Конфессиональная история России ХХ-ХХI вв.

Важным принципом правового государства, по мысли профессора И.С. Бердникова, являлся принцип неконфессиональности государства и верховенства церкви в устроении религиозной жизни[55 - Бердников И.С. Краткий курс церковного права Православной церкви. С. 158.].

С.П. Мельгунов указывал, что в правовом государстве «ни одна церковь не пользуется никакими прерогативами и особой поддержкой со стороны государственной власти. Равно охраняя религиозную свободу представителей всех без исключения вероисповедных групп, признавая и атеизм, государство отделяет себя от вероисповедных интересов и окончательно сбрасывает с себя старую оболочку»[56 - Мельгунов С.П. Церковь и государство в России в переходное время. М., 1909. С. 7.].

Религиозная свобода как «свобода проявления творческой деятельности духа» применительно к правовому государству многими трактовалась как равенство всех религий. Государству не следовало брать на себя роль судьи в вопросе о превосходстве одной веры над другой. Его функция должна была сводиться к тому, чтобы не стеснять религиозную свободу, не стремиться изменить естественное течение религиозной жизни народа принудительными мерами, предписывая или запрещая какие-либо религиозные верования, а охранять каждое из них[57 - Познышев С.В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. К реформе нашего законодательства о религиозных преступлениях. М., 1906. С. 104, 105, 116.].

Несостоятельным в условиях правового государства признавался также осуществляемый в условиях полицейского государства тип государственной охраны религий, предписывавший либо запрещавший гражданам их верования и каравший за отступление от своих предписаний мерами уголовно-правового характера[58 - Там же. С. 96–134.].

Некоторые ученые и общественные деятели связывали реформирование государственно-церковных отношений с созданием светского государства. Так, С.П. Мельгунов, развивая тезис о том, что веротерпимость предполагает существование конфессионального государства, которое поддерживает определенный культ, утверждал, что только отделение церкви от государства, уничтожение самой идеи господствующей церкви может в действительности обеспечить полную свободу совести для инакомыслящих[59 - Мельгунов С.П. Церковь и государство в России (к вопросу о свободе совести). М., 1907. Вып. 1. С. 169. С. 7.]. Он был сторонником полного невмешательства государства в дела конфессий.

Разделялись правоведы в своих суждениях и по вопросу о границах религиозной свободы. Одна группа авторов (В.Д. Спасович, В.К. Соколов, С.А. Котляревский) полагала, что религиозная свобода должна быть полной и неограниченной для всех вероисповеданий. Другая группа правоведов занимала более осторожную позицию, небезосновательно утверждая, что как не бывает неограниченного права (всякое право разграничивает интересы), так не бывает и никакой абсолютной свободы совести. Ограничения эти сводились к признанию за государством права не допускать религиозных учений, противных общественной нравственности и опасных для правопорядка. Например, М.А. Рейснер выступал за установление запрета на публичную проповедь атеизма и открытой безнравственности[60 - Рейснер М.А. Указ. соч. С. 11, 12, 15.].

Вопросы свободы совести решались и на местах. Особенно актуализировались они в ходе Первой русской революции. В сложной политической ситуации 1905–1907 гг. официальная церковь заявила о своей полной поддержке самодержавия и правительства[61 - Шепелева Н.Д. Русская православная церковь в социально-политической истории России в начале ХХ века (на материалах Тамбовской губернии): автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2002. С. 3; Пинкевич В.К. Вероисповедные реформы в России в период Думской монархии (1906–1917 гг.). М., 2000. С. 3–16.]. Енисейское епархиальное руководство в своей практической деятельности руководствовалось указаниями Святейшего синода по всем политическим и социальным вопросам, занималось их реализацией в пределах Енисейской губернии. Социальная позиция церкви в этот период выражалась в активной поддержке внутренней и внешней политики государства, что особенно ярко проявилось в годы Русско-японской войны, революции 1905–1907 гг., при выборах в Государственную думу всех четырех созывов. Большая часть духовенства епархии активно участвовала в политической деятельности на стороне государственной власти[62 - ГАКК. Ф. П-64. Оп. 5. Д. 37. Л. 7. Д. 38. Л. 8. Д. 313. Л. 4; Оп. 10. Д. 20. Л. 1. Д. 22. Л. 11 об.]. С первых дней революционных выступлений 1905 г. в Енисейской губернии епархиальное начальство активно участвовало на стороне светской губернской власти в предотвращении волнений в губернии. В церквях проводились молебны, на богослужениях разъяснялась политическая ситуация, осуждались выступления против царя и святой русской церкви[63 - Долотов А. Церковь и сектантство в Сибири. Новосибирск, 1930. С. 18, 19.].

Будучи одним из главных звеньев официальной идеологии государства в начале ХХ в., православная церковь являлась объектом острой критики со стороны новых общественных сил, формирующихся партий. Начало деятельности политических партий в России связано с публикацией Высочайшего указа от 18 февраля 1905 г.: он открыл возможность широкой и легальной политической агитации, положил начало процессу политической организации общества в России. В период с 18 февраля 1905 г. до открытия первой Государственной думы в апреле 1906 г. образовался целый ряд политических партий, охватывающих собой все пространство – от крайне правой до самой левой стороны спектра. Основным принципом политической группировки российских партий служило отношение к самодержавию[64 - Пинкевич В.К. Вероисповедные реформы в России в период Думской монархии (1906 – 1917 гг.). М., 2000. С. 55.].

В Енисейской губернии партии радикального революционного направления были представлены социал-демократами и социалистами-революционерами. Данные партии считали необходимым свержение самодержавия революционным путем и установление социалистического строя после достижения демократического общества. Под их влиянием находились рабочие, служащие, разночинцы, учащиеся. В составе партий было значительное количество ссыльных. Партии декларировали религиозное самоопределение личности (свободу совести и вероисповеданий), конфискацию церковных и монастырских земель, создание единой светской школы[65 - ГАКК. Ф. П-42. Оп. 7. Д. 3. Л. 1. Д. 299. Л. 44, 50; Ф. П-64. Оп. 1. Д. 377. Л. 2. Д. 497. Л. 7–9; Оп. 5. Д. 272. Л.4 об.; Оп. 10. Д. 42. Л. 5, 7. Д. 48. Л. 1. Д. 62. Л. 1. Д. 67. Л. 1. Д. 88. Л. 1 об.]. Либеральное направление было представлено партией народной свободы (местное название партии конституционных демократов). Либералы критиковали самодержавие, выступали за расширение политических свобод, но считали необходимым добиваться своих целей мирным путем. В красноярском филиале партии народной свободы состояла в основном интеллигенция – врачи, адвокаты, ученые. Либералы понимали религиозную свободу как «равноправность» исповеданий, требовали частичной конфискации церковных и монастырских земель[66 - ГАКК. Ф. П-64. Оп. 10. Д. 9. Л. 1. Д. 14. Л. 1. Д. 15. Л. 1.].

Консервативное направление представлял «Союз мира и порядка», имевший ярко выраженный черносотенный оттенок и считавшийся филиалом «Союза русского народа». Организатором красноярского «Союза» стал преподаватель местной духовной семинарии А. Смирнов, а центром формирования – мещанская управа. Епархиальные власти открыто поддержали организацию. Ее состав был весьма неоднороден: купцы, мещанство, ремесленники, духовенство, учителя. Традиционалисты выступали за сохранение господствующего положения православия, за государственную поддержку церкви[67 - ГАКК. Ф. П-64. Оп. 5. Д. 37. Л. 7. Д. 38. Л. 8. Д. 313. Л. 4; Оп. 10. Д. 20. Л. 1. Д. 22. Л. 11 об.]. Крайне «охранительный», черносотенный взгляд поддерживался националистической аргументацией. Например, в Красноярске черносотенцы спровоцировали беспорядки во время Октябрьской политической стачки. После событий Первой русской революции «Союз мира и порядка» эволюционировал в сторону правобуржуазного направления, признающего частичные буржуазные реформы, и сблизился с «Союзом 17 октября». Данная партия, известная в России под названием «Октябристы», собрала в свои ряды промышленников и финансистов. В ее программе декларировалась законность и необходимость существовавших в российском законодательстве стеснений в вопросах веры, но вносилось требование веротерпимости православного государства к другим исповеданиям[68 - Долотов А. Церковь и сектантство в Сибири. Новосибирск, 1930. С. 18, 19.].

Документальные материалы свидетельствуют о том, что официальные власти и карательные органы в губернии не были готовы к появлению оппозиционного и революционного движения и не смогли своевременно отреагировать на новые явления общественно-политической жизни страны и региона. Следствием данного процесса стало применение методов насилия, вооруженного вмешательства, что вызвало недовольство и непонимание местной общественности. На первом этапе вооруженной борьбы имя Гапона стало популярно среди местной интеллигенции и народных масс. В регионе широкое хождение получило его письмо от 20 июля 1905 г., в котором он предлагал императору отречься от престола[69 - ГАКК. Ф. П-64. Оп. 10. Д. 48. Л. 1.].

Наиболее активная политическая деятельность проходила в губернском городе. Революционное движение в регионе было значительно слабее, хотя выступления против самодержавия спорадически вспыхивали и в уездах. Крестьянское движение в губернии, в отличие от центральных регионов России, не носило народного характера, но и здесь наблюдались отдельные его проявления: отказ от уплаты податей и несения натуральных повинностей, демонстративное невыполнение официальных распоряжений[70 - Бердникова С.А. Митинги и собрания крестьян как форма крестьянского движения в Сибири в 1905–1907 гг. (По материалам Иркутской и Енисейской губерний) // Вопросы историографии и социально-экономического развития Сибири (XIX–XX вв.). Красноярск, 1978. Вып. 2. С. 88.]. Комитеты митингов, существовавшие в городах Минусинске и Ачинске, селах Каратузское, Абаканское, Назаровское, близкие к «трудовикам», поддержали платформу Московского комитета трудовой партии. Они объявили о необходимости введения свободы веры и богослужения, а также выдвинули требование конфискации церковных и монастырских земель[71 - ГАКК. Ф. П-64. Оп. 1. Д. 499. Л. 8, 8 об.; Оп. 5. Д. 35. Л. 1, 3. Д. 272. Л. 4, 4 об. Оп. 10. Д. 2. Л. 4 об.].

Попыткой привлечь внимание к церкви стало создание в епархии в 1906 г. общества «Православный сибиряк». Отмежевываясь от крайне правых, его создатели ратовали за возрождение Русской православной церкви, религиозно-нравственное просвещение православного населения губернии и призывали к организации Союза православных сибиряков[72 - ГАКК. Ф. 595. Оп. 3. Д. 722. Л. 1, 2.]. В целом происходящие события и участие в них духовенства на стороне власти подрывали авторитет церкви среди прихожан[73 - Горюшкин Л.М. Крестьянское движение в Сибири в 1917 г. Новосибирск, 1975. С.33–35; Бакаев Ю.Н. Атеизм рабочих Сибири в годы первой русской революции // Известия СО РАН. Серия общественных наук. Вып. 3. Новосибирск, 1976. С. 75–81.]. В вероисповедной сфере участились случаи отказа от исповеди и святого причастия, сжигания икон. Были случаи похорон без участия церкви[74 - ГАКК. Ф. 674. Оп. 1. Д. 782, 4782; Ф. П-42. Оп. 7. Д. 46. Л. 13. Д. 291. Л. 1. Д. 313. Л. 6.].

Но в отличие от западных районов Российской империи в данное время в губернии не было случаев насильственной экспроприации церковных и монастырских землевладений, удалений неугодных священников. Требования крестьян в вероисповедной сфере носили сугубо антиклерикальный характер: предполагали отмену Закона Божьего в школе, содержали отказ от содержания церковно-приходских школ и причта[75 - 1905 год в Красноярске: Сборник документальных материалов. Красноярск, 1955. С. 179–181.].

Духовенство епархии достаточно активно включилось в политический процесс на стороне государственной власти. Священники не только организовывали проведение благодарственных молебнов, крестных ходов, но и сами участвовали в составлении списков избирателей, разъясняли сложную процедуру выборов, проводили собрания духовенства в благочиннических округах епархии, на которых определяли свою политическую платформу. В работе II Государственной думы, начавшей свою деятельность в марте 1907 г., депутатом от Енисейской губернии стал А. Бриллиантов, священник Минусинского Спасского собора[76 - Мирошникова Т.И. «Памятуя лишь о благе и пользе России…» (к 100-летию Государственной думы) // Проблемы демократии: история и современность: материалы науч. конф. с междунар. участием. Красноярск, 2006. С. 157, 158.].

Необходимо отметить, что в дальнейшем возможности самостоятельной политической деятельности депутатов были ограничены: они избирались от курии землевладельцев, поэтому большинство из них поддерживало кандидатов, выступающих за сохранение господствующего положения православия, государственную поддержку церкви. Таким образом, во время выборов в Государственную думу III созыва от «Союза русского народа» свою кандидатуру выставил священник В. Захаров. По результатам выборов его партия оказалась на втором месте[77 - ГАКК. Ф. П-64. Оп. 5. Д. 300. Л. 3.].

Революционные события 1905–1907 гг. значительно изменили отношение жителей региона к политическим процессам, происходившим в стране, и спровоцировали возникновение в Приенисейском регионе кризиса культурного и социально-политического доверия к религии, особенно к православию.

В начале ХХ в. во всей своей остроте проявились и внутрицерковные проблемы, а также противоречия между церковью и государством. Становилось ясным, что политика К.П. Победоносцева, направленная на сохранение существующих основ государственно-церковных отношений, обанкротилась, а также деспотические методы ее проведения в жизнь даже среди умеренного духовенства вызывали недовольство и критику. Все чаще стала высказываться и наконец открыто обсуждаться идея о неканоничности Петровской реформы церковного управления и о восстановлении патриаршества. Пути развития православной веры, формы и будущее государственно-церковных отношений открыто обсуждались и среди иерархов, и среди рядового духовенства, и среди интеллигенции. В частности, они активно обсуждались на религиозно-философских собраниях интеллигенции и богословов в Петербурге. По решению К.П. Победоносцева в 1903 г. собрания были закрыты.

25 января 1905 г. в Комитет министров от имени митрополита поступил особый документ под названием «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной церкви». В документе говорилось, что в результате введения веротерпимости старообрядцы и сектанты окажутся в более выгодном положении, чем господствующая церковь. И далее выдвигался целый ряд требований православной иерархии. Прежде всего, говорилось о необходимости освобождения церкви от слишком бдительной государственной опеки. Кроме того, в документе речь шла о воссоздании приходской организации, о разрешении церкви свободно приобретать имущество, об участии высшей иерархии в работе Государственного совета и Комитета министров.

«Вопросы» в значительной мере учитывали то, к чему стремилась церковная иерархия, и в гораздо меньшей мере – то, чего хотело от церкви правительство. Поэтому С.Ю. Витте, уже от своего имени, представил в Комитет министров записку «О современном положении Православной церкви». В записке говорилось о «вялости внутренней церковной жизни», упадке прихода, отчуждении прихожан от священников, оторванности духовенства от «волнующих общество интересов», отсутствии «живого проповеднического слова» и, наконец, об «узкобюрократическом характере деятельности» всего церковного управления. В записке особо отмечалась слабая подготовленность духовенства «к борьбе с неблагоприятными Церкви умственными и нравственными течениями современной культуры <…> Государству же нужна от духовенства сознательная, глубоко продуманная защита его интересов, а не наивная вера в современное положение»[78 - Витте С.Ю. О современном положении Православной Церкви // Слово. 1905. № 108, 28 марта.].

К.П. Победоносцев, ознакомившись с «Вопросами» Антония и запиской Витте, составил контрзаписку, в которой все предложения митрополита и Витте счел не только нежелательными, но и опасными. Основной огонь критики обер-прокурор направил против положения об ослаблении связи между церковью и государством. Но 17 апреля 1905 г. император подписал Указ о веротерпимости, а в Манифесте от 17 октября 1905 г. подтвердил намерения изменить церковную политику правительства. Все это заставило Победоносцева подать в отставку с поста обер-прокурора, который он занимал свыше 25 лет.

Отставка Победоносцева стала весьма благоприятным фактором для подготовки планов церковной реформы. По замыслу правительства важнейшие проблемы переустройства церкви мог решить церковный Собор. Этой мерой предполагалось оживить церковную жизнь и вновь подчинить влиянию церкви те слои населения, которые вышли из-под ее контроля. За созыв Собора выступали все основные группы духовенства, несмотря на острые разногласия по вопросу о его составе. Наиболее радикальными были взгляды, выражаемые группой петербургских священников, которая известна в тогдашней литературе как «группа 32-х». Она решила основать «Союз церковного обновления», чтобы от имени приходского духовенства высказывать свое мнение о предстоящей церковной реформе. «Обновленцы» выступили против синодальной формы правления, зависимости от государства, чрезмерной власти епископов. Члены «Союза» считали также необходимым ввести выборность всех церковных должностей снизу вверх.

17 декабря 1905 г. трех митрополитов – членов Святейшего синода вызвали к императору. На этой аудиенции они узнали, что император ничего не имеет против созыва Поместного собора. Им было рекомендовано создать при Синоде «Особое присутствие из представителей церковной иерархии и других церковных и светских лиц», которое должно обсудить все вопросы, подлежащие обсуждению на будущем Соборе. Особым рескриптом митрополиту Петербургскому Антонию от 27 декабря 1905 г. Николай II сообщал, что теперь согласен на то, чтобы в церкви «на твердых началах вселенских соборов» были проведены «некоторые преобразования».

14 января 1906 г. Синод вынес определение о создании Особого присутствия под председательством митрополита Антония для подготовки Собора. В состав Предсоборного присутствия вошли новый обер-прокурор А.Д. Оболенский (1905–1906 гг.) и его товарищ, ряд иерархов, священников-профессоров духовных школ и светских лиц, близких к придворным кругам.

Накануне открытия Предсоборного присутствия на страницах церковных журналов и разного рода сборников велись оживленные дискуссии о церковной реформе. Немедленно обозначились различные – как умеренные, так и радикальные – течения не только в общественном мнении, но и в среде духовенства.

Круг вопросов, который предполагалось обсудить в Предсоборном присутствии, начавшем работу 8 марта 1906 г., был следующим: 1) созыв Поместного собора, его состав и принципы работы; 2) реформа церковного управления; 3) вопросы веры; 4) миссионерство и отношение к другим конфессиям; 5) духовное образование.

Дискуссии в Присутствии велись в основном между «обновленцами» и «традиционалистами» во главе с епископами. Особенно острые споры развернулись по вопросу о составе Собора. Иерархи не возражали против участия в Соборе белого духовенства и мирян, но требовали, чтобы епископам был предоставлен решающий голос, а всем остальным – совещательный. Иерархия требовала также, чтобы каждому епископу в своей епархии было предоставлено право отбора представителей клира и мирян для участия в Соборе из числа избранных кандидатов. Против этого резко возражали «обновленцы», поскольку тем самым Собор будет дискредитирован в глазах церкви, потеряет свой нравственный авторитет.

Пока шли споры в Предсоборном присутствии, под натиском крайней реакции пало правительство Витте. В обстановке спада революции церковная иерархия перешла в наступление на обновленческое духовенство. 18-25 ноября 1906 г. Синод одобрил «Правила, определяющие отношение церковной власти к обществам и союзам, возникающим в недрах Православной церкви и вне ее, и к общественно-политической и литературной деятельности церковных должностных лиц». Согласно «Правилам…» все церковные общества и кружки были поставлены под контроль местного епископа, который в любое время мог их распустить. Кроме того, духовные лица не могли принимать участия в противогосударственных и противоцерковных партиях.

С приходом к власти П.А. Столыпина (1906–1911 гг.) правительство пересмотрело свое отношение к вопросу о Соборе. Свободно избранный Собор мог бы стать источником новых неприятностей для властей. Восстановление патриаршества, на чем настаивали иерархи, могло затруднить правительству контроль над церковными делами. По желанию императора работа Предсоборного присутствия была приостановлена до завершения работы в отделах, и многие вопросы остались незавершенными. Все материалы по его работе поступили в синодальный архив. Вероисповедные проблемы правительство рекомендовало обсудить в новом законодательном органе – Государственной думе. Сначала они обсуждались во 2-й, затем перекочевали в 3-ю Думу. Но большинство из них было заблокировано. Государственный совет одобрил только один из проектов – в 1911 г. – «Об отмене ограничений политических и гражданских, связанных с лишением или добровольным снятием духовного сана и звания». Однако император отказался его подписать.

Перед мировой войной установилось относительное согласие и внешняя гармония в церковно-государственных отношениях. Ярким выражением союза между самодержавием и Русской православной церковью стали торжества, посвященные 300-летию дома Романовых.

Отношения между Синодом и правительством вновь ухудшились в годы Первой мировой войны, что было связано с общим кризисом самодержавной системы в этот период.

Приближение к высшей власти «старца» Распутина и фактическая узурпация им обер-прокурорских функций стали последней и символичной точкой синодального периода государственно-церковных отношений, приведшей к полному разрыву церкви и монархии.

Свидетельством этого стало последнее при старом режиме заседание Синода – 26 февраля 1917 г., в последний день русской монархии. Товарищ обер-прокурора Н.Д. Жевахов предложил выпустить воззвание, которое должно явиться «грозным предупреждением Церкви, влекущим в случае ослушания церковную кару». Предложение было встречено без энтузиазма, иерархи заупрямились, и с воззванием ничего не получилось. Последними на этом историческом заседании были слова митрополита Петроградского Владимира (Богоявленского): «Когда мы не нужны, нас не замечают, а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью». Вместо этого 17 марта Синод одобрил решение великого князя Михаила передать вопрос о власти на усмотрение будущего Учредительного собрания, а 26 июля приветствовал наступивший час «всеобщей свободы России»[79 - Чумаченко Т.А. Государственно-церковные отношения в политической истории России. IХ–ХХ вв.: учеб. пособие. Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2008. С. 125–130.].

4. Специфика государственного регулирования религиозных процессов в истории России (1905–1917 гг.)

Начавшаяся Первая русская революция заставила власть приступить к практической деятельности. Вопросы вероисповедной реформы рассматривались на Особом Совещании под председательством главы Комитета Министров С.Ю. Витте. Участники признали и факт отставания российского законодательства от современных условий, и наличие административного произвола на местах в отношении верующих и общин неправославного исповедания. Первоочередной задачей объявлялся пересмотр постановлений вероисповедного законодательства[80 - Одинцов М.И. Русская православная церковь в ХХ веке: история, взаимоотношения с государством и обществом. М.: ЦИНО, 2002. С. 136.].

Рубежной вехой реформ государственно-конфессиональных отношений в России начала XX в. явились Указы от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» и 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», а также от 17 октября 1906 г. «О порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин». Указ от 17 апреля 1905 г. ввел ограниченную свободу вероисповедания, легализовал переход из православия в другие христианские конфессии, а также в нехристианство (для лиц, являвшихся православными не по внутреннему убеждению, а только формально-юридически), уравнял в правах старообрядцев и сектантов, исключая последователей «вредных» сект, приблизил их по правовому статусу к инославным. Манифест от 17 октября 1905 г. провозгласил свободу совести. Указ от 17 октября 1906 г. уравнял старообрядцев и вышедших из лона Русской православной церкви сектантов, исключая последователей «изуверных» сект, в правах с инославными, предоставил им право открыто исповедовать свою религию и объединяться в религиозные общества. Однако до полной реализации принципов свободы совести в российском законодательстве на этом этапе дело не дошло.

Таким образом, реформирование государственно-конфессиональных отношений в имперской России обусловливалось либеральными правоведами изменением формы государственного правления, преобразованием самодержавия в правовое конституционное государство. Между тем связь реформы государственно-церковных отношений с задачами демократизации политического режима, становившаяся все более очевидной для правоведов и политических деятелей в начале XX в., ставила под сомнение перспективу реализации в стране широкой свободы вероисповедания и особенно – свободы совести. Данное противоречие с особой силой проявилось в ходе дальнейшей разработки законопроектов, направленных на реализацию свободы совести в Министерстве внутренних дел и Государственной Думе после завершения Первой русской революции[81 - Сафонов А.А. Свобода совести и правовое государство в контексте реформ государственно-конфессиональных отношений в позднеимперской России // Гражданское общество в России и за рубежом. 2015. № 2. С. 34–38.].

Власть не могла не реагировать на происходящие события. В Основных законах Российской империи от 23 апреля 1906 г., в главе II «О правах и обязанностях российских подданных», было закреплено, что «российские подданные пользуются свободой веры. Условия пользования этой свободой определяются законом». То есть законодатель побоялся использовать термин «свобода совести», не говоря уже о том, чтобы отказаться от господствующей Церкви[82 - Основные государственные законы от 23 апреля 1906 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. III. СПб., 1909. Т. XXVI. Отд. I. № 27805.].

В начале нового века дискуссия о свободе совести и веротерпимости оказалась в центре общественных интересов. В общественных кругах, на страницах печати начинают активно обсуждаться проблемы веротерпимости и свободы совести, сами эти понятия, которые до того зачастую использовались как синонимы, разводятся по смыслу. Взгляд общества на эти вопросы становится гораздо более широким, чем в предшествующие годы.

Анализируя последствия системы «союза церкви и государства» на основании результатов ее применения в России, еще один православный (но с обновленческой ориентацией) автор М. Лебедев (Казанская духовная академия) отмечал, что «осуществление принципа свободы совести <…> единственный выход из царства лжи и смерти, в который попадает «господствующая Церковь». Понятие же свободы совести, по мнению этого автора, неразрывно связано с основами христианства[83 - Лебедев М. Взаимные отношения церкви и государства по воззрениям славянофилов (опыт оправдания системы отделения церкви от государства). Казань, 1907. С. 300–348.].

Правящие круги в самом начале XX в. осознали необходимость скорректировать вероисповедную политику, в условиях модернизации страны, бурного экономического развития, нарастания революционных настроений правительство уже не могло игнорировать требования уравнять в правах все конфессии. По мнению современных исследователей, в этот период «скрыть факт банкротства государственной церковной политики было невозможно»[84 - Одинцов М.И. XX век в российской истории (Государство. Церковь. Народ) // Религиоведение. 2001. № 1. С. 27.].

Кризис российского самодержавия, проявившийся в начале XX в. и в экономике, и в политике, и в сфере социальных отношений, не мог не отразиться на положении главной конфессии страны – Русской православной церкви, являющейся не только религиозной деноминацией, но и особым ведомством православного вероисповедания. Неслучайно в начале XX в. четко определились два неразрывно связанных направления предстоящих реформ: реформы внутри Русской православной церкви и реформы государственной вероисповедной политики в сторону если не свободы совести, то, по крайней мере, веротерпимости.

Изначально власти пытались обойтись «охранительными мерами». Так, по указанию императора в 1902 г. начинается разработка манифеста, в котором предполагалось обозначить основные направления преобразований во внутренней политике. Преобразования должны были затронуть и церковную политику, поскольку признавалась ее значимость в деле «охранения» основ существующего строя. В разработке манифеста ведущая роль отводилась Министерству внутренних дел (МВД)[85 - Одинцов М.И. Вероисповедные реформы в Государственной Думе (1906–1917 гг.): надежды, дискуссии и исторические уроки // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты: сб. статей. Вып. 3. М.: Российское объединение исследователей религии, 2006. С. 489.].

Высочайшим манифестом от 26 февраля 1903 г. император поставил перед Комитетом министров вопрос о послаблении ограничений для старообрядцев и других неправославных подданных империи (в том числе сектантов-штундистов и др.). Манифест содержал положения, призванные облегчить существование штундистов, баптистов и евангельских христиан: «Укрепить неуклонное соблюдение властями, с делами веры соприкасающимися, заветов веротерпимости, начертанных в Основных законах Российской империи, которые, благоговейно почитая Православную церковь первенствующей и господствующей, предоставляют всем подданным наших инославных и иноверных исповеданий свободное отправление их веры и богослужения по обрядам оной». Ограничениям должны были подлежать лишь секты, приносящие вред общественному порядку или государству. Митрополит Антоний (Вадковский) – один из независимо мыслящих иерархов церкви – с советниками начал совместную работу с Комитетом министров по созданию пакета законов для установления веротерпимости и восстановления церковной автономии[86 - История религий в России: учебник / под общ. ред. Н.А. Трофимчука. М., 2002. С. 352.].

12 декабря 1904 г. был опубликован Императорский указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», в котором содержались идеи об устранении стеснений в религиозном быте лиц иноверных и инославных исповеданий, он обещал свободу неправославным конфессиям, как только будет разработано законодательство. Высочайше утвержденным 11 февраля 1905 г. Положением Комитета министров о порядке выполнения п. 6 Указа от 12 декабря 1904 г. было постановлено о немедленном прекращении действия всех принятых по делам религиозного свойства в административном порядке мер взыскания. Комитет министров принципиально высказался за безусловную веротерпимость, за устранение в законодательстве всякого рода принудительных мер со стороны светской власти в области веры. Комитет министров признал недопустимость ограничений прав в зависимости от религиозных убеждений и насильственного прикрепления верующих к определенной религии.

Циркуляром МВД от 19 февраля 1905 г. предложено было губернским начальствам «без замедления» принять меры к устранению административных стеснений в области религии и к освобождению тех лиц, которые подверглись по такого рода делам ограничениям или взысканиям в административном порядке. Подобные же меры были приняты и Министерством юстиции. По мнению либерально мыслящих и оппозиционно настроенных по отношению к самодержавию современников, опубликование таких циркуляров имело, «прежде всего, целью успокоить общественное мнение, убедить общество, что правительством приняты все надлежащие меры для устранения по крайней мере в будущем столь многочисленных прежде административных злоупотреблений…»[87 - Федоров В.А. Русская православная церковь и государство [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/russkaja-pravoslavnaja-tserkov-i-gosudarstvo/9 (дата обращения: 24.06.2017).].

Изданию именного Высочайшего указа Правительствующему сенату от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» предшествовало обсуждение в Комитете министров вопросов, вытекающих из п. 6 Именного Высочайшего указа от 12 декабря 1904 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», этому обсуждению Комитет посвятил шесть заседаний в январе – марте 1905 г. На первых четырех заседаниях были рассмотрены общие вопросы веротерпимости и вопрос об отпавших от православной веры, а также выработаны главные положения о правах старообрядцев и сектантов; на двух последних заседаниях обсуждались вопросы, касающиеся инославных христианских и иноверных нехристианских исповеданий. На этих заседаниях было подтверждено прежнее господствующее положение православной церкви: «Неизменно подлежат сохранению и на будущее время преимущества, главным образом придающие православной церкви значение господствующей: принадлежность к ней государя Императора, свобода привлечения последователей и получение денежных средств для удовлетворения своих нужд из общегосударственных доходов»[88 - Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1905–1907 гг. СПб.: Синод. типография, 1910. С. 15; Софронов В.Ю., Фефелова О.А., Силин Н.Н. Деятельность Русской православной церкви после принятия Правительствующего указа 17 апреля 1905 года (по материалам Тобольской епархии) // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2012. № 9. С. 21–28.].

Сам факт обсуждения подобных вопросов, по мнению консерваторов, когда государственные интересы признавались первостепенными в сравнении с церковными, знаменовал начало отделения церкви от государства[89 - Айвазов И. Новая вероисповедная система Русского государства. М., 1908. С. 7.].

Результатом работы, проходившей внутри Комитета министров, стал Императорский указ «Об укреплении начал веротерпимости», который был издан под давлением нарастающего оппозиционного общественного мнения, требований свобод 17 апреля 1905 г. и соответствующие ему Положения Комитета министров «Об укреплении начал веротерпимости».

Для своего времени это был огромный шаг вперед в развитии «религиозного законодательства». Вероучения, ранее объединявшиеся под наименованием «раскол», получили ряд послаблений в новом законодательстве. Почти во всех отношениях старообрядческие и сектантские общины были уравнены с ранее признанными государством христианскими церквями. Старообрядцы-поповцы стали официально именоваться не раскольниками, а старообрядцами. Отменялись ограничения для старообрядцев и сектантов на поступление их на государственную службу. Но старообрядческое и сектантское духовенство не получило права на официально признанное употребление духовных званий и титулов[90 - Красножен М. Новейшее законодательство по делам Православной Русской Церкви. Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1909. С. 10–14.].