Слобожанские пасторали. Повесть

Идет Захарка домой, не идет – на крыльях летит и думает: «До чего работа на чужого хозяина человека портит. Он при этом напрочь забывает, что сам себе хозяин. Ну вот зачем он столько лет вкалывал на этой птицефабрике? Полтора месяца прошло, как на вольных хлебах, а уже кредит скоро отобьет. Люся заработок прислала, он его в том же банке на три месяца на депозит положил. К маю, как все просохнет, будет на что и балки потолочные поменять, и печку поправить, и крышу перекрыть, и стяжку по фундаменту… Идет он по тропинке, траву зеленую, пробивающуюся из под снега, по пути дерет кроликам на угощение, а поперек дороги, лежит окровавленная бабка, та самая, которой он сегодня последнюю упаковку творога продал. И кругом никого.

Спасение

Подхватил Захарка бабку (вроде живая, стонет) и понес к трассе, попутку до больницы ловить. Там у него кум фельдшером.

Поселковая больница маленькая, стационарная, десять коек без ночлега. Кум бабку оглядел, первую помощь оказал, полицию вызвал. Пока она там на койкоместе лежала, Захарка домой сгонял, скотине сена освежил, подстилку поменял и обратно, в самый раз к полицейскому дознанию подоспел. А служивым налет на бабку, это ж не преступление века. Бабка, слава Богу, жива, очухалась, показание с нее выспросили. И что? Где они этого ханурика будут ловить? Не объявлять же операцию перехват по всей ветке Харьков-Лозовая, без конкретной ориентировки на личность? Бабка, она старая, головой стукнутая, не в своем уме бредит про налетчика в черном капюшоне, лица не видела. А в черном капюшоне может быть, кто угодно и в первую очередь тот, кто ее подобрал. Тем более, что он сперва куда-то свалил, а потом явился, как ни в чем ни бывало. Явно переоделся, кровь пострадавшей с себя смыл, награбленное заныкал и теперь сухим сучком прикидывается.

– Ваши документы!

– Документы дома, я их с собой не таскаю.

– Значит можем проехать к вам домой. А где вы сегодня были в четырнадцать часов?

– Ехал в электричке.

– Вместе с потерпевшей?

– Нет, бабуся ехала сама по себе.

– А пройдемте-ка на опознание.

Подводят Захара к бабке:

– Гражданка потерпевшая, вы узнаете этого человека?

– Это молочник, я у него постоянно в электричке творог и яйца покупаю.

– Так это ж он вас и стукнул, и ограбил.

– Зачем же вы на человека наговариваете, это вовсе не он!

– Значит так, гражданка потерпевшая, или мы оформляем состав преступления и пакуем вашего молочника, как налетчика, или налета не было, вы упали, сумку потеряли, с дамами вашего возраста такое часто случается.

Нелли Николавна не вчера родилась и не в оранжерее созрела. Ей невинного за решетку сажать резону нет, а труженикам уголовного розыска за каким-то хануриком ради пристукнктой бабки гоняться просто лень.

– Конечно, сама упала, в голове помутилось, наверное давление… Извините за беспокойство.

Служивые и отвалили.

Хорошо, что полицейская реформа еще пока рулит. Удалось Захарке от уголовки отвертеться. Старые бы менты вцепились в него мертвой хваткой. Пришлось бы все накопленное им на откуп нести. А эти не успели своей власти распробовать, да и побаиваются борзеть. Не за себя Захарка перетрухнул. Как представил дома скотину голодную, не доенную, да по колено в навозе, как подумал про Люсю, которая выйдет вечером в skipe, а его нема… Он, конечно, видел по телевизору, что и у американцев первый подозреваемый тот, кто обнаружил жертву, но вот не вспомнил об этом, когда окровавленную бабку подбирал и в больницу ее тащил. А ведь он там последний шел. Наверняка были те, кто перешагнул или просто отвернулся от несчастной от греха подальше. Но таким уж Захарка уродился, что случись это снова, он бы снова мимо не прошел.

Захар и Люся

А тем временем, в Кракове, с Люсей происходило непредвиденное. И радостно ей, и боязно, и муторно по утрам. Люся держится, как может, но уже понятно, что до конца условленного по контракту срока, ей не доработать. Люся беременна! Нет никакой измены мужу, никаких романов на чужбине. Просто очень жаркой была прощальная ночь с Захаром, в конце февраля. Надо же было такому случиться, когда утрачена последняя надежда на материнство. Люся работает, пока никто не замечает и мужу сообщить не решается. А вдруг не доносит? Зачем человека обнадеживать? Шутка ли впервой залететь, когда тебе за тридцать.

Но с хозяйкой поговорить придется. Она женщина, должна к такому делу отнестись с пониманием. Чем плохо скрывать, лучше хорошо признаться. Нельзя, чтобы на беременную кто-то обиду держал. Плохо это для ребенка.

Судьба у Захаркиной жены непростая. Она детдомовская. В приемную семью угодила когда ей уж тринадцать лет исполнилось. Новоиспеченные родители были люди незлые, не жадные, но не богатые, а потому экономные. Голодом девчонку не морили и в рванье она не ходила, а чтобы на мороженное или какую обновку справить, так Люся сама не промах – подрядилась кому огород прополоть, кому воды натаскать, кому в магазин за хлебом, кому еще чем по хозяйству подсобить. Вот так и прибилась ко двору Алены Захаровны Колесник, бабки своего будущего супруга. Захарка тогда еще с родителями и старшей сестрой жил в самом Харькове, заканчивал девятый класс, а после школы мечтал в политехнический институт поступить на факультет инженерного машиностроения. Но в начале девяностых настали нелегкие времена и его родителям пришлось выбирать – пытаться как-то прожить и прокормить семью на зарплату, которую платили через раз, либо изыскать в себе предпринимательские способности и заняться бизнесом. В первом случае был шанс помереть с голода, во втором риск потерять все, включая жилье и даже жизнь. Родители выбрали торговлю. Этот мудреный челночный бизнес требовал начального капитала. Пришлось заложить квартиру и дело пошло. Отец ездил в Мукачево за оптовым товаром, а мать торговала в розницу на рынке. Детей доверили бабусе в село, на догляд и воспитание. Сестра Захаркина, так на сельском воздухе соком налилась, что до окончания школы не утерпела и выскочила замуж в шестнадцать лет, за местного электромонтера, гораздо старше ее, отставного прапорщика, живущего самостоятельным хозяйством, отдельно от родичей через забор.

Захаркины родители и дальше бы крутились, да вот сначала пропал отец, затерявшись где-то на обратном пути, а потом и маму убили прямо возле дома. Квартиру забрали за долги и поселился Захар у бабушки окончательно и бесповоротно. Про институт пришлось забыть, выучился в районном Пэ Тэ У, на слесаря и на том спасибо. А там и повестка из военкомата нарисовалась. В армию служить отправили недалеко, благо Украина теперь самостийна и дальше ее кордонов нашим солдатам делать нечего. Там из него еще и автомеханик хороший получился. Он уже к дембелю готовился, когда от командования три дня отпуска дали по случаю смерти бабуси.

Захарка по бабусе очень убивался. Шутка ли последнего родного человека потерять. Сестра уже не в счет – ей теперь не до брата. Вот его Люся тогда и утешила, как Алена Захаровна перед смертью учила:

«Ты девуля разумная и работящая, если бы я знала, что на тебя хозяйство оставляю – померла бы с облегчением. Так что все в твоих руках. Сама видишь, мой Захарка, что тот малый телок на веревочке, кто его окрутит, того он и будет.»

Вернулся Захар после похорон бабуси в свою часть, а в голове только мысли про Люсю и вертятся. После дембеля особо-то свадьбу справлять не на что. Расписались в районном загсе и стали жить. Хорошо жили, дружно. Люся выучилась на повара и работала в закусочной при автозаправке, и Захарка там же слесарил. Так бы и дальше все шло, да у хозяина заправки отжали бизнес залетные фраера с Горловки, а при таком раскладе лучше не тормозить и прыгать на ходу. Вот так и очутилась чета Колесников на птицефабрике. Зарплата уже не та, об чаевых и вовсе надо забыть. Сиди на чем есть и не дергайся. Одно утешение – свое хозяйство.

В гостях

Как люди в квартирах живут? Раньше понятно – удобства, теплый клозет, ванна… Нынче это любой школяр, где угодно сварганит. Были б руки, голова и средства, на что сантехнические причиндалы купить. Опять же, если на свалках порыться, то и покупать причиндалы не придется. Частный сектор, это не только своя жизнь с Полканом на цепи за забором, без соседей сверху, снизу и по бокам. Это свой гараж и сарай, где можно мастерить что угодно в свое удовольствие. Опять же земля тебя всяко прокормит, а при огороде без порося никак. Куда ж девать всякую шелуху, ботву и потроха от кур и кроликов? И без коровы на земле сидеть грех. Нет сил на корову, так хоть козу заведи. Не в сельпо же за молоком и творогом ходить?

Впрочем, не будем отвлекаться. Картина про семейство Колесников прояснилась и ладно.

Больничка-то в селе малогабаритная, стационарная, десять коек без ночлега, поскольку такой персонал по разнарядке не предусмотрен. Положен фельдшер, он в наличии имеется и хватит. А дело к вечеру идет. Фельдшер, конечно, не только ментовку на пристукнктую бабульку вызывал, но и дежурную неотложку. Неотложка приезжала и готова была Нелли Николавну в районную больницу на госпитализацию свезти, Но пострадавшая отказалась наотрез.

– У меня из родни никого не осталось, я там помру и затеряюсь. Еще чуток отлежусь и домой поеду.

– А как вам на улице хуже станет? Вас же обчистили. У вас ни справок, ни документов. Без документов, на улице еще скорее потеряетесь.

Но тут Захарка встрял, ему ж, как всегда, больше всех надо.

– Вы до дома всяко не доедете, у меня отлежитесь, соглашайтесь, не отказывайтесь, пока машина не ушла. Им все равно мимо моей хаты ехать. Считайте, что я вас в гости зазываю.

Нелли Николавна женщина интеллигентная, к чужим людям в гости шастать не приучена, но тут уж не до китайских церемоний. Согласилась и поехала.

Отлеживалась наша пострадавшая аж две недели и особого стеснения не испытывала. Доглянута, в чистоте, ей тепло и сытно, опять же и Захарке не так тоскливо. Стала потихоньку уже и во двор выходить. Захарка ей все показывает, рассказывает. Городской старушке пасторальная жизнь интересна. А в доме у Захарки все обустроено, прямо как в городских квартирах, воду таскать не надо, она из колодца погружным насосом в водогрей поступает, стиральная машина фурычит. Туалет, ванна, все в доме. В сарае у него клетки с кроликами, за сараем курятник прилепился, а там коровник с Масяней и Лютиком.

– Ах, Захарушка, какой же этот бычок славный!

– Ой, и не говорите! Одна беда – к Рождеству зарезать придется. Даже не представляю, как его на убой обрекать. Но взрослому быку без стада не жить.

– Быку не жить, это правда. А вы его кастрируйте.

– Чего ради я его калечить буду?

– Возродите традиционный украинский гужевый транспорт. Кого чумаки в телегу запрягали, чтобы соль возить? И не только украинский. Египетские пирамиды строили, на волах камни подвозили. Лошадей в Египет завоеватели гиксосы пригнали, а до них все на волах. И у древних греков это была самая рабочая скотина. И заметьте, коня в телегу не запрягают, и к плугу он не пригоден. На такие работы кобыла, да мерин годятся, а конь только в кавалерии под командиром гарцевать. Так что если хотите долгой жизни своему Лютику, вариант один. А он вам столько пользы принесет, что никакой трактор столько не наработает. Почитайте в интернете, подумайте, до Рождества время есть. Но вам тогда надо будет еще одного бычка прикупить. В паре они работают безотказно.

Бог дал человеку два уха и один рот, чтобы он больше слушал и меньше говорил. Нелли Николавна Захару, как Америку открыла. Вот что значит образованная! Он про волов теперь каждый вечер в интернете гуглит. Сначала было прочитал, что бычка до трех месяцев надо успеть кастрировать, но потом оказалось, что это для мясных бычков, а для рабочих не раньше, чем в полтора-два года. Это значит, когда Люся со своей панщины вернется, придется за Лютика оборону держать. Но Захара такая ситуация уже не напрягала. У него хозяйство прибыльное, Масяня раздоилась, дай Бог каждому, можно и с бычком поэкспериментировать.

– Нелли Николавна, куда это вы засобирались?

– Схожу на свой участок посмотрю, и домой поеду, пора и честь знать.

– Силой держать не стану, проводить вот сам хочу и не отказывайте мне в этом. Очень уж вы компанейская женщина, прикипел я к вам, да и боязно теперь вот так отпускать.

Проводы

Участок Нелли Николавны находился на отшибе садоводства, впритык к лесопосадке. Пока шли разговорились.