Ледыш и Недотрога

– Некоторые, – беспечно отмахнулась я. – На свой страх и риск. Почему вы этот клуб выбрали? Судя по всему, тут не очень весело.

Полина наклонилась и шёпотом, будто делилась великой тайной, сообщила:

– Оказывается, здесь выступает Троцкий!

Я нахмурилась.

– Выступает? Что ты имеешь в виду? – Вспомнила о негласном названии клуба и хихикнула: – Клоунадой занимается?

– Ледат хорошо поёт и играет на гитаре, – серьёзно заметила Вика и покосилась на пустую сцену. – Но вряд ли Поля права. И вообще, это место не похоже на ночной клуб. Никто не танцует, а музыка…

Мы синхронно поморщились, прислушавшись к негромкой песне, что служила фоном. Немногочисленные посетители сидели за столиками, в углу праздновала компания из шести человек, кроме нас за стойкой устроилась ещё одна девушка, но, выпив коктейль, ушла. Я заметила, что в клуб заглядывали многие, но при виде пустой сцены, ретировались.

Махнув бармену, я спросила:

– Сегодня никто не будет петь?

– А что? – заигрывая, подмигнул он. – Сама хочешь выступить?

– Хм, – повела я плечом. – Если хорошо заплатите, почему бы и нет!

– Ты что? – зашипели на меня девочки.

А бармен крикнул немолодому мужчине, который что-то выговаривал охраннику:

– Клоун! Тут одна звёздочка на сцену рвётся!

– Я не удерживаю, – коротко усмехнулся тот и вернулся к разговору.

– Покажи себя, детка, – бармен сделал приглашающий жест. – Если Клоуну понравится, обсудишь с ним гонорар.

А у меня от одного взгляда на сцену вдруг сердце зашлось, как сумасшедшее. До этого дня, не считая ванной комнаты, я пела только в студии. И считала, что ни за что не стушуюсь перед зрителями, выступлю хоть на стадионе, а сейчас осознала – не так всё просто, как казалось. В клубе было не больше двадцати человек, а у меня уже ладони вспотели и во рту пересохло.

– Что-то ты подозрительно побледнела, – прищурился бармен и иронично поинтересовался: – Испугалась?

Молодые мужчины из компании, что устроилась за угловым столиком, притихли, прислушиваясь к нашему разговору. Посмеиваясь, они жали друг другу руки и посматривали в нашу сторону, будто делали ставки.

– Она же просто пошутила! – вступилась за меня Поля.

– Нет, не пошутила, – твёрдо возразила я и кивнула в сторону сцены. – Там гитара стоит. Можно?

– Бери, если знаешь, как её держать, – поддел бармен.

Я понимала, что он меня раззадоривает, но стало плевать. Сейчас, внезапно обнаружив у себя боязнь сцены, я ухватилась за этот страх и решительно поднялась. С быстро бьющимся сердцем и спутанными мыслями, направилась к возвышению.

Гитара была старой, потёртой, но, как ни странно, неплохо настроенной. Я взяла её в руки и обернулась, щурясь от включённых прожекторов. Кажется, кто-то вошёл, люди занимали свободные столики в ожидании моего выступления.

Или позора.

От ужаса ноги стали ватными, язык прилип к нёбу, но я тряхнула волосами и с усилием улыбнулась. Всё равно спою! Даже если провалюсь, сделаю это здесь, в богом забытом провинциальном городишке, а не в столице, где на мне сразу поставят крест.

Мной овладел азарт, я бросала вызов самой себе, и от отчаянной смелости даже закружилась голова. Мне это было на руку – я не видела зрителей. И падать в обморок не входило в мои планы, поэтому я глубоко вдохнула и призналась:

– Это со мной впервые, не судите строго.

Смех, выкрики, обидные слова пропустила мимо ушей.

«Падать надо красиво», – говорила учитель хореографии.

Так и сделаю!

Ударив по струнам, я выдала руладу, над которой тренировалась много часов, и крики стихли. Стоило начать петь, как мир перестал существовать, я полетела куда-то ввысь на крыльях вдохновения, и мне стало всё равно, кто меня слушает, сколько их. Было даже неважно, где я нахожусь. Сердце разрывалось от восторга, по венам потекла лава, казалось, я вот-вот распадусь на атомы.

С детства мне легко давалась хореография, рисование, игра на фортепиано и гитаре, но лишь пение приносило ни с чем несравнимую эйфорию и ощущение, что всё идёт правильно. Покидая столицу, я поставила на себе и своём будущем жирный крест, но сейчас, наполняя зал ночного клуба своим голосом – собой! – я снова могла быть счастливой.

Позже, отсчитывая купюры, Клоун серьёзно спросил:

– Как тебя зовут, детка?

– Ви… – Я осеклась и, покосившись на девочек, поправилась: – Недотрога.

– Заглядывай ещё, Недотрога, – передав деньги, пригласил он.

Полина и Вика вытащили меня на тёмную прохладную улицу, расхваливая наперебой мой голос, песню и храбрость.

– Что будешь делать с деньгами? – делая вид, что ей всё равно, спросила Полина.

Я пересчитала мятые купюры – шесть тысяч. Негусто.

– О! – щёлкнула пальцами. – Есть у меня одна идея. Месть – это блюдо, которое вкусно отведать даже в три утра!

Ледыш сказал, что красная цена мне – пятёрка. Пусть увидит, что ошибся, и попросит прощения. И тогда я отдам ему эти деньги на оплату больничных счетов.

Но, когда, приехав на знакомую окраину, отпустила такси, поднялась по трём железным ступенькам и толкнула приоткрытую дверь, я поняла, что в вагончике никого не было.

Глава 12

Ледат

В комнате царила полутьма, на лица присутствующих ложились кровавые отблески от пылающего камина. Аид восседал в кресле, покачивая в руке наполненный золотистой жидкостью бокал. Подручные человека, который держал в страхе весь район, застыли по обе стороны, словно свита короля.

Заложив руки за спину, я стоял перед отцом своего мёртвого друга и смотрел в глаза этому чудовищу. Я добровольно пошёл с теми, кто вломился в мой вагончик. Теперь, когда им стало известно, где я живу, другого выбора не было.

Меня не волновало, кто рассказал о моём убежище. Это могли быть сокурсники. Теперь, когда Минотавр растрепал всё Недотроге, информация могла просочиться и дальше. Или же Аид узнал адрес в больнице. А может, пробил местонахождение по телефону. Неважно.

– Почему вы так вцепились в меня? – спросил я то, что интересовало уже давно. – Неужели в этом городе больше нет парней, которые могут петь в вашем заведении?

Он усмехнулся и, залпом осушив бокал, со стуком поставил его на стеклянный столик у камина. Поднялся и неторопливо приблизился ко мне, обходя кругом, будто зверь, принюхивающийся к добыче. Высокий, с длинными худыми ногами и непропорционально маленькой головой, он вызывал страх одним своим видом. Рыбьи глаза, острый подбородок и вечная усмешка, будто намертво прилепившаяся к лицу, вызывали отвращение. Этот человек улыбался даже на похоронах своего сына.