада вам обоим.

– Я… хорошо. До свидания, Висси.

– До завтра, Малкольм.

Всю оставшуюся дорогу домой я думал об этом странном парнишке. Я не горю желанием видеть его завтра. Мне хватило этих нескольких секунд, что он тряс меня за руку и выливал на меня мощной струей свой поток нехватки общения. Может, действительно пойти завтра другим путем. А в булочную зайти утром, пока его нет. Я же согласился зайти… Зачем я согласился зайти? А все мое воспитание, будь оно неладно. Это все пустяки. Я слишком устал, чтобы сейчас об этом думать. Все, что мне сейчас нужно – кружка мятного чая с лаймом и книга, которую я так и не дочитал вчера (осталось всего пару глав), и сыграть под заходящее солнце на гитаре шестую симфонию Моцарта, так полюбившуюся мне с первых звуков, когда я услышал ее в детстве. Я играл ее почти каждый вечер, усаживаясь на подоконник широкого окна в гостиной. Из него открывался чудесный вид на солнце, медленно окунающееся в морскую гладь. Эта чудесная картина, да еще и под такую музыку, всегда меня успокаивала. А потом, когда перебор струн утомлял меня окончательно, я ложился спать.

Жил я один. Мне не было скучно, потому что я очень ценю тишину и уединение. Занимался всегда своими делами: гулял по набережной, взбирался на Закатную гору раз в месяц, рисовал, играл на гитаре, мастерил соседским детишкам игрушки. Заходили они не часто, но очень уж любили просить всех взрослых сделать им игрушки. Они бережно принимали этот дар и берегли. Словно собирали коллекцию. Каждую игрушку они подписывали: кто и когда подарил. Милое увлечение, не так ли? Оно, в некотором смысле, сближало жителей города.

Наконец, я допил чай, прочитал книгу, насладился Моцартом и улегся спать. Мои сны никогда не беспокоили меня. До этого дня. Ведь именно сегодня началось то, что изменило мою спокойную и размеренную жизнь раз и навсегда.

Я очнулся в странном месте. Все вокруг было окутано едким и густым туманом. Не знаю, то ли свет так падал, то ли так и было, но мне показалось, что его дымка плавно меняет окрас. Так пугающе… кажется, мне все видно, но это иллюзия. Туман слишком плотный, через него едва ли можно что-то рассмотреть. В таком жутком месте настигает тревога и сомнения. Где я? Что это за место? Нужно постараться осмотреться и найти выход. Похоже, я тут один. В языках этого дыма вроде бы пусто. Совершенно пусто. Словно я очутился в каком-то большом, но опустошенном зале. Пол! Надо его прощупать. Так я смогу понять, где очутился. Он… я его не чувствую. Этого не может быть, на чем-то же я стою. Иначе бы я упал в пропасть. Это так странно, я не помню, где был до этого. И был ли где-то вообще… Нет, ну конечно был, что за ерунда! Не мог же я быть тут всегда. Я… я слышу свои мысли. Каждую из них. И… голоса?.. Это похоже на чей-то шепот. Неразборчивый, невнятный шепот. Этого не может быть. Я, должно быть, сплю.

– Следуй за мной, – четко произнес чей-то хриплый голос.

Неужели я схожу с ума.

– Кто здесь?

– Ха-ха… Здесь… Ты хоть сам-то знаешь, где, здесь?..

Я не нашел, что ответить. Что ему нужно. И, действительно, где ЗДЕСЬ? Что это за проклятое место. Пустое. Спрятанное.

В тумане промелькнула чья-то тень. Она проскользила так быстро, но так… словно это что-то неживое. Я не ощутил дуновение ветра от нее. И… туман… он даже не шевельнулся. Что это?

– Скорее! Оно настигнет тебя! Беги!

– Беги?.. Куда бежать-то? – я ощутил, как меня охватывает паника.

– Доверься самому себе, своей интуиции. Беги!

Тень промелькнула еще раз, она была уже близко. Я рванул, что есть сил, куда глаза глядят, но в таком густом тумане совсем ничего не видно. Я полагался лишь на то, что не наткнусь на что-то или не врежусь куда-то. Что это за тень, которая преследует меня? Что ей от меня нужно? Почему я должен бояться ее?

Я остановился на миг, чтобы передохнуть. Здесь так холодно. Я довольно терпим к низким температурам, и вполне могу находиться на улице при большом минусе в легкой одежде (но только не в воде). Здесь, должно быть, холоднее, чем в любом уголке земли, где только можно себе представить. Но воздух, который я выдыхаю, кажется, намного теплее, чем тот, который вокруг меня. Не нравится мне тут. Нужно выбираться.

В короткое мгновение я ощутил резкую боль в левой руке, потерял сознание и… проснулся. Сон. Это был сон. Он был такой… реальный. Это невероятно.

На улице уже пробивались первые лучи солнца. Рассвет меня немного успокоил. Золотистый, ясный горизонт, твердь вокруг, теплый свежий воздух… Здесь совсем не так, как там.

Что это? Рука… моя рука, она в крови. Сквозь шерсть ясно проступали три больших пореза, словно меня полосонул когтями свирепый зверь. Похоже, это был вовсе не сон. Но это невозможно. Я был здесь, в своей постели. Я не мог никуда отлучиться, я же спал. Так и с ума можно сойти.

Я тяжело вздохнул, чтобы успокоиться, и поднялся с постели. Нужно чем-то перевязать рану. На кухонной полке должна быть аптечка. Я поднялся с постели и пошатнулся, ощутив, как мутнеет мой рассудок. Немного качаясь, спотыкаясь и задыхаясь, мне удалось добраться до кухни. Ощущение такое, словно я надышался этого едкого тумана, и он в буквальном смысле слова растворился в моей крови.

Заглянув в аптечку, я вдруг осознал, что не знаю какое лекарство мне нужно. А может, ничего и не нужно? Попью чаю и успокоюсь… ах, нет! Бинт. Нужно перевязать руку. Я накапал достаточно крови на пол, чтобы вспомнить о том, зачем вообще пришел сюда. Я чувствую, что этот сон повредил мой рассудок. Нет, я могу поклясться, что это было на самом деле. Это был не сон. Теперь нет, я ясно осознавал это, несмотря на помутнение в голове. Руку я перевязал.

Выпив чашечку чая, я отправился на работу. Сегодня меня терзали мысли так сильно, как никогда прежде. Проснулся я, как оказалось, намного раньше прежнего. Парикмахерская была абсолютно пуста, Клайд еще не появился. Миссис Висси тоже еще не пришла. На пустых улицах было невероятно тихо. На мгновение я вдруг решил, что, может, сейчас я сплю. Но нет, рука саднит, это реальность. Дурман в голове растаял от напора мягкого прохладного ветра, летящего мне навстречу. Я отошел от этого болезненного состояния и осмотрелся. Беспокойство прошло, что было очень кстати, если учесть, что сейчас я иду на работу. Конечно, студия была еще закрыта. Странно, что я не подумал об этом, когда понял, что еще слишком рано для того, чтобы город проснулся. Хорошо, я могу пока дойти до пляжа. Да, мне надо немного отдохнуть от этих мыслей. Сон явно сводил меня с ума.

На пляже я присел возле большого валуна и припал к нему спиной. На минуту я закрыл глаза. Шум набегающих волн ласкал слух. Но проклятый сон никак не покидал моих мыслей. Мне чудился туман, эта странная тень… она приближалась так стремительно и бесшумно. Даже дуновения ветра не исходило от нее. Но… это невозможно. Это точно был кто-то живой, это было… что-то невидимое? Неуловимое глазу. На улице с утра очень тепло, но я вдруг ощутил холод этого странного места. Он заставил меня съежиться и ощутить резкую боль, ту боль, что нанесло мне это невидимое существо, полоснув меня когтями по руке.

В следующее мгновение я ощутил, что кто-то касается моего плеча и, резко одёрнувшись в сторону, вскочил на ноги и огляделся. На меня смотрел широко открытыми глазами тот парнишка, которого я видел вчера вечером у миссис Висси. Он улыбнулся мне, слегка усмехнувшись, и спросил:

– Испугался?

Такого как не испугаешься… все тот же странный вид, да еще и посреди пустого пляжа бесшумно крадется ко мне и трогает. Впрочем, я мог не услышать его, поглощённый мыслями. Я так ему и не ответил, только взглянул сперва ошарашено, затем возмущенно, пока совсем не успокоился.

Но его насмешливая ухмылка вдруг сползла.

– Что с рукой? – спросил он с оттенком искреннего беспокойства.

Видимо, он был тут совсем недавно, и решил, что в наших краях не все так лучезарно и безопасно, как говорят в других землях.

– Это? А, это ничего, ерунда… порезался, – слегка замялся я, пытаясь придумать оправдание на случай, если он относится к тем личностям, что любят совать свои носы в чужие дела.

– А как? – насторожился он.

– На кухне. Нож выскользнул, вот я и… порезался. Он упал просто. По руке скользнул. Ничего такого.

Кажется, он не совсем поверил. Однако допытываться не стал (хоть что-то более менее приятное в нем есть). Он подошел чуть ближе (отскочил я, надо сказать, неплохо) и снова улыбнулся: