Где-то под Питером. Рассказы и повесть

– Ну и?

– Сорок восемь семьсот кг, как с куста.

– С какого куста? Да тут, в твоем товаре, не меньше семидесяти будет! А ну, погнали в весовую!

– Да я уже запарилась телегу катать! Вам охота, вы и гоните, а я свой вес знаю, сама тока с весовой.

Охранные «соколы» покатили телегу обратно. Тетка с мелкими матюгами засеменила за ними вслед.

Подали состав. У плацкартных вагонов выстроились очереди. Народ толкается, суетится. До отправления поезда остаются считанные минуты.

Наконец влезли, багаж распихали, заняли места согласно купленным билетам. Последней, подгоняя таджика-носильщика, волочащего ее тюки, ворвалась запыхавшаяся челночница, та самая, которую «бомбила» местная охрана. Таджик закинул тюки на верхнюю багажную полку, получил свою денежную бумажку и свалил. Все расселись, поезд тронулся. Челночница последний раз матюкнулась, потом широко улыбнувшись попутчикам, обнажила свеженькие протезы.

– Ну вот, соседи, и здрасьте! Я Люба, а кому интересно, Любовь Викторовна, попутчица ваша до Перми.

Далее попутчица Люба облегченно падает на лавку и продолжает:

– Ехать буду вот здесь, сверху, а сейчас, кому интересно, переоденусь, а кому неинтересно – отвернитесь.

И Люба стала конкретно раздеваться до исподнего и напяливать на себя пижамку со стразами, продолжая вводить в курс своей нелегкой судьбы.

– Видели, как меня эти ворюги в законе опускали по самое не хочу? Главное, я ж без понтов, тока с весовой, у той же рожи вешалась, и было сорок восемь семьсот. А эти, как харю ему свою в окошко сунули – он вмиг весы подкрутил, и бамц! Пятьдесят четыре пятьсот я ему: «Ты че? Тока ж сорок восемь семьсот было!» А он: «Ну, ты там че-то вынула, а потом обратно сунула…» Че вынула?! Че сунула? Сумки еще на Черкизовском складе зашиты! Ну, разве ж с волками поспоришь? Да еще когда на свой поезд конкретно опаздываешь. От такая у них точная весовая электроника!

– Да… – подытожил суровый дядька в полинялой фланелевой рубашке – Главное, проверка багажа на весах в их обязанности не входит. Много, хоть, содрали?

– Сто пятьдесят рэ я им на троих отслюнявила и пусть подавятся. Они-то хотели больше, да я любую хотелку переменю. Ай, ладно. Чей-то перенервничалась, надо покушать. Тут у меня курица и всякая всячина. Граждане присоединяйтесь.

– С удовольствием. Только ж и мы не пустые. Тут у меня сало свое, домашнее, колбаса, да хлеб домашней выпечки.

– Ой, люблю когда свои люди в дороге попадаются! Тебя как зовут-то, человек хороший?

– Зовут Василий. Я всего-то до Ярославля еду, а уж оттудова на автобусе в свою деревню.

– Ну, да при такой закуси, думаю, нам одним чаем не отделаться.

– Зачем чай? У меня и самогонка имеется. Сам гнал, через активированный уголь прочищал. Для себя, не на продажу.

– Уговорил, Василий, до Ярославля я с тобой дружу.

– Да тут на всех будет и домой еще останется. Присоединяйтесь, граждане!

Соседи заулыбались, зашуршали пакетами. Люба развернула нож и, нарезав кусочками Васино сало, кинулась угощать окружающих.

– А ведь и впрямь сало знатное! Передай хозяйке своей от всего нашего вагона большое подорожное спасибо!

– Да, хозяйка моя все хворает. Я последнее время сам по хозяйству справляюсь. Потому больше и свиней не держим. Мечтал бычков выращивать, да не судьба.

– Ну и хрен с ними, с бычками, сало у тебя знатное. Видать секрет особый знаешь.

– Нет никакого секрета. Чесноку с солью надавишь и перекладывай слоями сало в эмалированное ведро до самого верху. Потом прижать гнетом и в теплом месте оставить, пока сок не даст. Дальше его в холод. Вот и все.

– А сало ты где берешь?

– Раньше сам свиней держал. Теперь у соседей покупаю. Нет больше охоты хозяйствовать и все.

– Че так?

– А так. Раньше-то мы с женой ради сына жили. И к хозяйству я его привадил с измальства. Справного мужика вырастил. Он как в армию пошел, я второй дом на участке ставить начал, чтобы ему было куда потом жену привести. А не так, как мы с женой, двадцать лет по баракам мыкаться. Одного его она мне родила, а потом и вовсе надорвалась. Так что и за одного спасибо. А тут мечталось, чтобы у сына-то все иначе было. И чтобы детишек полон двор… А оно видишь как вышло. Вернулся из этой Чечни с медалями, руки-ноги целы, а как пришибленный. Я к нему и так подступлюсь, и так… А он зарядил одно: «Тоска, батя, тоска…» Ну, думаю, в работу втянется, авось переболеет. Бычка на вырост обсудил с ним взять. Стойло вместе для бычка справили, сена весь сезон косили. Уж сговорились одним утром за бычком идти. А он в ночь-то прямо на балке в том стойле и повесился. Вот и какая теперь жизнь? Ну, давайте еще по граммулечке.

В проходе плацкартного отсека нарисовалась милицейская парочка. Она при старлейских погонах, он в чине капитана. А у нас на столе традиционный русский натюрморт и двухлитровая пластиковая бутыль из-под «БОН-АКВА», в которой под стук вагонных колес мерно плещется Васин самогон. А перед каждым из нас наполовину заполненные пластиковые стаканчики.

– Что это вы тут делаете?

– Мы отдыхаем в дороге. Прения у нас по поводу предстоящих выборов. Хотите присоединиться? Милости просим.

Милицейская парочка молча проследовала дальше. Люба опрокинула стаканчик, крякнула и выдохнула:

– Счастье их, что не стали они с нами связываться. А то я уже созрела к открытию митинга.

– Нужны вы им! – Вмешалась, мусолившая в это время шваброй вагонный линолеум проводница. – Они из наркоконтроля и вы не по их части.

Застолье продолжилось. И потекла вперемежку с первачем незамысловатая беседа случайных знакомых попутчиков. Каждый о своем, наболевшем. А из репродуктора, как бы сопутствующим фоном звучали цветаевские строки еще совсем молодого голоса Пугачевой:

«Вагончик тронется,

вагончик тронется,

вагончик тронется…»

    09.12.2007

Окурочек

Бросить курить Володя решил радикально: Взял у друга, на время отпуска, надувную лодку с палаткой и спальником, экипировался спинингом, сухарями и спичками и, без курева, погреб таежной речкой по течению странствовать.

Места красивые, рыба, чуть не сама, в руки бросается. Душа радуется и без курева терпится. Уже три дня и три ночи перетерпел и, вроде бы, организм смирился с судьбой, когда догреб он до охотничей избушки для таких же странников, как он бродяг, по таежным обычаям срубленной. Решил там на денек обосноваться. Горячей воды в котле нагрел. Баньку себе соорудил, постирушку затеял, одежонку по кустам на просушку развесил и лежит на топчанчике кум королю, сват министру, при свечичке книжку читает. Транзистор ему песенки поет, разные новости рассказывает, а у него по всему телу идилия разливается, что ведь может же человек от этой пагубной заразы избавиться, потому как на то он и человек, а не скотина последняя.

И только он пальчики послюнявил, чтобы свечку загасить, как глянул в потолок, а там из за балки, нагло светясь желтым фильтром, торчит жирнющий хабарик.

После того окурочка Володя так до утра глаз-то и не сомкнул. Всю избушку перетряс, даже доски половые вскрыл в поисках еще каких-нибудь хабариков. А, как солнышко соснам стволы утренним заревом запалило, так он шмотки еще сырыми кое-как в лодку покидал и погреб скорее до ближайшего поселка в лабаз. И не до рыбы ему, и не до красот северного таежного края. Греб до кровавых мозолей без передышки, пока не купил сигарет, и не затянулся от души.

    20.06.2008

Справка

То, что в стране Советов секса не было, это голая правда. Дети заводились чаще по-причине крайнего дефицита качественных контрацептивов и совершенно случайно. Непосредственный момент тогдашнего зачатия трудно назвать сексом, поскольку творился на скорую руку, пока теща с базара не вернулась или за шкафом, тихонечко, еле шепотом, пока остальная родня спит. А чтобы всяческие эротические позы, так нашим людям было не до глупостей.

На питерском дворе кипела весна 1982 года, когда Коля пришел ко мне в мастерскую раскрасневшийся, злой и озадаченный. Он долго пил кофе и ничего не мог сказать, хоть было видно, что его распирает. Я не на шутку испугалась. Коля только что женился на прекрасной, юной особе, ради которой оставил семью. Уговоры друзей, что его очередная влюбленность не повод для развала семьи, не действовали. Коля развелся и женился, оставив прежней семье квартиру возле Некрасовского рынка, и сняв с молодой женой комнату на Обводном канале, возле моей мастерской.