Он чмокнул меня в губы, а я так и осталась стоять посреди улицы. И это человек, в которого я влюбилась с первого взгляда! Специально выясняла через коллег, в какую столовую он ходит на обеденный перерыв, отказалась от домашней еды, чтобы обедать вместе с ним, давилась гадостью, которую там готовят. И всё ради того, чтобы с ним познакомиться, заинтересовать. А когда, наконец, он ответил взаимностью, выясняется такое! Блин горелый, ну, почему мне так не везёт с мужчинами? То бабники попадаются, то алкоголики, то подлецы всякие! Ау, нормальные мужчины, где вы?
В расстроенных чувствах я слишком поздно услышала визг тормозов. Внезапно передо мной выскочил изгнанный из общепита сторонник Навального и толкнул меня в сторону:
– Девушка, Вы в порядке?
– Да, наверное, – ответила я, ещё до конца не осознавая происходящее.
Водитель машины тем временем открыл дверь и стал активно интересоваться, во имя какого мужского детородного органа и ради какой дамы сомнительного поведения мы, появившиеся на свет в результате ошибок контрацепции, возомнили, будто правила дорожного движения написаны не для нас?
– Извините, мы больше не будем, – дипломатично ответил мой спаситель.
Потом Кирилл, так звали моего нового знакомого, проводил меня до офиса.
Вечером после работы я пошла домой не сразу. Сначала мы гуляли по парку, потом зашли в кофейню выпить латте. И хотя я уже дала себе зарок больше не влюбляться с первого взгляда, глядя в глаза Кирилла, я понимала, что он мне всё больше нравится.
Переезд
– Мы переезжаем, но тебя взять не можем, – эти слова окатили Константина Евгеньевича, словно ушат ледяной воды.
Мог ли он ожидать такого от Гришки? От того Гришки, в котором души не чаял с того самого дня, как тот появился на свет. Единственный сын, ребёнок от любимой Нинки, царствие ей небесное. Не то что Катька! Константин Евгеньевич даже не знал, как сейчас выглядит его старшая дочь. И вылечилась ли она от рака или так и умерла на руках у матери? С Надькой, своей бывшей, он так ни разу и не общался с тех пор, как ушёл к Нинке, своей тогдашней любовнице. Поначалу он хотел как-то помочь деньгами на лечение, но Нинка сказала: это лишнее, прошлое должно оставаться в прошлом. К тому же она тогда готовилась стать матерью, а значит, скоро у тебя, Костечка, будет здоровый ребёнок.
Гришка и вправду родился здоровым и с каждым днём всё больше радовал отца. А как резво он бегал на даче, куда его, маленького, вывозили! Как играл с котятами, щенятами, которых Константин Евгеньевич доставал в питомниках, чтобы скрасить сыну летний отдых! Правда, после зимы приходилось прятать скелеты Мурок, Жучек и прочих, чьи клички он уже давно забыл. Брать их домой – они испортят дорогие обои, а в заморозки на даче выживали далеко не все. Впрочем, Гришка быстро утешался, играя с новыми кошечками, собачками.
Когда ему было лет десять, Нинка снова забеременела. Братиком. Была бы сейчас большая, дружная семья, но вмешался проклятый ДЦП. Оставлять ребёнка-инвалида ни Константин Евгеньевич, ни его жена не планировали – отдали в детский дом.
Потом сдать в дом престарелых пришлось саму Нинку. Ноги отказали после инсульта, лежала, как колода. Гришка тогда как раз институт заканчивал. Закончил успешно. Благо, Константин Евгеньевич знал, чем порадовать преподавателей, и имел для этого возможности.
Потом связи отца помогли Гришке устроиться на работу, а его обаяние – завести роман с дочкой шефа. Правда, для этого пришлось бросить беременную невесту – Константин Евгеньевич настоял. Ведь он всегда желал своему отпрыску только самого лучшего. И не зря – теперь он директору и заместитель, и зять любимый.
Ещё вчера Константин Евгеньевич радовался, что его сына поставили руководить филиалом в Лондоне. Пока не узнал, что в планах Гришки продать квартиру отца. А его самого определить в дом престарелых.
"Откуда у моего сына столько жестокости?" – думал Константин Евгеньевич, и слёзы неудержимым потоком лились из его глаз.
Но ответа он, как ни старался, найти не мог.
Продолжение "Зелёного"
– Должен Вам сказать, Андрей Петрович, Ваш роман "Зелёный" произвёл такой фурор! – главный редактор не скрывал восторга. – Подумать только – простой сельский учитель Дмитрий Зелёный случайно узнаёт о планах пришельцев с Бетельгейзе захватить нашу планету и героически их срывает. Все только и говорят, какой Вы талант! Ваша фамилия во всех газетах на первой полосе. Оглушительный успех! Вы, Поликарпов, просто огонь!
Молодой писатель скромно потупил голову, а главред тем временем продолжал:
– В связи с этим есть к Вам, дорогой Андрей Петрович, одно дельное предложение: отправить Вашего героя на СВО.
– Но…
– Не спорьте, милейший! Продолжение, я уверен, будет совершенно обалденным! Всех порвём! Давайте же, не теряйте времени! Ждём от Вас нового чуда!
Покидал кабинет главреда Поликарпов в крайнем замешательстве. Огорошил так огорошил! Написать продолжение, да ещё и про СВО. Да Дима с таким характером и мировоззрением туда в жизни не пойдёт! За правое дело да, будет биться, не щадя живота своего. Но туда… Да он скорее предпочтёт присесть как уклонист! Но если написать такое в продолжении, тут присесть рискует не только герой, но и сам автор. Может, послушать главреда и отправить этого Зелёного на СВО? Но лишь только Поликарпов успел об этом подумать, как в его памяти вдруг всплыло лицо покойной матери. "Никогда, Андрюша, слышишь, никогда не трать свой талант на службу пропаганде. Иначе погибнешь как писатель". Погибать таким образом Андрею тоже не хотелось.
"Нет, не буду я, пожалуй, писать продолжение "Зелёного", – думал молодой писатель. – Лучше напишу про Синего".
А в голове Поликарпова уже отчётливо представлялся сюжет про машиниста электропоезда – Александра Синего, похищенного инопланетянами. Пока он будет, совершив побег, странствовать по их родной планете, пока вернётся домой, Земля уже уйдёт "лет на триста вперёд по гнусной теории Эйнштейна", как там поётся у Высоцкого. К тому времени СВО, как надеялся писатель, уже закончится.
(Не)желанная
С того дня, когда мы с Костей стали жить вместе, у нас начались проблемы. Причём не в быту: типа, кто моет посуду, кто мусор выносит, на что потратить наш небольшой гражданско-семейный бюджет, а в самой что ни на есть болезненной части. В интимной сфере, грубо говоря. Нет, вру, с сексом как раз таки и не было проблем, потому что не было самого секса. Как так? А вот так – вечером Костя шёл в кладовку и не выходил оттуда до самого утра. Вот уж точно удар ниже пояса! Ведь до этого Костя был таким страстным, таким темпераментным – огонь, а не мужчина!
Сначала я думала: устаёт на работе, потом решила, что он пресытился мной и перестал хотеть, как раньше. Пыталась спасти наш союз. Однако ни красивое нижнее бельё, ни эротичные ароматы, ни афродизиаки – ничто не делало меня для него желанной. Уже почти совсем отчаявшись, я решилась прямо спросить Костю:
– Ты что же, меня совсем не хочешь?
– Хочу, – отвечал он. – Но пока не могу.
– Может, нужно сходить к доктору?
– Да нет, не надо никакого доктора. К зимнему солнцестоянию всё изменится.
Я недоумевала: почему именно к зимнему солнцестоянию? Неужели есть какие-то особые приметы, связанные с этим днём? Приметы… магия.... Пожалуй, то, что нужно, – подумала я. И отправила к гадалке Серафиме. Может, она подскажет мне, как разжечь утерянную страсть?
Серафима, кстати, оказалась довольно милой старушкой. Выслушала меня, покачала головой, потом сказала:
– Да, есть такой ритуал, связанный с этим днём. Но не на страсть. И счастья он тебе не принесёт. Ты вот что, возьми любое зеркало и направь на своего Костю, но так, чтобы он не видел.
– Зачем? – удивилась я.
– Сделай, как я говорю, и тебе вся правда откроется.
Что мне должно там открыться, я так и не поняла, но сделала, как сказала Серафима. Костя как раз стоял спиной ко мне, когда я достала из сумки косметичку с зеркальцем. Увы, в доме не было ни одного!
И что же? Я так и не увидела Костиного отражения. Его как будто бы не было, хотя стоял он совсем рядом. Опустив глаза, я с изумлением обнаружила, что на полу есть только одна тень – моя. Так вот что имела в виду Серефима!
Теперь я стала понимать, почему Костя всегда назначал мне свидания вечером, почему днём постоянно ходил в тёмных очках, и почему спал в кладовке. В кладовке не было света. И про ритуал в день зимнего солнцестояния мне тоже стало многое понятно. Ещё в детстве слышала от бабушки историю про одного графа, который жил во времена Екатерины Второй и, чтобы продлить себе молодость, в день зимнего солнцестояния пил кровь молодых женщин. Вампира хотели арестовать, но он неожиданно исчез…
Торопливо одевшись, я сказала Косте, что пошла в магазин за хлебом. Сама же отправилась в церковь за святой водой. Больше ты, граф, крови не получишь!
Лучшая часть крыши
– Ах, ты, зараза! – голос Паши звучал угрожающе. – Ты пишешь письма этому иноагенту, правозащитнику недоделанному! Я этого так не оставлю!
Глаза его, прежде такие ласковые, влюблённые, теперь смотрели на меня с какой-то дикой, я бы даже сказала, сумасшедшей злобой. Ох, угораздило же меня, получив на почте письмо от Олега Орлова*, положить его в карман! А ещё – залезть с Пашей на крышу дома. Как не вовремя оно выпало! Я, конечно, знала, что он за Путина, за СВО, но могла ли я подумать, что мы поссоримся из-за того, что он поднимет выпавшее из кармана письмо и увидит, что оно от бывшего сопредседателя Правозащитного центра "Мемориал"**? И что вот это "Так не оставлю!" зайдёт слишком далеко.
Резкий толчок в грудь – и я вверх тормашками… Паша ушёл, не оглянувшись…
– Эй, вы, а ну-ка пошли отсюда! – услышала я ворчливый голос нашего дворника Никиты. – Совсем молодёжь распустилась! Гуляет где не надо!
– С радостью уйду! – подала я голос. – Только помогите мне отцепиться.
Я только что поняла, что сама исполнить его просьбу не смогу, потому что моё пальто зацепилось за торчащий гвоздь, и если я начну двигаться, скорей всего, добьюсь того, что оно вообще порвётся, и тогда я покину крышу совсем другим способом – не тем, которым требовал Никита.