Историческая наука и теория социальных эстафет М. А. Розова

Источниковедение, естественно, не ограничивается текстологией. Но все его области так или иначе находятся в русле анализа образцов и эстафет. Изучение филиграней строится на наблюдениях, с одной стороны, за постепенной трансформацией исходного образца (например, «голова шута с семью колокольчиками»), а с другой – за размыванием оттисков с одной и той же филиграни.

Приведу еще один пример из области источниковедения, который, как представляется, со всей отчетливостью демонстрирует ориентацию на поиск образцов в этой области исторической науки. Речь идет о статье В. С. Семенцова «Проблема трансляции традиционной культуры на примере судьбы Бхагавадгиты». Правда, в отличие от всех ранее рассмотренных работ тут совершенно не учитывается нормативная система, ее влияние на трансформацию образца. Зато присутствует ряд весьма важных наблюдений.

Основная гипотеза этого исследования – «что существует неразрывная связь между развитием содержания данного текста и системой его передачи от поколения к поколению», тем самым уже изначально поиск ведется в русле трансформации образцов в рамках определенных эстафет.

При передаче ведийской культуры ученик поселяется в доме учителя на 12, 24, 36 или 48 лет, а иногда и на всю жизнь. Главной целью при этом было воспроизведение личности учителя – «новое, духовное рождение от него ученика. Именно это – живая личность учителя как духовного существа – и было тем содержанием, которое при помощи священного текста передавалось от поколения к поколению в процессе трансляции ведийской культуры». Таким образом, образец в данном случае – личность учителя. Но как же достигается его передача?

Ученик «будет духовным воспроизведением учителя в том случае, если он будет похож на него какими-либо чертами своего духовного облика: привычками, образом мыслей, оценок и т. д.». «Для воспроизводства личности, скажем, такого-то учителя необходимо и достаточно передать его ученику систему характерных для него деятельностей, включая их мотивацию,.. брахманический ритуал, заставляя ученика воспроизводить одновременно речевые, физические и ментальные компоненты деятельности учителя, обеспечивая воспроизводство его личности в ученике с поистине изумительной полнотой, ибо эти три параметра (слово, физическое действие, мысль), к которым следует присоединить еще мотив, описывают любое человеческое действие».

Это касается прежде всего воспроизведения по процессу деятельности и его связи с воспроизведением по продукту деятельности, а также механизма постепенного разрушения образца, происходящего даже при активном стремлении не допустить этого.

Вопросам преемственности между Ветхим и Новым заветами посвящена работа К. Спронка. Идея о блаженстве в загробном мире, сформированная в русле религиозного сознания на Ближнем Востоке, с расширением «сферы влияния» христианства претерпевает изменения, сталкиваясь с местными образцами представлений о «том свете» – это служит причиной разночтений в ветхозаветных и новозаветных текстах, отражающих в ряде случаев один и тот же образец, но после его взаимодействия с другими эстафетами или попадания в другую нормативную систему.

Близка по тематике работа Х. Фишера, посвященная анализу интерпретации греческих религиозных сюжетов в Египте греко-римского времени. При этом упор делается на произведения искусства и их интерпретацию, т. е. на образцы восприятия. Вообще это, пожалуй, наиболее интересная сейчас область исследования в русле поиска образцов и анализа механизмов их передачи и трансформации.

В более простом варианте это направление представлено в статье Ц. Недермана, рассматривающего влияние цицероновой традиции на представления о грехе, природе и происхождении государства в Западной Европе IV—XVвв. Если в работе Х. Фишера образец следовало еще реконструировать, то Ц. Недерман оперирует трансформацией очевидного образца.

Несколько иной вид исследования отражен в статье К. Шрайнера. Он на основе одного источника – поддельной привилегии папы Урбана II монастырю Хирзау – реконструирует образцы восприятия немецкого монашества в области истории, права, теологии. Работы в этом направлении появляются время от времени в исторической науке, но как правило, в качестве сюжетов в рамках изучения других вопросов, поскольку такого рода анализ сложен по исполнению и во многом базируется на данных психолингвистики и прочих, пока не очень знакомых историкам дисциплин. Статья К. Шрайдера – приятное исключение.

Таким образом, осознанное или подсознательное обращение к поискам образцов характерно не только для отечественной исторической науки. Особый интерес в области источниковедения вызывает работа Т. Зиккеля, посвященная изучению императорских и королевских дипломов и папских булл. Основной упор при этом делается на изучение образцов формы средневековых актов, что и не удивительно, поскольку этот вид источников очень стандартизирован. Следующий шаг был предпринят Ю. Фиккелем, обратившимся уже к анализу содержания и ищущим образцы восприятия ситуации в целом, а также, что тоже понятно, образцы решения юридических казусов. Надо отметить, что для дипломатики как раздела источниковедения (вернее, как вспомогательной исторической дисциплины) этот аспект особенно важен, т. к. в эпоху средневековья господствовало прецедентное право, т. е. основанное прежде всего на образцах восприятия реальных ситуаций. И здесь задача реконструкции образцов и механизмов их передачи и трансформации необходимо должна быть решена.