Святые в истории. Жития святых в новом формате. XX век

Спал отец Иоанн мало, примерно три-четыре часа, питался скромно, хотя, как он сам говорил о себе, «никогда не показывал себя ни постником, ни подвижником».

Знаменитый профессор душевных и нервных болезней Иван Алексеевич Сикорский писал об Иоанне Кронштадтском: «Несмотря на свои шестьдесят три года, он выглядит человеком, имевшим не более сорока пяти лет: он постоянно бодр, свеж, неутомим. Недостаточный сон и крайнее напряжение сил, которое требует его сложная миссия, не только не оказывают вредного воздействия на его здоровье, но, по-видимому, только укрепляют и закаляют его на новые подвиги».

Во время Великого поста отец Иоанн отменял поездки в Петербург и по вечерам принимал исповедь в Андреевском соборе. Иногда исповедь длилась с двух часов дня до двух ночи с небольшими перерывами, но принять всех желающих просто физически было невозможно – люди ехали исповедоваться в Кронштадт к отцу Иоанну со всей России. С какого-то времени на правах настоятеля отец Иоанн ввел у себя в храме общую исповедь – новое и исключительное явление в русской церковной жизни.

«После полного окончания литургии батюшка обратился к народу со словом, главное содержание которого – призывание всех к покаянию. Говорил он около часа времени, и речь его дышала искренностью и, как таковая, производила глубокое впечатление на народ. Окончив проповедь, он властным голосом сказал:

– Кайтесь все во всех грехах своих без утайки.

Сам же, воздев руки, поднял глаза к небу и начал молиться Господу Небесному о ниспослании прощения грехов грешному народу.

Трудно описать волнение, охватившее присутствовавших…

Поднялся общий вопль, все более и более усиливающийся. Все начали громко называть свои грехи, ибо каждый был занят самим собою и не слушал других. Батюшка окончил свою молитву, но плач и крик не прекращались. Он смотрел пристально то направо, то налево, смотрел на отдаленных, обращался к кому-то со словами „Кайся!“, „Смотри, не делай больше так!“ От этих его действий народ еще больше плакал…» (Поездка в Кронштадт. Из воспоминаний И. Княгницкого).

Имя отца Иоанна не сходило с газетных страниц. Его враги и тайные недоброжелатели (а их было очень много) словно соревновались друг перед другом в злословии и клевете.

«…Смущали их и карета, в которой ездил отец Иоанн, и собственный его пароход, и шелковые рясы, и бриллиантовые кресты, которые он носил. О, близорукие люди! Они не знали, что для самого отца Иоанна шелк имел такое же значение, как и рогожа; что бриллианты для него были не дороже песка, который мы попираем ногами, что все подобные знаки почитания и любви он принимал не для себя, а ради любивших его, дабы не оскорбить их добрые чувства к нему и расположение к тому святому делу, которому служил он всю жизнь свою», – с горечью писал об этом митрополит Антоний (Храповицкий).

Особенно много неприятностей доставляли отцу Иоанну его особо рьяные почитатели, которых пресса окрестила «иоаннитами». В своем преклонении они зашли так далеко, что во всеуслышание называли отца Иоанна новым воплощением Иисуса Христа, Господа Саваофа или пророка Илии. К началу XX века из иоаннитов образовалась особая секта (у них была даже своя «Богоматерь» – Порфирия Киселева), которая не подчинялась ни церковным властям, ни самому Иоанну Кронштадтскому.

Называя себя «апостолами батюшки Иоанна», иоанниты разъезжали по российской глубинке, последними словами клеймили Церковь и духовенство и превозносили отца Иоанна Кронштадтского как «единственного» в России правильного пастыря. Они призывали неграмотный народ в деревнях бросать работу, продавать дома и ехать спасаться в Кронштадт – этот «второй Иерусалим».

По просьбе Священного Синода отец Иоанн несколько раз самолично разбирался с нелепыми баснями, делал публичные заявления, что он не имеет никакого отношения к «невежественным и неосмысленным» людям, но ересь иоаннитов оказалась на редкость живучей.

К сектантам примкнули многочисленные мошенники, которые «причащали» в глубинке доверчивый народ святой водой из Андреевского собора – «всего по рублику», торговали песком, по которому якобы ходил отец Иоанн, и под видом пожертвований для батюшки вымогали деньги. В Кронштадте появились якобы «филиалы» Дома трудолюбия, приюты и частные работные дома, где эксплуатировался детский труд. Громкие скандальные истории выходили на поверхность – и снова в них звучало имя кронштадтского пастыря, раздражая церковные власти и вызывая насмешки либеральной общественности.

Конечно, больше всех от иоаннитов и, в особенности от иоанниток, настрадался сам отец Иоанн – обезумевшие женщины даже кусали его в храме во время причастия, чтобы «причаститься святой кровью».

Сильно возмутил отца Иоанна получивший широкое распространение в народе акафист, сочиненный неким крестьянином Иваном Пономаревым, в котором кронштадтский пастырь воспевался как «Бог во плоти», «Судия всему миру», «Триединый Господь». Отец Иоанн ответил сочинителю публично, напечатав в 1903 году в газете «Костромские ведомости» открытое письмо: «Чего, чего ты не нагромоздил, каких неподражаемых богохульств? Никакому здравомыслящему человеку читать невозможно бесчисленных несуразностей в твоем книгомарательстве».

К началу XX века популярность отца Иоанна в России достигла невероятных масштабов: народ почитал его, как нового Николая Чудотворца, и, может быть, даже еще больше, ведь чудеса происходили у всех на глазах. В каждом городе на ярмарках продавались большие фотографии отца Иоанна с надписью «Дорогой батюшка», платки, кружки и другие сувениры с его изображением, открытки с видами Кронштадта и Андреевского собора, Чехов писал после поездки на Сахалин: «В какой бы дом я ни заходил, я везде видел на стене портрет отца Иоанна Кронштадтского».

Выходили в свет книги, брошюры и даже журнал с рассказами о чудесах кронштадтского пастыря, рассчитанные в первую очередь на невежественных читателей.

Как рассказывает епископ Серафим (Чичагов), однажды обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев, обеспокоенный немыслимой популярностью кронштадтского пастыря, вызвал его в Петербург и спросил:

– Ну вот, вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите; многие так начинали, как вы, а вот чем-то кончите?

– Не извольте беспокоиться, – ответил дивный батюшка в своей святой простоте, – потрудитесь дождаться конца!

За несколько лет до кончины на отца Иоанна было совершено покушение, о котором он не велел никому говорить, опасаясь погромов и беспорядков. В тот день, как обычно, после службы его повезли к больному. «На заклание меня везете», – несколько раз повторил по дороге отец Иоанн своим спутницам, но они не придали значения его словам. Когда вошли в квартиру, хозяева пропустили первым в комнату отца Иоанна и быстро заперли дверь на ключ, оттеснив сопровождающих. Женщины заподозрили неладное, побежали за кучером. К счастью, кучер оказался человеком богатырской силы: он вышиб дверь плечом и увидел, как какие-то изуверы пытаются задушить отца Иоанна подушками. Кучер разбросал убийц и на руках отнес почти бездыханного священника в карету.

«Однажды я приехал к нему, а он был очень болен. Матушка, жена его, говорит, что завезли его в какую-то трущобу и там жестоко избили, – вспоминает священник Василий Шустин. – Матушка вообще мало нам рассказывала про жизнь отца Иоанна. Называла она его „брат Иоанн“, так как и в действительности он никогда не был ее мужем. Она хотела даже разводиться с ним и подавала на него в суд. Но он был непреклонен, и она смирилась. Теперь она тоже состарилась, у нее болели ноги, она не могла самостоятельно передвигаться, но о себе не заботилась, а только о „брате Иоанне“.

После покушения отец Иоанн долго болел и так до конца не поправился. Но больше всего его мучило другое: обладая даром прозорливости, он понимал, какие страшные беды принесет начавшаяся в России революционная смута.

И. К. Сурский вспоминает одну из пророческих проповедей отца Иоанна во время службы в подворье Леушинского монастыря:

«– Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себе не можете!

Он не говорил, а кричал, поднимая руки кверху. Впечатление было потрясающее, ужас овладевал присутствующими, в храме раздавались вопли и рыдания. Мы с женой недоумевали, что же это будет: война, землетрясение, наводнение? Однако по силе слов пророка мы понимали, что будет много ужаснее… Игуменья же Таисия, восьмидесятилетняя старица, спросила отца Иоанна:

– Когда же, батюшка, это время будет?

– Мы с тобой, матушка, не доживем, а вот они, – он указал на монахинь, – доживут.

Теперь же все, конечно, понимают, про какое время говорил отец Иоанн».

В дневниковых записях Иоанна Кронштадтского за май – ноябрь 1908 года («Предсмертный дневник») много размышлений и молитв о будущем России: «Господи, Владыко царств и народов! Разгони вскоре изменническую Думу Государственную… избери угодных Тебе людей. Господи, вразуми студентов, вразуми власти, дай им правду Твою и силу Твою, державу Твою».

Иоанниты распространяли по России слухи, что отец Иоанн Кронштадтский – бессмертный, а сам он все чаще говорил близким: «Я должен буду скоро оставить эту землю».

С начала 1905 года отец Иоанн почти все время болел, но, несмотря на постоянные боли и слабость, все так же ежедневно служил в Андреевском соборе.

Летом 1908 года отец Иоанн попросил докторов откровенно высказаться о состоянии его здоровья, и по результатам осмотра ему было рекомендовано отказаться от совершения богослужений и как можно больше времени проводить на свежем деревенском воздухе.

«…От богослужений, от постов и молитв за болящих никогда не откажусь, покуда болезнь окончательно не прикует меня к постели, – сказал отец Иоанн, выслушав докторов. – Только один из ваших советов я исполню: поеду, как и каждый год, в Архангельскую губернию».

Но летом 1908 года отец Иоанн так и не доехал до Суры, а сделал «малый круг» по Волге, посетив Леушинский Иоанно-Предтеченский монастырь (в деревне Леушино Новгородской губернии) и Вауловский Успенский скит Свято-Иоанновского женского монастыря в Ярославской губернии.

«Он был уже очень слаб, почти ничего не мог кушать, мало разговаривал… но служил ежедневно в соборном храме», – вспоминает настоятельница Леушинской обители матушка Таисия (Солопова), духовная дочь и многолетний друг отца Иоанна.

10 декабря отец Иоанн отслужил свою последнюю в жизни литургию в Андреевском соборе, причем заключил ее «довольно пространным словом, хотя и… был настолько слаб, что его вынесли из собора на руках».

Отец Иоанн Кронштадтский скончался утром 20 декабря 1908 года в Кронштадте на 80-м году жизни и был похоронен в Петербурге, в основанном им Иоанно-Богословском монастыре.

Его похороны не поддаются описанию – рыдала вся Россия.

После смерти отца Иоанна Кронштадтского многие стали говорить о том, что одно из главных его чудес – он сам, пытались разгадать загадку появления святого такого масштаба в России как раз накануне революции.

Писатель Борис Константинович Зайцев «глазами ребенка» дает ключ к разгадке этой тайны, вспоминая о посещении в 1895 году отцом Иоанном Кронштадским Калужской гимназии (писатель тогда был гимназистом): «Помню его подвижное, нервное лицо народного типа с голубыми, очень живыми и напряженными глазами. Разлетающиеся, не тяжелые с проседью волосы. Ощущение острого, сухого огня. И малой весомости. Будто электрическая сила несла его. Руки всегда в движении, он ими много жестикулировал… В памяти моей теперь представляется, что он как бы пролетел по шеренгам и унесся к новым людям, новым благословениям… Так огромный электромагнит заставляет метаться и прыгать стрелки маленьких магнитиков».

Заряд веры… В святом Иоанне Кронштадтском он был такой силы, что его хватило не только на современников, но и на несколько последующих поколений, которым предстояли времена гонений.

В июне 1964 года в Нью-Йорке Собор епископов Русской Православной Церкви Заграницей признал «праведного отца Иоанна Кронштадтского Божиим угодником, причисленным к лику святых, в земле Российской просиявших». 8 июня 1990 года отец Иоанн Кронштадтский был прославлен Русской Православной Церковью для общецерковного почитания.

Преподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна (1864-1918)

В моей жизни было столько радости, в скорби – столько безграничного утешения, что я жажду хоть частицу этого отдать другим.

1 января 1891 года, великая княгиня Елизавета Федоровна наконец-то набралась решимости написать отцу, великому герцогу Гессен-Дармштадтскому Людвигу IV о своем намерении перейти в Православие. «Я все время думала и читала, и молилась Богу указать мне правильный путь и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога…», – писала Елизавета Федоровна или, как звали ее домашние, – Элла.

Она выросла в семье лютеран и не хотела признанием в любви к «русской вере» причинять боль родным – отцу, бабушке, королеве английской Виктории, брату Эрнесту, сестрам Виктории, Ирене и Алисе. Но откладывать признание было невозможно и нечестно.

Осенью отец приезжал в Россию, гостил у них с мужем в подмосковном имении Ильинском, но серьезного разговора о вере как-то не получилось. Может, и к лучшему? В письме можно найти более точные, убедительные слова…

«…Это было бы большим грехом оставаться так, как я теперь – принадлежать к одной Церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж. Вы не можете себе представить, каким он был добрым, что никогда не мог принудить меня никакими средствами, представляя все это совершенно одной моей совести».